Волки в овечьих шкурах

Следующее утро началось со столкновения. В прямом смысле: в машину Эммы въехал парень на мотоцикле. Особых повреждений не случилось, так, немного помятое крыло и немного помятый мотоциклист, немного зевак, тут же собравшихся неподалеку. Эмма вышла и, оглядев «жука», подошла к парню, сидящему на земле и пытающемуся стащить шлем. – Дальше что? – сердито поинтересовалась она, и причины для злости у нее были достаточно весомые. Парень наконец избавился от шлема и, продолжая сидеть на земле, взглянул на Эмму веселыми голубыми глазами. – А дальше вы отведете меня в участок и снимете отпечатки пальцев и все такое прочее, – заявил он уверенно. Эмма нахмурилась. Вот уж чем она точно заниматься не собиралась: на сегодня у нее было запланировано два допроса – Азурия и Астрид – и одна почти дружеская беседа – Вэйл. Все это она намеревалась устроить в первой половине дня, а затем все же заглянуть к Регине. Парень, тем временем, осторожно поднялся, топая ногами и вертя руками, явно проверяя, не повредил ли что. – Вам сегодня повезло, – вздохнула Эмма, следя за ним. – Машина почти не пострадала, ваш мотоцикл, как я вижу, тоже, вы в порядке, да и я… Так что предлагаю разойтись миром. Она развернулась и тут же услышала удивленное: – Да ладно, вы же шериф! Неужели вот так вот оставите все? А как же выяснить хотя бы мое имя, а? Эмма невольно посмотрела назад. Парень широко улыбался. Кажется, произошедшее только подняло ему настроение. Кто он такой, интересно? Вроде раньше его не было видно в городе. Эмма бы запомнила: на мотоциклах тут никто не ездил. По крайней мере, не так, чтобы она видела. – Хорошо, – смирилась она. – Как вас зовут? Парень с готовностью протянул ей руку. – Август Бут. Имя не сказало Эмме ровным счетом ничего. – Эмма Свон, – проявила она ответную любезность. – Теперь, полагаю, мы можем разойтись миром? На месте этого Августа Бута она бы бежала отсюда как можно быстрее: ведь это он в нее въехал. Бут же совершенно никуда не спешил. – Может быть, выпьем кофе? – предложил он. – И поговорим. Он смотрел на Эмму с нетерпеливым ожиданием, как если бы она должна была тут же запрыгать от радости на месте и побежать в кафе. – О чем бы это нам с вами говорить? – удивилась Эмма. – Я не собираюсь заводить на вас дело, сказала ведь уже! Бут развел руками. – А разве у нас не может быть других причин для разговора? – он улыбался, но что-то в его улыбке было не то. Эмме не понравилась такая его настойчивость. Она приняла ее за попытку флирта и ожесточилась еще больше. – Езжайте по своим делам, мистер Август Бут, – раздраженно посоветовала она ему, садясь в машину. – А я поеду по своим. Она как раз пристегивалась, когда Бут постучал по стеклу. Пришлось опустить. – Что еще? – Я бы все же хотел с вами встретиться, мисс Эмма Свон. И чем скорее, тем лучше. Взгляд его все еще был настойчив. Эмма отвернулась и завела машину, ни слова не говоря. Отъехав, она посмотрела в зеркало, убедившись, что Бут поднимает свой мотоцикл и осматривает его на предмет повреждений. Вот уж чего ей совершенно не хотелось, так это приобрести еще одного поклонника. Хватит с нее и Джонса! До аварии у Эммы было отличное настроение. Они с Генри провели вдвоем замечательный вечер, наевшись пиццы и напившись колы, а также пообещав друг другу, что Регина никогда не узнает об этом. Маленький секрет, казалось, немного сплотил их, во всяком случае, Эмма больше не чувствовала, что Генри отстраняется от нее. Она даже набралась храбрости и спросила сына по поводу того, что он видел в доме Регины. Генри, правда, тут же надулся и замолчал, но Эмма, сделав один шаг, уже не смогла не сделать и остальные, а потому, наконец, добралась до истины, проявив исключительное упорство и пойдя на некоторые хитрости. Как выяснилось, Генри считал, что Эмма предала его, что она должна была наказать Регину, а не целовать ее. Он заявил, что сейчас сердится не так уж сильно, но все равно еще обижается и не хочет говорить обо всем этом, если только Эмма не купит ему новую игру для приставки. Эмма, ожидавшая от разговора совершенно другого результата, ошарашено пообещала, что купит все, что угодно, и Генри милостиво согласился простить ее и Регину – как-нибудь потом. К счастью, он не стал расспрашивать Эмму о том, как вообще ей пришло в голову поцеловать Регину – ведь она же девочка! Эмма явно не была готова объяснять сыну про гомосексуальных пчелок и птичек. В общем-то, ей казалось, что современные дети должны бы уже быть в курсе насчет всего этого, но, очевидно, что Генри больше интересовался играми, чем отношениями полов. С одной стороны это было хорошо, с другой… А с другой – пусть Регина все ему расскажет, когда придет время. А еще неплохо бы и самим Эмме с Региной обсудить все то, что между ними творится, потому что творится многое и не всегда в лучшем виде. Разумеется, наиболее важная часть уже оказалась обговорена, но… Но всегда есть «но». И вот у них оно просто громадное. После разговора с Генри Эмма спала спокойно. И даже дракон в фиолетовом тумане, пришедший в сон под утро, ничем ей не помешал. Пришлось, правда, покашлять после пробуждения, но к таким последствиям своих кошмаров Эмма успела привыкнуть. Главное, чтобы ничего похуже не случилось. Вспоминая прошедший год и то, каким он был спокойным, Эмма чистила зубы и прикидывала, сколько всего ей предстоит сделать: встретиться с Мэри Маргарет; поговорить с Вэйлом; допросить монахинь; передать Лили, которая должна скоро подъехать, материалы дела; обсудить с Лили все происходящее между ними; навестить Регину. Последнее следовало бы поставить на первое место, но Эмма хотела, чтобы день завершился хорошо. А Регина всегда поднимала ей настроение. Всегда, даже тогда, когда ворчала и злилась. Эмма удивлялась этому и считала, что кое-кто просто имеет суперспособности. А что, в Сторибруке все возможно! Тем более, с Региной. Август Бут ненадолго задержался в голове Эммы, она выкинула его оттуда сразу, как принялась думать о Регине и обо всем остальном. Слишком много настоящих дел ожидало ее, а авария… Подумаешь, никто ведь не пострадал! У участка ждал Спенсер. Он курил, стряхивал пепел себе под ноги и время от времени осматривался, щуря глаза. Запарковавшись, Эмма подошла к нему и с ходу сказала: – Вы на допрос со мной пойдете? Спенсер молча покачал головой, затягиваясь в очередной раз. Эмма невольно почуяла запах дыма и поморщилась, отворачиваясь. Так они постояли рядом какое-то время, затем Спенсер, докурив, произнес равнодушно: – Вы нашли тех, кто снабжал Руби Лукас наркотиками. Не желаете ли закрыть дело? И передать его тем, кто более компетентен в этом вопросе? Эмма даже поперхнулась. И не оттого даже, что Спенсер только что слегка принизил ее: так-то она действительно никогда не возилась с наркотиками. – Что, простите? – переспросила она, подумав, что ослышалась. Спенсер вздохнул. – Вы отлично поняли меня, шериф. Я считаю, что с нашей стороны дело может быть закрыто. Все дела. Разве что кроме недавнего взрыва – там еще предстоит поработать. Но наркотики… Всем известно, что Лукас ходила к Азурии. От кого еще она могла получать наркотики? Эмма не знала, что и сказать. Возможно, мнение Спенсера имело право на жизнь, но не так же! Не сейчас же! Как можно вообще думать так, как думает он? – Я считаю, что она получала наркотики от Голда, – упрямо тряхнула головой Эмма. – Как и Азурия. Спенсер покосился на нее. Засунул руки в карманы, затем развернулся так, чтобы оказаться лицом к лицу. – У вас нет доказательств, шериф. То видео, что вы мне демонстрировали… Любой адвокат – и не только – сразу же заявит, что Лукас уже пришла к Голду с наркотиком в кармане. Вы не сможете доказать обратное. Нет свидетелей, а сам Голд, как вам известно, против себя работать не собирается. Эмма сердито скрестила руки на груди. В общем-то, Спенсер был прав, отрицать это было глупо. На одних убеждениях обвинение не построишь, пусть даже против Голда играет все. Эмма посмотрела в сторону, невольно задержав взгляд на «жуке» и вспомнив про аварию. Потом задумчиво проговорила: – А если я получу доказательства? – она повернулась к Спенсеру, вскинувшему бровь. – Если кто-то из монахинь подтвердит, что именно Голд продавал им наркотики? Астрид уже фактически рассказала ей об этом. Конечно, она не была в курсе всего и не знала имен, но с ее помощью можно прижать Азурию. И с помощью кое-чего еще. Спенсер поморщился, почесал нос и шумно выдохнул. Эмма терпеливо ждала. – Разве что вам в этом признается сама Азурия, – наконец заявил прокурор. – Остальные монашки фактически лишь приобретали наркотики через третьи руки, вы сами говорили, что они не в курсе, кто снабжал Азурию. Эмма кивнула. Что ж, резонно. Кроме того, именно от Азурии она и собиралась добиться основных признаний. Остается придумать, как именно это сделать: мать-настоятельница не производила впечатление запуганной последствиями женщины, иначе бы она вряд ли взялась за такое дело. – Ладно. Тогда вы разрешите мне произвести обыск у Голда? – Эмма с надеждой посмотрела на прокурора. – Только тогда и разрешу, шериф, – скупо отозвался Спенсер, попрощался и ушел. Эмма в раздумьях отправилась в участок, по пути встретив Джонса и Дэвида, которые куда-то спешили. При виде ее они отчего-то смутились, отговорились срочным вызовом и, не реагируя особо на вопросы Эммы, кубарем скатились по лестнице. Эмма недоуменно нахмурилась, гадая, что же за срочный вызов такой мог бы быть, о котором она до сих пор не знает. Решив, что обязательно потом спросит об этом у Дэвида, она тряхнула головой, потом зачем-то пригладила волосы и, выдохнув, зашла в офис. Азурия была там. Смирно – и даже, наверное, смиренно – сидела в камере. Остальные монахини коротали время в здании прокуратуры: только там оказались свободные комнаты, хоть как-то запирающиеся. Эмма до сих пор удивлялась отсутствию в Сторибруке нормальных камер предварительного заключения, но, с другой стороны, не самой же ей их отстраивать. Хотя, наверное, можно было бы подать запрос... – Доброе утро, – вежливо сказала Эмма, стягивая куртку и отправляя ее на вешалку. – Как спалось? Азурия удостоила ее быстрым взглядом и ответила предельно размеренно: – Полагаю, вы в курсе, шериф, насколько мягка здешняя койка. Кажется, она намекала на то, что когда-то Эмма и сама сидела за решеткой. Что ж, отрицать смысла не было, Эмма усмехнулась и отправилась за кофе. Хотела предложить его монахине, но потом подумала: с чего вдруг? Обойдется. Она скармливала наркотики своим подчиненным и бог весть кому еще, той же Руби, возможно. Не заслужила. С удовольствием выпив одну чашку, Эмма хотела налить вторую, однако время шло, дел на сегодня было намечено очень много, так что стоило поспешить. – Ваш допрос буду проводить я, – сообщила она Азурии, ища диктофон, и услышала взволнованное: – Мне нужен адвокат! Эмма подняла на нее взгляд. – А разве вы с ним еще не связывались? – недоуменно пожала она плечами. Азурия порывисто встала и схватилась руками за прутья решетки. – У меня нет своего адвоката, прокурор Спенсер обещал предоставить общественного! Глаза ее лихорадочно блестели. Эмма подавила усмешку. Адвокат ей потребовался, надо же. Спенсер тоже хорош: сутки прошли, он так долго ищет адвоката? – Что ж, в таком случае вы можете не отвечать на мои вопросы, – с плохо скрываемым сожалением проговорила она. – Однако допрос будет проведен все равно. Она не собиралась отменять запланированное. Ей хотелось довести до сведения монахини то, какую ответственность она несет за свои поступки. А может быть, у нее все-таки получится развязать ей язык. Эмма отперла камеру, попросила Азурию вытянуть руки и надела ей на запястья «браслеты». Женщина подчинилась молча, но без особого энтузиазма, что, в общем-то, было понятно. Прикрыв камеру, Эмма взяла Азурию под локоть и вместе с ней прошла в комнату для допросов, где, надежно заперев дверь, уселась за стол, точно напротив Азурии. Выждала пару секунд и спросила: – Вы намерены отвечать на мои вопросы? Разумеется, ответом послужило лишь молчание. Азурия сидела, глядя куда-то поверх плеча Эммы, и выглядела достаточно безучастной, однако отчетливо было заметно, как сильно бьется жилка у нее на виске. Эмма вздохнула. В этом городе все препятствия были для нее. За что бы она ни бралась. Стоило привыкнуть, конечно, но всякий раз становилось противно. Вот и теперь. Перед ней на столе лежал список вопросов, которые она намеревалась озвучить, вот только смысла в том большого не было. Азурия не будет отвечать, это совершенно ясно. Эмма только зря потратит время и нервы. А к ней под окна потом придет демонстрация, возглавляемая старухой Лукас, и будет требовать самосожжения из-за ареста монахинь. Странно, кстати, что пока все было тихо-мирно, не мог же Сторибрук пропустить такое событие в своей жизни! Тихо блямкнул мобильник, Эмма посмотрела на экран. Два сообщения. Одно от Лили, в котором она скупо информирует о времени своего приезда, второе от Мэри Маргарет, с краснеющим смайликом и просьбой перезвонить, когда Эмма освободится. Эмма поджала губы. Звонить Мэри Маргарет ей не хотелось, но она обещала встретиться с ней. День не задался с самого начала, и большие подозрения по поводу дальнейших неудач держали Эмму настороже. Азурия продолжала молчать и безучастно глядеть куда-то в пустоту, практически не моргая. Словно прямо сейчас была под наркотиками. Для полноты картины не хватало приоткрытого рта и свисающей с нижней губы ниточки слюны. Эмму передернуло, в Бостоне она частенько имела дело с наркоманами, и никогда ей не хотелось их пожалеть. Когда-то давно она тоже пробовала кое-что, но встреча с Нилом переменила многое в ее жизни. Как ни крути, Нил от многого ее спас. Она могла бы быть ему очень благодарна, если бы не злилась до сих пор. Вот так вот один поступок может перечеркнуть все хорошее, что было до него. Это ведь смотря какой поступок, да. Эмма побарабанила пальцами по столу, подумала взять сегодня в больницу Генри, чтобы он повидался с Региной, вспомнила про Вэйла и решила не затягивать местные посиделки. Сложив свои бумаги и убрав диктофон в карман, Эмма внимательно посмотрела на напряженную Азурию. Замерла на мгновение, прикидывая оставшиеся варианты. Затем чуть наклонилась вперед, стараясь говорить спокойно и убежденно: – То, что вы не желаете сотрудничать и не открываете имен, только усиливает вашу вину. Пока что получается, что вы производили и продавали наркотики. Вы продали их Руби, в связи с чем она сейчас мертва, следовательно, ее смерть ложится на ваши плечи: вы подтолкнули ее к гибели. После того, как закончится обвинительный процесс – а он обязательно случится, – вас посадят в тюрьму: в любом случае, каким бы не оказалось финальное обвинение, тут уж от прокурора зависит. Но вы должны понимать, что даже если отделаетесь лишь сроком за наркотики, выйдете вы очень нескоро. Возможно, что никогда. А если выйдете, то больше не вернетесь к той деятельности, которой занимаетесь здесь. Хочу заверить вас, что я об этом позабочусь. Эмма блефовала, но рядом с ними не было адвоката, который объяснил бы, что Руби умерла от пули – от трех пуль, – следовательно, судить Азурию фактически можно только за продажу наркотиков. Эмма чуть улыбнулась, немного зло. Потому что она действительно злилась: до сегодняшнего дня все сводилось к ее исключительной вине, хотя вот уж кто был виноват меньше всех, так это она. Теперь появилась Азурия – еще больше убедившая Эмму в зле, исходящем от церкви, – и, казалось, можно было бы вздохнуть с облегчением, однако монахиня не собиралась признаваться в том, что ускорило бы процесс. И это очень раздражало. Азурия впервые за прошедшее время перевела взгляд на Эмму. В какой-то момент показалось, что она сейчас начнет говорить. И она действительно начала! – По закону мне полагается адвокат, шериф, – подчеркнуто официально сказала она. – Без него я не стану отвечать ни на один вопрос. Я знаю свои права. Эмма чертыхнулась про себя, жалея, что настали такие времена, когда всякий знает, что ему положено, а что нет. Пришлось отвести Азурию обратно в камеру и напомнить дежурному полицейскому покормить ее, когда придет время обеда. Сама же Эмма, не найдя больше причин для того, чтобы задержаться в участке, отправилась в больницу. Вэйла удалось выцепить не сразу, медсестры оберегали его как могли, пока Эмма, наконец, не ворвалась к нему в кабинет без спроса. – Такое впечатление, что вы что-то пытаетесь скрыть, – полушутя, полусерьезно сказала она, прикрывая за собой дверь и отсекая часть ненужных шумов и возмущений. Вэйл, сидящий за столом, поднял голову. В руках у него был гамбургер. – Разве что калорийность вот этого, – он потряс бургером. Потом обреченно вздохнул, отложил еду и встал, вытирая руки о халат. Эмма поморщилась, но комментировать не стала. – Я по поводу результатов вскрытия Джефферсона, – сказала она сразу, не желая долго ходить вокруг да около. Вэйл кивнул – на удивление спокойно. Эмме казалось, что он станет избегать разговора, как огня. – Я отправил данные Спенсеру сразу, как убедился в отравлении. Эмма приподняла брови. – Спенсеру? – повторила она. – Почему ему? Почему не в участок? Ее, впрочем, больше интересовало, не врет ли Вэйл, и, если не врет, почему Спенсер скрыл факт получения данных. Вэйл пожал плечами. – Потому что так решил, – немного ворчливо отозвался он. – Вам ли не все равно? Спенсер и так, и так должен был передать вам документы. Это, разумеется, не было объяснением, но Эмма не стала докапываться. Как не стала и выспрашивать по поводу того, часто ли в больнице вот так вот умирают пациенты. Вместо этого она достала телефон и поспешно набрала номер Спенсера. Тот ответил не сразу, пришлось позвонить еще пару раз. – Шериф, у меня вообще-то… – Вэйл утверждает, что направил вам отчет о вскрытии Джефферсона, – перебила Эмма. – Почему вы мне не сообщили о его получении? Вэйл покосился на нее и сел обратно за стол, берясь за гамбургер и принимаясь с удовольствием его есть. В трубке воцарилось недолгое молчание, изредка прерываемое шуршанием бумаги. Эмма нетерпеливо ждала. Наконец Спенсер недовольно произнес: – Да, было прислано, действительно. – И вы не сообщили! – воскликнула Эмма. – Я даже не посмотрел! Вы ведь правда не полагаете, что мне в день приходится обрабатывать по одной бумажке? Если что Эмма и полагала, так это то, что в таком маленьком городе как Сторибрук не слишком много бумажной работы. Разумеется, Спенсеру она этого не сказала. Просто заставила себя успокоиться. В конце концов, Джефферсону уже никак не помочь. Она отключилась, не простившись, и снова обратилась к Вэйлу: – Чем его отравили? – Фыафыфом, – с набитым ртом ответил тот. Эмма нахмурилась. Вэйл закатил глаза, усиленно задвигал челюстями и спустя пару секунд сказал более отчетливо: – Цианидом. Эмма аж поперхнулась на вдохе. – Как? – пробормотала она. – Кто-то дал ему просто выпить цианид? И никто не заметил? Голд, разумеется, кто же еще? Он один приходил к Джеффу. Другим-то зачем? Насколько Эмма знала, Джефферсон, даже несмотря на свое сумасшествие, был довольно мирным парнем. Делал хорошие шляпы, так что люди к нему часто обращались, бедствовать ему не доводилось, у него даже особняк был собственный, правда, в таком месте, где Эмма жить бы не стала, но все же. А вот у Голда ко всем в этом городе были претензии, абсолютно ко всем! Не мог он, ну, просто не мог – Почему именно выпить? – возмутился Вэйл. – Он его и вдохнуть мог! Для Эммы эти пояснения были уже лишними, смысл дела они не меняли. – Я трижды делал анализы, – проворчал Вэйл, явно недовольный тем, что его старания оказались не слишком-то оценены. – Трижды! Второй, потому что не поверил в первый, третий, потому что второй оказался отрицательным: то ли я что-то напутал, то ли еще что. Кто еще стал бы таким озадачиваться? Эмма подумала, что любой, делавший вскрытие и обнаруживший признаки отравления цианидом. С Вэйлом было больше не о чем говорить, хотя, признаться, радовало то, что он ничего не скрывал, просто так сложились обстоятельства. Эмма не знала, стоит ли верить Спенсеру в том, что он просто не заметил отчета из больницы, но… Но она и сама иногда отметала в сторону какие-нибудь бумаги, а обнаруживала их много позже. Так что… вероятность того, что у Спенсера произошло нечто похожее, сохранялась. Да и он сам хочет раскрыть это дело, Эмма почти не сомневалась. Вот только наркотики все подпортили: теперь Спенсеру важнее они, чем смерть Руби и все, с ней связанное. Вряд ли Эмма могла его осуждать, но она считала, что заниматься можно всем. Мало того, что можно – нужно! Нужно, потому что, как ни крути, но помимо Руби в городе погибли еще люди. И, возможно, что Джефферсон был не последним. Выйдя от бурчащего Вэйла, Эмма автоматически повернула к палате Регины: она собиралась прийти к ней вечером, но планы изменились. Конечно, она без книг и журналов и, наверняка, выслушает от Регины все, что та думает по этому поводу, но… Но Эмме просто хотелось с ней повидаться. Возможно, что чуть-чуть подзарядиться энергией от позитивного общения. Хотя Регина может оказаться и не в духе, тогда задуманное пойдет прахом. Не зная, как лучше поступить, Эмма остановилась, не дойдя каких-то пары метров до нужной палаты, и увидела, как из-за угла выворачивает Лили. Сердце екнуло, пропустив удар: Эмма не ожидала встретить Лили здесь. – Почему ты здесь? – прямо спросила она, когда Лили подошла. Та пожала плечами. – Я заехала в участок, там сказали, что ты уехала в больницу. Эмма кивнула. Да. Все верно. Она действительно уехала сюда и сказала перед этим, куда едет, чтобы ее можно было найти при случае. Вот и случай нарисовался. Против своей воли Эмма отметила, что Лили отлично выглядит. Может быть, она ждала унылого выражения лица, мешков под глазами, скорбно сжатых губ – что-нибудь, что доказало бы, что Лили все еще переживает их расставание. Но Лили либо не переживала, либо умело скрывала: и то, и другое было Эмме не слишком приятно. Она эгоистично хотела подтверждения тому, что была хороша. Что по ней скучают. Что ее хотели бы вернуть. И пусть возвращаться она не собиралась, но… Эмма думала, что их встреча произойдет не так. Она понятия не имела, как все должно было бы случиться, однако точно знала: не так. Может быть, они встретились бы в другом месте, не здесь, так близко от Регины. Может быть, там Лили была бы более приветливой. Может быть, их разговор начался бы не с вопросов, а с ответом. Что толку теперь гадать? Получилось так, как получилось. И все тут. – Отлично выглядишь, – сказала Эмма все же, хотя думала, что не стоит. Лили изогнула уголки губ в вежливой полуулыбке. – Спасибо, – она зачем-то оглядела Эмму с ног до головы, заставив ее нервно поежиться, и спросила: – Где документы? Эмма, слегка притонувшая в собственных размышлениях, не сразу поняла, о каких таких документах идет речь. А вспомнив, поспешила оправдаться: – Допрос сегодня не состоялся, потому что не пришел адвокат обвиняемой. А остальные документы остались в участке, я ведь не планировала встречаться тут с тобой. Лили кивнула, принимая ответ. Посмотрела в сторону. Эмма невольно проследила ее взгляд, тут же встряхнувшись. Она не ожидала, что встреча с Лили окажется вот такой: они не сказали друг другу ни одного приветственного слова, не посмотрели друг на друга, как друзья. Эмма, конечно, понимала, почему все так и не иначе, но ей жутко хотелось бы все изменить. Вот только как это сделать? – Ты не выставила охрану? – спросила вдруг Лили. Она явно имела в виду охрану возле палаты Регины: Эмма не питала лишних иллюзий по поводу того, что Лили не в курсе, что и как происходит в Сторибруке. Она ведь всегда говорила, что не зря работает в ФБР. Может быть, сейчас это и к лучшему, меньше потратится времени на объяснения. Эмма передернула плечами. – Не посчитала нужным. Ей показалось, что таким образом ее хотят уличить в плохом выполнении обязанностей шерифа. Лили быстро взглянула на нее. – Серьезно? После того, как ее машина взорвалась? – она приподняла брови. Иронизировала? Или на самом деле хотела услышать ответ? Эмма поджала губы. – Если бы ее хотели убить, она уже была бы мертва. Как ни прискорбно это сознавать. Идея с охраной приходила Эмме в голову, но оказалась отвергнута самой Региной, которая сказала буквально следующее: «Лучше позаботьтесь о том, чтобы с Генри не произошло ничего подобного, раз уж я пока что не могу за этим проследить!» Эмма пыталась сопротивляться, один раз послала парочку полицейских, но те быстро вернулись, сообщив, что, как им сказали, мэр может отменять указания шерифа. Эмма могла бы поспорить, поругаться с Региной, но что бы это дало? Ровным счетом ничего. Регина все равно осталась бы при своем мнении, пока что-то не ударило бы ей в голову и не заставило бы это мнение поменять. Эмма могла расшибиться в лепешку – это не помогло бы. – Ты хочешь отдать мне только дело с наркотиками? – поинтересовалась Лили. – Или о взрыве тоже? Эмма моргнула. Стоп-стоп, когда это она упомянула «отдать»? – Я не хочу тебе их отдать, – медленно покачала она головой. – По крайней мере, прямо сейчас. Я вызвала тебя потому, что дела с наркотиками все равно рано или поздно переходят в юрисдикцию ФБР. Ты, конечно, можешь воспользоваться своим положением и просто отобрать их у меня, но я, честно говоря, надеялась, что ты разрешишь мне проводить допросы вместе с тобой. Видишь ли, возможно, дело монахинь раскрутит и остальные дела, – Эмма вдруг стушевалась. – Ну, ты знаешь, о чем я… Она выжидающе уставилась на Лили, готовя себя к любому ответу. Она действительно рисковала, когда звонила ей: ФБР обладало большими полномочиями, Эмма на своем уровне никак не смогла бы с ними спорить или как-то воевать. Дела могли отобрать, монахинь увезти, и Эмма никогда бы уже не добралась до них, чтобы выйти на Голда. Так наверняка поступил бы любой другой агент. И вот почему Эмма позвонила Лили. Потому что теплилась надежда на то, что Лили посмотрит на ситуацию другими глазами, в конце концов, она была в курсе почти всего, что происходило в Сторибруке. Что происходило с Эммой. Конечно, Эмма не могла быть уверенной в Лили на сто процентов: их расставание не было особенно плохим, но и хорошим оно тоже не оказалось. Расставания вообще хорошими бывают крайне редко, как минимум, для одной из сторон. Так что Эмма, наверное, сумела бы понять Лили даже в том случае, если бы та прямо сейчас резко отказала ей во всем и поступила сообразно указаниям своего начальства. Понять-то поняла бы. Но вот принять… Лили долго смотрела на Эмму, будто желая извести ее в ожидании. Волосы ее были собраны за спиной, лицо от этого казалось немного худее, чем обычно. А может быть, она и правда похудела, кто знает. Эмма сглотнула, понимая, что принятие решения затягивается. Она уже открыла рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, когда услышала: – Эмма, привет! Робин прошел мимо, приветственно улыбнувшись. Кажется, сегодня у него было хорошее настроение. Эмма машинально кивнула ему в ответ, старательно игнорируя волну, внезапно поднявшуюся внутри при взгляде на бойфренда Регины. И волна эта появилась не оттого, что Эмма вспомнила, в каких отношениях Регина до сих пор состоит с ним. Нет-нет, тут дело было в чем-то другом. В чем же именно?.. – Хорошо. Будем вести дело вместе. Эмма вздрогнула и чуть не подпрыгнула, успев на короткий миг забыть, что не одна. Лили поджимала губы и щурилась, но в целом выглядела достаточно умиротворенно. Не было заметно, что она приняла решение, пойдя против своих истинных желаний. – Отлично, – выдохнула Эмма обрадованно. – Тогда как ты смотришь на то, чтобы вечером встретиться в участке? Я бы все там тебе и рассказала. Лили кивнула и, не говоря ни слова, развернулась, уходя. Эмма, спохватившись, хотела было сказать ей что-нибудь вслед, но так ничего и не придумала. Лили ушла быстро, а Эмма стояла, засунув руки в карманы куртки, хмурилась и ругала себя за то, что встреча прошла совсем не так, как она рассчитывала. Но разве в этом только она виновата? Ладно. Вечером будет виднее, что к чему. А пока можно навестить Регину. Эмма, сделав пару шагов, вдруг остановилась. И не потому, что вспомнила, что Регина не одна. Она поняла. Поняла, что именно насторожило ее в Робине. И это понимание не принесло никакого облегчения. Он поздоровался только с ней. А на Лили даже не посмотрел. Словно ее там не было. Эмма понятия не имела, почему это так взбудоражило ее, но отделаться от ощущений не могла. Робин отлично знал, кто такая Лили. Он не мог просто взять и забыть ее лицо. И даже не поинтересоваться у Эммы в таком случае, кто эта женщина и что делает возле палаты Регины. Лили, впрочем, тоже ничуть ему не удивилась, но она и раньше никогда на него внимания не обращала, Робин же всегда бывал приветлив. Эмма облизнула пересохшие губы. Сердце отчего-то стучало очень неспокойно.