Рассвет Империи. Часть II: Evil Inside

Сенатор Амидала шла по коридору от пятого зала заседаний к небольшой гостиной партии лоялистов, нервно оглядываясь по сторонам и изредка теребя серебристую серёжку-микрофон. За ней, чуть поотстав, спешили любимый дроид-секретарь, телохранитель в форме алого гвардейца и очередная фрейлина-двойник. Амидала за последние три месяца сильно сдала. После контузии от большого взрыва во время сессии Государственного Совета, она совсем оглохла и вынуждена была полагаться на слуховой аппарат — а тот, в свою очередь, вечно барахлил в самое неподходящее время, вынуждая некогда пламенного оратора всё больше отмалчиваться, судорожно читая реплики оппонентов с портативной деки. Она сама утверждала, что беда в огромном количестве съёмочной, прослушивающей и блокирующей аппаратуры в зале; злые языки болтали, что кое-кто просто нашёл отличный и безболезненный способ заткнуть наконец шибко самостоятельную оппозиционерку. Неудивительно, что и характер у неё порядком испортился. Не раз и не два Бана Бриму восклицала, что просто не узнаёт свою давнюю подругу; в её устах это означало — Амидала перестала повторять слово "демократия" через два раза на третий и взывать к мировой справедливости, стала значительно конкретнее в своих мыслях и предложениях, а для полного кошмара — критикует Органу. Впрочем, пресса по-прежнему обожала свою вечную героиню, а та продолжала дарить им небольшие, но симпатичные скандальчики. Например, та история с тилинской принцессой, заглушившая даже гром боёв. Внучка бессменной главы Художественной Семинарии, исполнительница роли королевы Ирем в скандальном сериале "Братья Кель-Дрома", Дива Итира, во время гастролей на Калевале познакомилась с племянником великой княгини, Кортексом Крайцем. Знакомство, как это часто бывает у подростков, перешло в незащищённый секс, который, в свою очередь (тоже весьма типично) привёл к нежелательной беременности. История банальная и до отвращения обычная, спору нет; и завершиться бы ей династическим браком (или не менее династическим абортом), кабы не своеобразные традиции обоих обществ. Ни мандалориане, ни тилины не считали возможным замутить кровь правителей посторонней примесью; первые полагали это оскорблением памяти Предков, вторые же давно вымирали как вид, превращаясь в нацию метисов, и потеря последней чистокровной семьи была бы для них катастрофой. Что до аборта, то одни полагали это религиозно недопустимым оскорблением семейственности, у других... светская хроника около недели осмысляла Codex Diva, пытаясь понять, почему сама по себе беременность метисом не препятствует остаться в статусе "непорочной", а вот искусственное её прерывание — препятствует, но понимание так и не пришло. По всему выходило, что единственным вариантом для Итиры было или потерять ребенка естественным образом, или родить и отдать его на сторону, сделав его "не своим", как бы не бывшим, тем самым восстановив непорочность и вернувшись в ряды Див. Мешало лишь одно: Codex Diva требовал продавать нежеланных метисов, а мандалориане, доселе помнящие о том, что очень-очень давно их предки были чьими-то рабами, от одной возможности, что бастард теперь уже Великого Князя окажется в рабстве... кхм, как неизящно выразился Бен Драр, писали кипятком. Споры между очень консервативным и ещё более консервативным обществами раскалялись и ветвились, Великий Князь снова и снова каялся в юношеской горячности и клялся впредь памятовать о контрацепции, потом каялся в этих клятвах и клялся отныне делить ложе лишь с законной женой, а Дива Итира тем временем была исключена из Семинарии. В течение трёх дней, если не будет найдено решение, бабушка собиралась применить к ней предусмотренное древним законом наказание: продать хаттам. Вот тут-то и вмешалась Амидала. Она заявила, что покупает у Семинарии жизнь преступницы со всем её имуществом, то есть, как гласил Codex Diva, «со всем, что на ней или в ней». Таким образом коллизия была разрешена: по тилинскому закону эмбрион был заранее продан, а по законам Набу он был совершенно свободен, так как они не дозволяли торговлю людьми ни в каком виде и рассматривали сделку как выкуп пленной. Блистательному ходу апплодировала вся Галактика, и даже пресса конфедератов не могла не признать изящества решения. «Она, несомненно, безумная менада демократического идола, но стиль у неё есть», как написал "Геральд Федерации". Как раз о тилинке на встрече Лоялистов речь и зашла. — Нельзя ли её как-нибудь использовать в наших целях? Она ведь отменная актриса, я слышал, — задумчиво предложил Органа. — Она прячется от прессы, — напомнила Амидала. — И её можно понять, но ведь она же теперь под вашей защитой. Что вам стоит уговорить девушку... кхм, женщину на небольшой пропагандистский ролик «Матери против войны»? — Она прячется от прессы. — Ну Падме, ну милочка! Подумаешь, прячется. Она вам должна или нет? И вообще, с коих пор вас так волнуют нежные чувства разных малолетних... — Бэйл! — строго прикрикнула его бессменная секретарь-консорт. — Здесь дети, чёрт возьми! — И ей сорок лет, — напомнил Акс Мо. — Сорок?! — алдераанец ужаснулся. — А выглядит такой сладкой цыпочкой, так бы и... — Здесь дети, — устало повторила та. — Ничего страшного, сударыня Шелти, — тихо сказала Мон. — Я уже привыкла к экспрессивному стилю речи господина сенатора Органы, и меня ничуть не шокируют его слова, честное слово! Амидала молча слушала перебранку, прикрыв глаза и с отсутствующим видом гоняя кирпичики трёхмерного паззла. Как и следовало ожидать — ничего нового сказано не было, всё там же, всё те же. Сепаратный мир с сепаратистами, всё во имя процветания, ну милочка, ах мой драгоценный, больше сиропа, ещё больше сиропа... «Сабе, извини за промедление, надо было отойти, — ожил наушник. — Значит так. Ты согласна попросить Диву Итиру сняться в ролике, но взамен попросишь Органу отозвать вето с законопроекта о реформе армии. Открой канал на деке, сейчас перешлю аргументацию».

* * *

Энакин давно научился не слушать самого себя, читая малышне Кодекс. Если вслушиваться, придётся задумываться; если задуматься, то возникнет слишком много вопросов, слишком много сомнений. А сомневаться нельзя, если хочешь быть джедаем. Вопрос в том, подумалось ему, а хочет ли он в самом деле быть джедаем? Здесь и сейчас, хочет ли? Проще не думать вообще, слиться со звучанием слов и превратиться в голос. Раз уж единственная работа, на которую годится Скайвокер в период восстановления после трёх попаданий — сидеть с мелкими. — Не привязывайся к вещам. Вещь — как облако: было и не стало, а твое сердце будет ранено. Не привязывайся к людям. Люди — как цветок: были и отцвели, а в сердце поселится пустота. Не привязывайся к идеям. Идея — как ветер: была — и уже переменилась, а сердце уже отравлено. Не привязывайся: пусть сердце твое будет чисто и свободно, и тогда Сила потечет через него, подобно великой реке, текущей по руслу своему.[1] — Мастер Скайвокер, а как же дружба? Я имею в виду, мы ведь должны дружить с учителем, с другими джедаями, разве нет? — А? — он вынырнул из полумедитативной отрешённости и несколько удивлённым взглядом нашарил задавшего вопрос. Белобрысая макушка, светлые глаза, облупившийся нос кнопкой, россыпь мелких веснушек. Прямо идеальный татуинский пацан, неведомо как оказавшийся посреди джедайской унылой цитадели на сумрачном Корусканте. Если у них с Падме будет сын, будет примерно таким... — Юнлинг Робин Донеган, мастер, — представился мальчик, прежде чем повторить вопрос, и Энакин мысленно рассмеялся. Донеганы были их с мамой соседями в Мос-Айсли. Папашка-шахтёр, работавший на старого Фьюза, его вечно усталая жена-домохозяйка и просто невероятное, космическое множество их детей, старшие из которых уже и сами пахали на шахте или давно продались хаттам, а младшие ещё не вылезли из колыбели. Сбылся, значит, старый анекдот...[2] — А о дружбе, юнлинг Робин, мы поговорим позже. На вот, пожуй пока, — и Энакин перебросил бывшему соседу яблоко. — А почему позже, мастер? — брошенное тот поймал, но сбить себя с темы не дал. — Так в книжке написано: «Не следует относить сие на счёт дружбы, о которой мы поговорим позже». Точности ради стоило сказать, что нигде "позже" про дружбу не было ни слова. Не стал с ним говорить о ней ни мастер Оби-Ван («Сам поймёшь, развивай самостоятельность, думай головой!»), ни мастер Йода («Темы такие не для минутного с детьми разговора!»), ни тем более — мастер Винду («Кыш, мелочь, я занят!»). И, наверное, куча поколений джедаев получала такие же ответы — с тех самых, бесконечно далёких, пор, когда в Кодексе впервые написали про "позже" и его не случилось. — Вот дочитаю — и поговорим, — добавил он. — Ладно? Робин Донеган умиротворённо захрустел. Интересно, помнит ли он свою семью? Знает ли о ней хоть что-нибудь? Или так, в общих чертах, как большинство джедаев — «фамилия такая-то, с планеты такой-то, вырасту — приобщусь к каким-нибудь экзотическим традициям Родины, если такие имеются»? Поневоле вспомнилось, как канцлер грустно иронизировал про клуб "Юный Манкурт". Или это был Вечерний Излучатель? У них юмор был подозрительно похожий. Храни целомудрие. Целомудрие есть не плотское воздержание только, но дисциплина ума, не позволяющего себе увлечься чем-то, разрушив свою целостность. Ум не-целый, мудрость не-целая — шаг к безумию и шаг к гибели. Поэтому храни целомудрие разума, и плоть останется целомудренна, и Сила займет то место, что не заняли пустые увлечения. — Мастер Скайвокер! Юнлинг Трея Кац, с вопросом. Робин послушно дожёвывал яблоко, а вот его смуглая соседка решила вмешаться. По фамилии судя — мандалорианка. Интересно, что она думает о родной культуре и о том, что её родители теперь ненавидят Орден, отрезавший их драгоценное чадо от очага Предков? Скорее всего, ничего. Едва ли она вообще знает о ней. Разве что по телеку смотрела споры о ребенке Крайца и Дивы, и то вряд ли — программы закрыли под совершеннолетие+ примерно на третий выпуск. — Спрашивай, — разрешил он. — А что всё это значит? Судя по всепонимающим лицам группы, девочка выразила общий вопрос, и отвечать «А хрен, то есть Йода, его знает» нельзя. — Ну... вроде как если ты знаешь, чего тебе надо, не маешься сомнениями и не размениваешься по мелочам — это и есть целомудрие. — А мастер Вайтвор говорит, — несколько стервозно встряла девочка-каламари, — что это значит: не думай, чувствуй, доверься Силе и отбрось путы разума. Ох уж этот Вайтвор! Несколько мгновений поколебавшись между верноподданическим «Ну, ему виднее, значит» и честным «Ну и дебил», Энакин выбрал озвучить второе. Помни о смерти. Помни, что смерти нет, и есть лишь Сила. В Силе все рождается, в Силу все возвращается, поэтому смерти нет. — И жизни тоже нет, да? — тихо спросил старший в группе, кореллианец Альцион, сын недавно пропавшего на задании мастера Нейи. — Это ещё почему? — Ну, если всё Сила, всё из неё и в неё, то всё иллюзия, — пояснил тот. — И смерть, и жизнь. — Чушь! — вспылил Энакин. — Почему, мастер? Это же логично. Разве нет? И мастер Вайтвор говорит... — вмешалась каламари. — Мастер Вайтвор — дурак. — Но он теперь в Совете! — Мало ли что. Вон, Раншесис тоже в Совете. И в маразме, и в Совете. Одно другому, как видите, не мешает. — Мастер, вы сердитесь. Значит, вы неправы, — так же тихо сказал Альцион. — Там же дальше написано: «Жизнь и смерть — лишь две стороны Великой Монеты, иллюзии, игра искр на поверхности Силы. Ценить одну и бояться другой — равная ошибка». Или вы хотите спорить с Кодексом? — Да, мастер! Нельзя же спорить, да? — присоединился Робин. Энакин молча махнул рукой и продолжил чтение. Спорить с Кодексом? А смысл?

* * *

Мысли правильно. Правильное мышление — мышление свободное. Не позволяй себе следовать чьему-то пути и чьему-то мнению. Делай выводы сам, исходя из данных фактов. Правильное мышление — мышление точное. Не позволяй логике увести себя по темным тропам парадоксов. Будь прост в своих мыслях, и будешь в них прав. — Знаешь, Падме... я тут с юнлингами сидел, — тихо сказал он тем вечером, пробравшись в конспиративную квартиру. Падме одним могучим глотком заставила себя осушить бокал с какой-то явно мерзостной на вкус, но весьма полезной микстурой и всем своим существом изобразила внимание. — В общем, я с ними пообщался, Кодекс им почитал, то-сё... и я как-то не хочу, чтоб наши дети в это попали. Не хочу, чтоб они были джедаями. Помолчал, собираясь с мыслями, напомнил себе: «Правильное — свободное. Будь прост — и будешь прав». — И знаешь, что хуже всего? Я сам не хочу быть джедаем. Хочу перестать им быть.