‘Здравствуй, весна. Пожалуйста, будь хорошей для меня’.
Шин Чихо, он мог бы завладеть каждым миллиметром слишком глубокой вселенной и красиво пойти ко дну, утопив в себе этот жалкий мир. Но всё, что ему нужно, – всего один человек, Ким Бёнджу, в котором, кажется, умещается та самая вселенная чертовски наивного Шина. И он действительно тонет. Но один, совсем один.× × ×
Будильник. 6 утра. Кто-то одинокий снова будил рассвет. В комнату через задернутые шторы еле проникал утренний свет. Апрель вовсю стучал в окно, а тому, кто сошел с ума или просто любил так сильно, хотелось лишь одного – чтобы уже выключили это грёбанное солнце. Эту долбанную жизнь, наполненную лишь болью тупой. Будильник смолкает, свет дисплея гаснет. ‘Тоже задолбался уже, да?’ Но в ответ даже в мыслях тишина. Обманываться каждый день по часам, не прощать себя, в пустой квартире кричать, а потом и вовсе молчать. Но знаете, он пытается жить. Пытается сделать вид, что всё хорошо, хотя полчаса назад замазывал синяки под глазами тональником, слой за слоем, пряча следы каждой бессонной ночи. Просто как-то раз весной вдруг наступила осень. — Когда-нибудь я выкину все ненужные вещи. И тебя тоже, — в который раз вторит Шин весь изломанный Чихо, заставляя своей хрипотой колебаться молекулы окружающего воздуха. Ложась каждый день как можно раньше, он до утра смотрит в потолок, почему-то не в силах уснуть. Наверно, проснувшись однажды нужным, он больше не хочет засыпать один. Поэтому костяшки его правой руки разбиты. Поэтому на стене рядом с кроватью кровавые следы. Поэтому. Больно. И никто не в силах что-либо сделать с этим непроглядным мраком в душе красноволосого парнишки. Разве что кудрявый блондин заберёт назад своё ‘я тебя ненавижу’. Разве что ушедшее вместе с Кимом слишком нужным Бёнджу счастье вдруг развернётся обратно. Разве что. Боль задушит его. Потому что начинать каждый день заново – уже слишком достало. Воздух теперь пахнет гарью, а не так полюбившейся за короткий срок мятой, на которую, вообще-то, всегда была аллергия. Но только не тогда, когда пах ею он. — Без тебя я умираю. Ты веришь мне? Нет?(И очень сильно скучаю.)
Но он, конечно же, не верит. Да и зачем, когда в мире Бёнджу слишком много людей вроде Чихо? И ими можно разбрасываться, как бесполезным мусором, который мы долгое время передвигаем с места на место, прежде чем вынести на помойку. Зачем-то мучаем. Даем и без того бесполезную надежду на.(идиот, пожалуйста, очнись.)
/Спасите./
Пересекая линию жизни бок обок со жгучей болью, он тщетно притворяется ещё более безразличным. К жизни ли, людям, быть может, к своей чистой и светлой любви. — Я не знаю! Я давно уже ничего не знаю! — внезапная истерика наполняет всё нутро красноволосого парнишки. — Не знаю… ничего… И пустота. Мы слишком часто оказываемся никем. Слишком часто находим и снова теряем. Постоянно молчим. Но не о том, не о том молчим. И в итоге становится слишком поздно. А потом.Мы не меняемся. Ни себя ради, ни их.
И Шин, сам того не замечая, уже снимает блокировку экрана, внезапно хватая, местами разбитый, телефон. (Чуть менее разбитый, чем сам Шин.) Набирает сообщение единственному сохранившемуся в контактах номеру, немножко заливаясь слезами. Совсем чуть-чуть. Он не пытается вдруг вновь что-то выяснить, отнюдь. Но: “Знаешь, я за это пока ещё короткое утро успел себе столько напридумывать, поэтому просто скажи, я в чём-то провинился, да?” ~ 6:53“Нет, просто теперь мы друг друга не любим”. Маленькое Счастье. 7:04
× × ×
Призраки прошлого. Они преследуют даже по ночам в залитом неоновыми вывесками городе, заставляя ощущать, как жизнь кубарем катится ко дну по лестнице длиною в микро вечность. Порой быть человеком невыносимо больно. Шрамы людской ненависти — ни что иное, как печальная трагедия. И здесь уже не важно, чего ты хочешь. Пленники собственного воображения почему-то думают, что теряют, хотя, в сущности, не имели ничего. Им бы хотелось, чтобы всё плохое в один момент прекратило искать их. Но разве кто-то кроме них самих виноват в трагедии их жизни? Весна, она как всегда пришла не вовремя. Бесцеремонно заявилась на пороге, нагло бросая большие сумки в прихожую и говоря тем самым, что, возможно, остаётся даже надолго. И теперь жизнь будто тает вместе со снегом. А Шин зачем-то убитый дорогим человеком Чихо гуляет лишь по вечерам, чтобы только не искать своё Маленькое Счастье в толпе таких же одиноких, как он, редких прохожих. Чтобы хоть как-то дышать. Чтобы.Не забывать, что весной всё по новой. /Убивает./
И что грустных людей не любит никто. А Чихо просто помешан. Ему не хватает объятий. (Бёнджу, не чьих-то ещё.) И он прячет свою любовь под куртку кожаную, которая совсем не спасает от холода. Того самого холода, что вызван не гуляющим ветром, а гуляющим где-то там, не с тобой другом. Кислотные цвета города скрыл туман очередной тихой ночи, и Шин чувствует себя спокойнее, не встречая на пути одни лишь воспоминания. Кажется, вместе они исходили весь прогнивший Сеул-сити, воображая его совершенным, самым родным и близким. Как и. — Наши тени ещё долго будут блуждать по Сеулу. И я вспоминать, как мы смеялись, любили, страдали… — Шин на секунду замирает. — Вместе были счастливы, — он опирается на холодную стену из кирпича и поднимает свой усталый взгляд в сторону лунного света. — А ты помнить будешь?Ведь даже эти места будут скучать о нас.
× × ×
— Слеза имеет смысл? Хансоль сидит на кухонной столешнице и дрыгает свисающими вниз ногами. Склонив голову набок как бы в ожидании ответа, он совсем не преследует цели услышать хотя бы одно слово от своего друга, что сейчас свернулся клубочком на полу, ломая все ребра о любовь. Удар кулаком по дверце ящика столешницы. Всхлип. Врать о чувствах всегда больнее, чем кости ломать. — Словно маленькая капля дождя… — Хансоль поднимает над собой хрупкую руку свою, направляя её в сторону тусклого света кухонной люстры. Эти тонкие фаланги пальцев почему-то всегда так интересно рассматривать во время разговоров на темы вечные. А друг, что тем временем тонет в боли своей, просит Хансоля умереть хотя бы на минуточку для мира всего, чтобы не причинять ещё больше страданий. И маленькому Бешенному язвочке Свету даже чуточку не обидно, что за правду его ненавидят. Наоборот, это — его личный способ чувствовать себя живым. Наблюдать, как окружающие люди умирают от молчания.И понимать, как делать не стоит.
Ким разрушающий себя Бёнджу рыдает на экран смартфона, лёжа на чертовски холодном полу. Он так мечтает больше никогда не плакать, не чувствовать боль. Да вообще лучше ничего не чувствовать, можно, пожалуйста..? Н-нет? И глаза красные закрываются, не желая больше смотреть на экран телефона, надеяться и ждать, наверное, совсем несбыточного чуда.Но даже если чудо и произойдёт, он ведь, идиот, не сможет не совершить ошибки вновь, почему-то решив, что так будет лучше для них обоих…