Evil games

Крессида уверенна: у нее с головой что-то серьезно не в порядке. И дело не в том, что она смотрит на мир, словно через объектив камеры, и даже не в том, что люди для нее лишь инструменты, чей внутренний свет освещает кадр лучше самых мощных софитов — так было всегда. Она снимала фильм, и жители всего Панема, подобно бабочкам летящим на огонь, верили в каждое слово, произнесенное с экрана. Но все изменилось: Крессида сама превратилась в бабочку и полетела на смерть за Огненной Китнисс, зажегшей в сердцах людей пламя надежды, которое нельзя потушить водой, невозможно засыпать песком. "Восстание", — гремят барабаны Капитолия. "Мы — едины", — поют сойки-пересмешницы. "Сгорим мы, сгорят и они", — звучит девиз революции. Крессида подставляет бледное лицо под теплые солнечные лучи, мышцы во всем теле неприятно ноют от больших физических нагрузок. Слова, сказанные Китнисс в порыве ярости оказались пророческими — Капитолий пал, но не один из двенадцати дискритов не уцелел. Панем придется создавать с нуля. А хуже всего: их огненная сойка-пересмешница перегорела, и бабочки больше не видят впереди света, только разрушения, что оставил за собой огонь. — Я была лучшим режиссером Панема и сняла фильм, который войдет в историю, но вот ирония — не осталось целых экранов, чтобы его посмотреть, — Крессида подбирает с земли несколько камушков и запускает один из них в зеленые кусты, надеясь таким незатейливым способом избавиться от раздражения. — Весь Панем погружен в хаос, не нужно разрушать то немногое, что смогло уцелеть, — доносит до нее тихий голос Гейла ,как летний ветерок, заставив вздрогнуть от неожиданности. Он сидит на поваленном дереве, рядом лежит верный лук, что лишь несколько недель назад заменял автомат, но тогда Гейл был солдатом, и целью его было вовсе не убийство белок. Заметив пару заячьих тушек у ног парня, Крессида улыбнулась — вот кому технологии ни к чему. — Где Китнисс? — она слегка склоняет голову, позволяя солнечным лучам играть на длинных волосах, покрывающих пол головы. В серых глазах Крессиды мелькаю искорки любопытства, а от былой хандры не остается и следа — пусть фильм об Огненной Китнисс завершен, но история ее верного друга еще не рассказана. — Им с Питтом надо побыть наедине, — смотря перед собой отвечает Хоторн. — Пройдет не мало времени, но она будет в порядке. Голос Гейла звучит умиротворяюще, а в его глазах, прозрачных, как горное озеро, хочется погрузиться с головой, чтобы отмыться от крови войны и грязи политических интриг. Крессида садится рядом с парнем и кладет оставшиеся в ладони камушки на зеленую траву. — Что ты знаешь о кино? — особо ни на что не надеясь ,с интересом спрашивает она . — Столько же, сколько ты знаешь об охоте, — в прищуренных глазах Хоторна мелькает веселье. — Тогда нам определенно есть чему друг у друга поучиться, — усмехается Кресида, смотря в глаза парня, чей внутренний свет не так ярок, как у Эвердин, зато постоянен. Огонь погас и бабочки разлетелись, вот только его свет не единственный. Впрочем, своим новым открытием Крессида делиться с Панемом пока не собирается. Свет Гейла Хоторна слишком тусклый для камеры, но идеален для стальных серых глаз Крессиды, уставших от яркого огня...