Тринитророк-н-ролл

Выстлан стол был листьями. И, пока солнце опускалось за третий горизонт, я пил ясеневый сок и слушал джаз. А эта беседка стоит тут с тех времён, когда джаза не было, а ясеневый сок могли пить только короли. Звезда подкрадывалась – подкатывалась – к краю леса, и почему-то хотелось плакать. Возможно, в прошлой жизни я был иголкой на верхушке сосны, и солнце, падая, всякий раз обжигало меня? Беседка была каменной. Без колонн с коринфскими капителями, без подражаний грекам или китайцам, сложенная из грубого гранита, она была похожа на маленькую крепость на вершине холма. Гранит, радиация – к чёрту. Я не люблю джаз. Но когда джаз смешивается с ясеневым солнцем и закатным соком, получается что-то другое, новое, удивительное. - Ты снова здесь. Я обернулся. Она была старше меня, но выглядела лучше: то ли ей удавалось получать удовольствие от жизни, то ли я в своём тихом блюзовом безумии спешил к смерти шагами по двенадцать тактов. - Не могу не приходить сюда. Мне лучше, когда становится темнее, и это солнце… оно садится… это как жжёт после таблетки: знаешь будет лучше. - Маленький и глупый, - она устало положила руку мне на голову. Ласкова. – Завтра будет то же самое. Зачем ты это делаешь? А я ведь уже говорил ей. Не понимает просто. А камень, заворачиваясь в тени, темнеет быстрее, чем небо, и звучат последние такты их последней песни – «Empty Basket». Под неё уже не танцуют, но просто стоят и смотрят, и ждут соло на трубе. Оно несложное, но красивое, - и потом все хлопают, обнимаются и расходятся кто куда. Она улыбнулась мне. - Вечно ты такой задумчивый. Не буду отвлекать. Ушла. Я любовался тёмными волосами, а потом – деревьями, за которыми она скрылась. Не хотелось ничего. Вылизаться – и спать. Я спрыгнул со стола. 19 минут.