Душ. Подглядывай на здоровье, любимый

К полной неожиданности Алисы, следующее дежурное ополаскивание от собранной за день пыли снова превратилось в испытание. В том смысле, что на неё снова накатило бредовое ощущение, будто на неё смотрят прямо в это самое время. Алису аж передёрнуло от мысли, что теперь её так и будет глючить. Всегда или долго. Но потом она взяла себя в руки и сказала сама себе — это пройдёт. Соломон же советовал всегда повторять эту фразу. Однако самовнушение помогало мало. Алиса всё равно чувствовала себя не в своей тарелке. От ощущения взгляда на себе. Ей было обидно, что она такая мнительная и не может прогнать явно неуместное ощущение, будто Паша и сейчас за ней подглядывает. Алиса не стала тратить душевные силы на борьбу с паранойяльными ощущениями — и на этот раз просто залезла под душ … в купальнике. Ну, а чего зря страдать? Заметив, насколько лучше она себя так чувствует, Алиса похвалила себя с тем, что на этот раз сберегла комфорт. Насколько это можно назвать комфортом. *** Оказалось, что целебный эффект факта мытья в купальнике не слишком долговечен. Подумаешь купальник. Разве в нём дело. Одно воспоминание о том, что Паша смотрел на неё, ввергало её в какой-то странный транс. В непонятное, несвойственное её всегда столь трезвому рассудку оцепенение. Он не просто видел её. Видел-то он её и раньше. Как и многое другое. Это само по себе ничего ещё не значит. А вот то, что он на неё СМОТРЕЛ… Намеренно, целенаправленно, осознанно, пристально… Алиса ещё не читала книгу, на которую ссылались тысячи лет. Иначе вспомнила бы слова: «человек, который смотрит на женщину, уже вожделеет в сердце своём». Поэтому просто простодушно делала те выводы, которые могла. Раз он на неё смотрит, значит… значит, у него есть желание смотреть на неё? Ему это нравится? Но почему? Так сильно нравится, что ради этого он готов нарушать нормы поведения? Смотреть даже тайком, нарушая какие-то нормы этики и такта? Значит, смотреть на неё — это для Паши даже больше, чем просто желание? Это даже … потребность для него? Но как это может быть потребностью? Подумаешь она в душе. Что тут такого? Всю жизнь купались вместе — и ничего. И никакой такой потребности в этом у него не было. А теперь вдруг стало? И то, что он стал смотреть «тайком», — тоже порядком смущало. Раз он смотрел тайком — значит, он считает, что делает что-то неправильное? Что-то предосудительное? Но почему? Вот если бы он просто спросил её, можно ли ему на неё смотреть в душе, то она вряд ли ответила бы ему отказом на такую пустячную просьбу. Она бы разрешила. Хоть и не поняла бы, зачем это ему нужно. Но раз ему зачем-то нужно смотреть на неё — пусть смотрит. После таких встрясок, как недавняя, она что угодно готова ему разрешить. А тем более такие мелочи. Лишь бы он был жив. Так что пусть имеет любые маленькие радости, какие хочет. А вот он, вместо того чтобы открыто спросить, делает это тайно… Сразу появляются сомнения в том, что это смотрение — действие непредосудительное. Появляется какой-то ореол чего-то запретного, неправильного… *** И вообще. Они же раньше ничего не делали тайком. А теперь… Ну вот зачем эти тайны между ними? И снова Алисе захотелось поговорить с ним открыто. И снова остановила это намерение мысль о том, что Паше разговор может быть неприятен… В хаосе и сумбуре мыслей и чувств начал появляться какой-то порядок. Ну или его подобие. Итак. Она не сердится на Пашу за его подглядывание. Но очень удивлена, до одури, тем, что он подглядывал и что тайком. Она предполагает (а что ей остаётся?), что причина его подглядывания в том, что ему почему-то нравится на неё смотреть. Ей не-непрятно то, что он хочет на неё смотреть. Но огорчает, что он подглядывал тайно вместо того чтобы поставить её об этом в известность. Внимание друга (мужское внимание, насколько она может судить)  ей, наверное, даже льстит. Но оно какое-то… неожиданное. Слишком неожиданное. Так как до сих пор Паша вроде бы ничем особо не проявлял мужского характера своего интереса к ней. А общался с ней в чисто товарищеском ключе. Так что она уже было решила, что он не воспринимает её в качестве девушки. Хотя несколько ранее какое-то время думала, уж не влюблён ли в неё её верный товарищ и даже рыцарь, раз везде увязывается за ней или сам тащит её за собой в очередные затеи. Так что теперь непросто было поверить в то, что он на самом деле любовался ею… А самое главное следствие всей ситуации — это то, что от мыслей о том, что она Паше нравится, её и саму начинает трясти. Наверное, страсть заразна. Как огонь — от одного огня и всё остальное начинает пылать. Пришла мысль —, а может он и раньше не только видел её, но и рассматривал? Просто она ничего не замечала? В ответ на такое предположение Алиса только хмыкнула. Любовался? Ею? Пашка? Нет, представить такое Алисе было пока довольно трудно, несмотря на факт его подглядывания. И на то, что единственным объяснения его поступка может быть только желание смотреть на неё.