Грани мироздания.

Прошло две недели. Под кроной душистого, густолиственного дуба, в позе лотоса, восседала миловидной внешности девочка. Ее белоснежного цвета локоны развивал легкий ветерок, а подол голубого сарафана то и дело скользил по молочной коже ног, щекоча своей невесомой материей. Миорай сосредоточенно прикрыла веки, выставив перед собой руку с выпрямленными средним и указательным пальцами, улавливая мимолетное движение чакры в своем окружении. Она чувствовала, как в метре от нее вспорхнула птица с ветки, сбрасывая ссохшуюся кору и пару почек, а приблизительно в ста метрах по лесу передвигался небольшой отряд шиноби из пяти человек. Судя по неравномерному потоку чакры в их телах, они возвращались со своей миссии. Один из них хромал на одну ногу и резерв его сил был черезчур мал, но все же, он стойко передвигался по широким ветвям деревьев, всеми силами стараясь не быть обузой своей группе. Сенджу улыбнулась краешком пухлых губ, воодушевляясь силе духа шиноби, но не успела она перевести дыхание, как почувствовала едва уловимый поток чакры в двадцати метрах от ее места локации. Миорай чувствовала приятное тепло от ее света, медленно окутывающее сознание, и по телу прошелся поток мурашек. Хотелось коснуться ее, слиться с ней воедино и погрузиться с головой в это приятное чувство наслаждения, но здравый смысл взял вверх над чувствами и голубоглазая укорила себя за столь позорные мысли, недопустимые для шиноби. Миорай прикусила ноготь, перебирая в голове всех своих знакомых с подобной чакрой и, как на зло, в мыслях всплывали лишь образы братьев Учиха. Прислушавшись к своим ощущениям, девочка пришла к мысли, что такие эмоции она испытывала лишь со своим сенсеем. Но это было весьма и весьма редко, ведь даже в ее присутствии, брюнет тщательно подавлял свою чакру. Причина столь странных действий ей была не известна, да и по большому счету, Сенджу не стремилась разузнать ее, оставляя Итачи-сана наедине со своими тараканами в голове. Распахнув свои очи, длинноволосая вдохнула воздуха в легкие, а после, с ухмылкой на лице, произнесла в тишину леса: - Итачи-сан, я чувствую вас. Можете не скрываться за тем деревом. В ответ ей лишь прогремело молчание, подавляемое шорохом куста можжевельника, из которого выпрыгнул шустрый детеныш зайца, сверкая своей серой шёрсткой под переливающимися лучами солнца, пробивающиеся сквозь широкие кроны деревьев. Девочка сложила руки на груди, выжидающе смотря впереди себя на пустеющую тропку, стоптанную отрядом медиков, что часто брели в гущу леса за травами и кореньями для настоев и лекарств. Можно было подумать, что блондинка ошиблась, и та тень была лишь взметнувшей вверх очередной стаей птиц, но непоколебимый взор голубых глаз в купе с нахмуренным лбом говорили лишь об уверенности ее в своих силах. Не прошло и двух минут, как пустеющую глушь огласил приятный, мужской баритон, приправленный ноткой усмешки и признания. - Молодец, Миорай, ты меня поймала, - начал он весьма поощрительно, но после, его лицо резко ожесточилось, а алеющий в глазах шаринган зловеще сверкнул в тени деревьев, - Но ты не усвоила мои уроки по гендзюцу. Если бы мы были врагами, ты была бы уже убита. - О чем вы говорите? – недоуменно воскликнула девочка, - Я не смотрела вам в глаза, что бы попасть в иллюзию, сенсей. - Необязательно смотреть в мой шаринган, что бы попасть в гендзюцу, - юноша развел руки в стороны, разделяясь на множество птиц, оглушающих своим криком всю окружающую местность, от чего Миорай лишний раз сморщилась. - Но... Когда? - С самого начала, - его голос эхом прошелся по лесу, а небо вокруг превратилось в красное полотно, резко контрастируя с черной, будто усеянной черными пятнами, землей. Деревья вокруг превратились в пепелища, представляя собой картину безжизненно оголенных корней, обожженных и обугливающихся. Палящее солнце оставляло ожоги на оголенных участках кожи девочки, и Сенджу, сжав зубы от нестерпимой боли, испуганно искала в иллюзии своего учителя. - Итачи-сан... Мне больно. - Ты должна выбраться сама. Его слова прозвучали, как приговор, и белокурой ничего не оставалось, кроме как полагаться только на свои силы. Сложив руки в печати и вложив в нее свою чакру, она громко крикнула: - Кай! Но ничего не произошло. А с неба ливнем шел кровавый дождь, скатываясь по ее щекам и волосам, превращая некогда белоснежные локоны в красный цвет. Теплая, алая жидкость стекала по ее лицу, просачиваясь в каждый уголок тела, согревая и пронося в душу поток отвращения и страха. Стряхнув с ладоней чужую кровь, девочка вновь и вновь старалась вырваться из иллюзии, но все было тщетно. Под ее ногами хлюпала скопившаяся жидкость и металлический запах, буквально, разъедал маленький носик девочки, доставляя очередной дискомфорт. - Сенсей... Что вы делаете? Миорай посмотрела на свои красные руки, с фаланг которых капала алая жидкость, и девочке на секунду показалось, что она убила, по меньшей мере, сотню людей. К горлу подступил истошный крик, застрявший где-то между трахеей и легкими. Слезы потоком лились из ее глаз, сливаясь с кровами дорожками чужой крови, и голубые глаза в страхе молили о пощаде. - Пожалуйста... Не надо... Она осела на залитую кровью черную землю и некогда прекрасный голубой сарафан окрасился в багровый цвет смерти. Сенджу безудержно стирала с лица и плеч горячую жидкость, что разъедала ее нежную кожу, задевая ранее опаленные солнцем ожоги, а после сдирала с рук кожу, обнажая мышцы и кости. Крик боли и отчаяния прошелся по бескрайней пустоте иллюзорного мира, на миг оглушив пространство, а после, судорожные всхлипы и рев затопили собой все ее мысли. - Больно... Итачи-сан... За что? Ее душа разрывалась, оставляя лишь оголенный провод, и сердце обливалось кровью, уже не имевшее сил чувствовать. Боль оглушала меркнувшее в бреду сознание, сковав судорогой, а крики отчаяния заполнили все естество, сжигая изнутри. Крик в пустоту... Учиха не слышит ее, выстроив вокруг себя непробиваемую стену безразличия и безмолвия, а мир вокруг нее крошился и рушился, оставляя руины некогда выстроенных чувств и любви к своему единственному, по настоящему близкому человеку. Со стороны пронеслись с огромной скоростью кунаи, врезаясь в залитый кровью хрупкий стан Миорай, обрушаясь на нее очередным раскатом боли, и сознание ребенка, не выдержав всей этой агонии, в спасении провалилось во мрак. - Ты должна стать сильной, Мио.

***

Миорай лежала на своей мягкой, теплой кровати, в бессознании роняя соленые слезы на уже, порядком, намокшую подушку. Порой из ее сухих, потрескавшихся от беспорядочных рыданий губ, слетали хриплые выдохи боли, а тело тряслось и покрывалось гусиной кожей, но все это было мелочью в сравнении с тем, что творилось у нее на душе. Учиха с тоской оглядывал каждый миллиметр родного лица, смахнув пальцем дорожку слез с мягких щек, что держали путь из покрасневших глаз. Он мучал ее пять минут в Цукиёми, беспощадно терзая сознание и душу, кромсая все самые светлые чувства и любовь девочки в порошок. - Прости меня, Миорай. Я виноват перед тобой. Надеюсь, ты возненавидишь меня или забудешь, как ночной кошмар. Ты станешь достойной куноичи, как и мечтала, я убежден в этом... И, знаешь, я бы многое отдал, что бы увидеть это. Учиха проследил за медленно скатывающейся слезинкой с прикрытых глаз девочки, что всегда светились радостью и счастьем, а теперь были пусты и безжизненны, как и его сгоревшая душа. Он всегда был рядом с ней, пусть и на расстоянии, оберегая и в любую минуту готовый прийти на помощь. Она стала ему младшей сестрой, что порой донимала ни хуже Саске, но игривость и доброта в ее небесном взгляде всегда усмиряли его гордый нрав, магическим образом затрагивая струны, казалось бы, мертвой души. АНБУ поднялся с насиженного места, склоняясь над бледным лицом своей ученицы, даря последний, пропитанный слезами и горем, нежный поцелуй в лоб. - Прощай.

***

- Саске-кун, ты сегодня такой задумчивый, может, сходим куда-нибудь? Очередная фанатка уже битый час трепала нервы мальчику, державшемуся из последних сил сугубо на силе воли и железной выдержке клана Учиха. Шатенка, не сдаваясь, трещала о своих любимых цветах, о том, какую еду любит, сколько раз в день тренируется и какие все девочки говно в сравнении с ней. Столь богатый словестный понос мог прервать только разве что кунай в лоб, но что-то подсказывало брюнету, что и это не поможет. - Нет. Сколько раз он уже говорил это чертово междометие, один хрен знает, только толку с этого было, как с козла молока. Девочка обиженно надула тонкие губы, раздосадованная очередной неудачей. Но былая хмурость прошла, стоило только ей еще раз взглянуть в прекрасное лицо своего кумира. Темные волосы блестели под бликами уходящего солнца, белая чистая кожа оттеняла прекрасный цвет его черных глаз, что в задумчивости всматривались в пейзаж за окном. Он казался принцем в ее грезах, да и, по большому счету, не только ее. Учиха подпер рукой щеку, раздумывая над недавним разговором с отцом о своей успеваемости. Фугаку прямым текстом указал на недостатки своего сына, делая акцент на то, что бы в конце зачетной недели его младший сын принес превосходные результаты тестирования. Саске добился своего, тренируясь днями на пролет в ниндзюцу и тайдзюцу, а так же технике метания. В его потоке для него не было соперников, все обучались достаточно посредственно, в сравнении с ко всему подготовленным Учиха. Лишь Сенджу могла составить ему конкуренцию, доблестно справляющуюся со всеми задачами, являясь при этом самой лучшей ученицей среди девочек. И это было само собой разумеющееся, если учесть тот факт, что ее личным учителем являлся никто иной, как его собственный старший брат – гений клана Учиха. - Итак, класс, вы хорошо потрудились за эти две недели и собрание учителей выставило вам оценки, - по помещению прошелся гомон обреченных вздохов, но их прервало настойчивое покашливание со стороны Умино, - Тихо! Сейчас я раздам ваши листки. Узумаки распластался по парте, как желе, стыдливо пряча свое раскрасневшиеся лицо за складками кофты. Его результаты были ужасны! Начиная с техники метания и заканчивая тайдзюцу. Как бы не старался блондин, все его усилия оборачивались смехом со стороны одноклассников и лишь его верная подруга Сенджу всеми силами старалась подбодрить его и утешить, за что мальчик был ей безмерно благодарен. Вот только сейчас, сидя на своем привычном месте, блондин заметил одну очень важную деталь. Миорай не было. Она не пришла ни утром, ни днем, и даже сейчас не пришла забрать свой табель. Узумаки прекрасно знал, что девочка никогда не прогуливает учебу, она всегда горячо отдавала себя обучению в академии, не понимая, как можно прогуливать столь важные занятия. Саске тоже давно заметил отсутствие блондинки, но в отличие от Наруто, вел себя весьма сдержанно и не запаривался над этим. - Эй, Саске, ты знаешь, что с Миорай-чан? - Откуда мне знать, придурок. - Ты кого придурком назвал, жопа с ушами? - А ну заткнулись оба! Ирука-сенсей сурово зыркнул в сторону своих учеников, звучно хлопнув табелем успеваемости перед лицами ребят. Мельком взглянув на пустующее место между мальчиками, шатен произнес: - Кто из вас двоих отдаст табель Сенджу? - Давайте мне, Ирука-сенсей, я зайду к ней после занятий. - Хорошо.

***

Узумаки уже долгое время тарабанил в дверь дома Сенджу, выкрикивая ругательства и недовольство в сторону подруги. Но ответом ему была оглушающая тишина вокруг и холодный вечерний ветер только усугублял нехорошее предчувствие. - Миорай-чан, я сейчас выломаю дверь, если ты мне не откроешь. Блондин устало провел пятерней по волосам, подавляя внутри себя скребущееся чувство тревоги, а после, прошелся с другой стороны дома, где, как он уже знал заранее, находилась спальня альбиноски. Воровато заглянув в открытое окно, из которого ветром выбило тюль, Наруто запрыгнул в знакомую ему комнату подруги. Миорай лежала неподвижной куклой на своей кровати, метаясь из стороны в строну, сжимая своими маленькими ручками простынь до такой степени, что та разрывалась по швам. Из носа девочки струйкой текла кровь, теряясь в белесых волосах, а Узумаки стоял столбом посреди комнаты, не зная, что делать. - Миорай-чан! Миорай-чан, что случилось? Мальчик тряс ее за плечи, стараясь привести в чувства, но та не просыпалась, и страх за нее возрастал с невероятной силой. - Что же делать? Черт, Миорай, приди в себя. Длинноволосая свисала с его рук мертвым грузом, шепча непонятные ему фразы, из которых он мог понять только куски слов: « За что?», «Пожалуйста», «Больно...». Взвалив себе на спину не шибко легкое тельце малышки, ввиду их схожей комплекции и возраста, Узумаки с невероятной скоростью выбежал из ее дома, направляясь в сторону госпиталя. - Ну, Миорай-чан, я тебе устрою, когда ты придешь в себя. Наконец, запыхавшийся долгим бегом мальчик ввалился в двери больницы, громко падая на колени, в бессилии, но все так же крепко и уверенно придерживая голубоглазую за плечи. - О Боже! Что случилось? Дежурная медсестра вмиг подлетела к детям, снимая с дрожащих плеч мальчика Сенджу, выкрикивая при этом приказ вызвать главврача. Узумаки, отдышавшись, обеспокоено посмотрел в сторону удаляющейся медсестры, на руках несшую его подругу в сторону палаты, весь оставшийся вечер просидев в приемном покое, не находя себе место и нервно сжимая края жесткого дивана. Спустя мучительные и неимоверно долгие часы, проведенные в неведение о состоянии его близкой подруги, из палаты вышла измученная ночной сменой медсестра, направляясь в сторону мальчика. - С ней все будет хорошо. Она была под действием сильного гендзюцу и, видимо, это дало осложнение на ее мозг и психическое состояние. Девочка придет в себя через пару дней, а пока, можешь идти домой. Завтра приходи после обхода, я предупрежу о тебе. - Я... Приду завтра. До свидания. Наруто потерянно просеменил к выходу, не смея оборачиваться в сторону коридора, где за одной из дверей лежала Сенджу. Мальчик истощил себя переживаниями и волнением, посему еле волочил ноги в сторону своего дома. Его охватило неимоверное чувство страха за подругу, и осознание того, что он в любую минуту может потерять единственного близкого ему человека, тугой болью сжимало сердце изнутри. Узумаки твердо решил для себя, что не позволит больше такому повториться, он всеми силами сумеет защитить и уберечь Миорай от всех проблем и невзгод, мальчик был уверен в этом. - Вот увидишь, Миорай-чан, я стану сильным. И больше никто не посмеет причинить тебе боль, ведь я всегда буду рядом, что бы ни случилось. А на другом конце города, заливаясь слезами горя и отчаяния, на главной дороге квартала Учиха, лежал черноволосый мальчик, потерявший в этот вечер все, что имело смысл в его жизни, а именно семью и клан. Обреченный волей старшего брата на бесцельное существование в мире боли и страданий, сжигаемом сердце и душу тьмой и жаждой мести, Саске последний раз взглянул на широкую, удаляющуюся спину Итачи, до последней минуты не веря в происходящее, а после, обессиленно рухнул наземь, проваливаясь в мрачную пустоту своего сознания.