Волки в овечьих шкурах

Допрос Голда ничего не дал. Абсолютно ничего. Эмма подготовилась очень тщательно, вопросы ее были продуманы от и до, Спенсер соизволил присутствовать лично, дабы ничего не упустить, но… Но и упускать было нечего. Либо Голд действительно ни в чем не был виноват, либо он слишком умело врал. Эмма верила во второе, однако доказать это никак не могла. – У вас только показания Миллс. Сами по себе они ничего не значат. Лишь повод внимательнее следить за Голдом. Эмма и Спенсер стояли в коридоре, за «односторонним» зеркалом, отделяющим их от Голда. Тот сидел спокойно, время от времени поправлял манжеты рубашки и скучающе оглядывался, не выказывая никакого беспокойства. Будто знал, что никто и ни в чем его не обвинит. Даже если очень захочет. Эмме стало тоскливо. Она уже много чего спланировала, много чего представила, и вот снова всё катилось слишком далеко. Голд был почти в руках и ускользал так ловко, что впору было задуматься. Может быть, кто-то помогает ему? Может быть, сам Спенсер? Эмма подозрительно посмотрела на прокурора. Тот же задумчиво глядел на Голда и едва заметно качал головой, будто ведя сам с собой молчаливый диалог. Мог ли Голд заплатить ему? Мог, разумеется. Вот только и это тоже пока что недоказуемо. При самом большом желании. Эмма не кипела, не возмущалась и не испытывала гнев. Она просто была очень усталой. Чересчур. И даже с этим поделать ничего не могла. Иногда ей все еще хотелось бросить город и людей и уехать подальше. Не далее как вчера она приехала к границе города и, выйдя из машины, долго смотрела на пустую дорогу. Та манила своей бесконечностью, своей новизной. Но, конечно, никуда Эмма не уехала. Слишком многое держало ее здесь. Слишком. – Заявление есть заявление, – пробурчала она упрямо, передергивая плечами. – Мы не можем просто взять и оставить его без внимания. Спенсер хмыкнул. – Мы и не оставили, шериф. Мы вызвали Голда и допросили его, хотя по факту не было совершено никакого преступления, по которому он мог бы пройти подозреваемым. Эмма поджала губы. – А взорванная машина мэра? Спенсер приподнял брови. – А что, уже доказано, что это дело рук Голда? Эмме оставалось только промолчать. Конечно, ничего доказано не было. Эксперты долго возились с останками автомобиля, пытались снять отпечатки, но не нашли ничего стоящего. Насчет бомбы саперы сказали, что мощность была не слишком большая, иначе результат оказался бы иным, так что подозрения Эммы лишь подтверждались: Регину убивать не собирались. Ее хотели всего лишь напугать. Или предупредить о чем-то. Вполне возможно, кому-то не нравилось то, что она общается с Эммой. А кому это могло не нравиться? Голду. Эмма зациклилась на нем, она отлично это сознавала, но не могла ничего поделать. Ей все еще казалось, что она близка к разгадке, что ходит кругами и никак не может сделать последний шаг, ухватиться за конец размотанной нити. Спенсер велел Эмме отпустить Голда и ушел восвояси, а Эмма еще долго стояла за дверью, не решаясь войти в комнату для допросов. Она знала, какими глазами посмотрит на нее Голд. И именно так он и посмотрел, разумеется, стоило ей переступить порог. – Ну что, шериф? – он вольготно откинулся на стуле. – Не удалось вам? Эмма мрачно зыркнула на него из-под насупленных бровей. – Можете быть свободны, – сухо проговорила она, засовывая руки в карманы. Голд неспешно поднялся, беря трость. – Могу, конечно, – легко согласился он, не скрывая улыбки. – И буду. Как бы вы ни старались сотворить со мной что-нибудь этакое. Он прошел мимо застывшей Эммы, обдав ее терпким запахом парфюма, и остановился возле двери, небрежно бросив: – Послушайтесь, моего совета, шериф: если вам так хочется стать героем, посмотрите в другую сторону. Под Богом ходит множество людей с грехами. Эмма не повернулась к нему, а Голд не стал ждать. Постукивая тростью об пол, он ушел, не прощаясь. Эмма была уверена, что он смеется над ней. Может быть, и над Спенсером тоже, и над Региной, но над ней – особенно громко. Подойдя к столу, Эмма взяла листы бумаги, на которых дублировала ответы Голда, и быстро просмотрела их. Голд утверждал, что их с Региной соперничество за пост мэра было в лимите правил. Что если Регине и казалось, что что-то идет не так, то почему же она сразу не заявила в полицию? Почему не сообщила о мнимых махинациях, о не менее мнимых угрозах? Боялась, что это повредит Генри? Нелепица: так бы его принялись охранять. А может быть, она молчала, потому что ей нечего было сказать? Эмма спрашивала Голда и о взрыве, и, разумеется, там он тоже все отрицал. Эмме очень хотелось поверить ему, уж больно честным казался его взгляд, но что-то внутри подсказывало: причастен. Он непременно к этому причастен. Может быть, не так сильно, как хочется думать Эмме, но… Внезапная злость на нулевой результат почти заставила Эмму смять бумаги. Она остановила себя в последний момент, руки ее дрожали. Пришлось очень аккуратно положить записи на стол и отойти на пару шагов, успокаивая дыхание. Почти сразу зазвонил мобильник. Эмма подумала, что это Дэвид, но это оказался Генри. – Я хочу навестить маму, – сказал он без особых приветствий. – Отведешь меня? Эмма прикрыла глаза и улыбнулась. – Конечно, – сказала она мягко. – Приеду за тобой через двадцать минут. Самая лучшая новость этих дней заключалась в том, что Регине сохранили ногу. Вэйл провел сложнейшую операцию, бился около десяти часов, но сумел сделать так, чтобы в обозримом будущем Регина сумела обходиться без костылей. Эмма не вдавалась в подробности, ей был важен результат, и она просто от души радовалась тому, что все обошлось. Потому что все действительно обошлось: кто-то берег Регину. Эмме не очень хотелось думать, что этот кто-то смотрит сверху, но иных мыслей по этому поводу как-то не возникало. Она даже подумала сходить в церковь, помолиться или что там делают в таких случаях, но так и не сходила. Сначала времени не было, а потом и желание сошло на нет. Эмма не жалела. Не о чем было. Собрав все материалы по допросу Голду и в который раз скрипнув зубами по поводу неудачи, Эмма заперла сейф, вышла из офиса и принялась спускаться по лестнице. Внизу, у машины, ее ждал Джонс. Привычная ухмылка озаряла его смуглое лицо. Эмма вздохнула, но без особого раздражения. Как она успела выяснить, Джонс разделял ее неприязнь к Голду, а это в нынешнее время значило довольно много. Эмма вынуждена была признать, что Джонс ей нравится – из-за Голда, конечно, из-за чего же еще? Не так уж много в городе людей оказывалось на ее стороне. Глупо было бы терять одного из них по ничего не значащим причинам. – Тебя подвезти, красотка? Эмма уже сказала Джонсу, что между ними ничего не будет. Потому что Регина. Почему-то ей показалось, что Джонс поймет и примет. Она ошиблась, разумеется, но на душе стало легче. Во всяком случае, заигрывания Джонса не казались больше такими неприятными. Эмма научилась находить в них своеобразную прелесть. В конце концов, кто-то же должен говорить ей, что она красивая. Если уж Регина не хочет. – Нет, – Эмма покачала головой. – Я за Генри. А потом в больницу. Джонс понимающе кивнул. Осмотрелся зачем-то, вздохнул и сказал негромко: – Видел Голда. Эмма усмехнулась. – Да я тоже видела. И даже слышала, – она сделала большие глаза, смеясь над выражением лица Джонса. – Мы его на допрос вызывали. – И? – живо подался вперед Джонс. – Что? Что-нибудь есть на него? Его глаза сверкнули. Эмма вынуждена была отрицательно помотать головой. – Скользкий змей, – с сожалением проговорила она, нащупывая в кармане ключи от машины. – У меня прям руки дрожат, чую, что есть его за что засадить, а доказать никак. Нет улик и все тут. Джонс цокнул языком. – Убить его да дело с концом, – пробормотал он отрешенно. Эмма не была уверена, что он шутит, поэтому на всякий случай сказала: – Большой Брат следит за тобой. И пояснила, видя непонимающий взгляд: – ФБР наверняка держит твое дело наготове. Джонс беспечно махнул рукой. – Да что мне то ФБР! Кроме того, – он подмигнул Эмме, – агент Пейдж у тебя в подружках ходит, я прав? Эмма закатила глаза. Не проходило и дня, чтобы она не вспоминала Лили. Иногда бралась за телефон с твердым намерением набрать ее номер. И… всякий раз пасовала, убеждала себя, что ее рвение никому не нужно, в этом вопросе так точно. Лили не искала встречи с ней, почему же она должна искать? Никому она ничего не должна. Ни-ко-му. – Может, все же проехаться с тобой? – Джонс не терял надежды, но Эмма покачала головой. – Не надо, Киллиан. Останься в офисе. Скоро придет заключительный отчет саперов, подшей к делу и позвони мне, если будет что-нибудь новенькое. Эмма сомневалась, что за прошедшее время саперы что-то отыскали, но занять Джонса было нужно. Хотя бы этим. Несмотря на потеплевшее к нему отношение, слишком долгим разговорам с ним Эмма пока еще плохо радовалась. И не думала, что когда-нибудь станет делать это с большим рвением. Оставив не слишком довольного Джонса, она села в машину и за считанные минуты добралась до школы, где Генри уже ждал ее, приплясывая возле остановки. Плюхнувшись на сиденье, он затараторил, не сказав даже «Привет!»: – У меня «А» по математике и «С» по английскому. Он, кажется, забыл, что рядом с ним не Регина и что можно поговорить о чем-нибудь кроме уроков. – По английскому? – удивилась Эмма, осторожно выруливая с улицы. – Ты же вроде нормально с ним. Генри небрежно пожал плечами. – Ну, вроде, – он поерзал, устраиваясь поудобнее, и вдруг спросил, резко меняя тему: – Слушай, а тот, с крюком… Почему он работает с тобой? Эмма не сразу поняла, что речь про Джонса. – Потому что мы наняли его на работу, – недоуменно пояснила она, не зная, как еще можно ответить. – Ага, – отозвался Генри, глядя в окно. Эмма ждала продолжения, но его не поступило. Тогда она пожала плечами, решив, что не станет настаивать. Мало ли. Может, Генри запомнился крюк. Скорее всего, так оно и было. Наверное, он считал, что люди с крюками не должны работать в полиции, но когда услышал, что полиция сама его приняла, то удовлетворился ответом. На время, пока Регина лежала в больнице, Генри переехал к Эмме, и та была очень сильно удивлена таким поворотом событий. Ей казалось, что Робин должен был бы следить за пацаном, она готовилась услышать именно это, когда предложила присмотреть за Генри, но Регина, к удивлению всех вокруг, внезапно сказала «Да». Больше всех удивилась сама Эмма, а вот Генри обрадовался. В первый же вечер он замучил Эмму просьбами сыграть с ним в приставку, которую он притащил с собой, а вот во второй ей пришлось ссылаться на бумажную работу, потому что снова играть в «Мортал Комбат» она просто была не в состоянии. Было забавно жить с сыном, пусть даже Эмма представляла себе это совсем по-другому. Во всяком случае, завтрак готовить должна была точно не она. А еще она не знала, как говорить с Генри. Ну, после того случая… Пару раз она порывалась завести беседу на эту тему, но тушевалась и отходила. А Генри молчал. Вряд ли он забыл, конечно, но, может быть, просто не хотел? Эмма мучилась сомнениями, не зная, с кем обсудить данную проблему, и в итоге напросилась к Арчи Хопперу. Тот принял ее практически сразу, но и ему Эмма так и не сумела ничего рассказать: духу не хватило. Зато Арчи подробно изложил ей планы старухи Лукас, в которых более не желал принимать участия. Эмма слушала без должного интереса: Лукас давно перестала ее волновать. Что взять с нее? Она ничего не может, только языком трепать. А уж кто ей поверит – что ж, у всех свои головы на плечах, свою не приставишь и мысли в нее правильные не вложишь. Эмма старалась не огорчаться по этому поводу, тем более, что и Арчи заверил ее: Лукас злится уже скорее по инерции. Даже Мэри Маргарет успела отойти от плана изгнания Эммы из города, а без ее поддержки Лукас мало что может. Регина ее больше не принимает, а куда еще идти? Так и не решив, стоит ли говорить с Генри и если да, то как, Эмма решила: пусть все идет, как идет. Захочет парень обсудить то, что видел, тогда и обсудят. А пока что… Пока что надо просто жить дальше, как живется. Не так уж плохо, между прочим. В больнице Генри затеял возню с выбежавшим из палаты Регины Роландом, а мгновенно поскучневшая Эмма осторожно, боком, заглянула за дверь, не желая стать свидетелем того, что ей не понравится. К счастью, ничего криминального там она не увидела: Робин смирно стоял возле окна, а Регина с самым нейтральным выражением лица лежала на привычном месте: вставать ей теперь придется не скоро, судя по обещаниям Вэйла. – Не помешала? – на всякий случай уточнила Эмма, хотя больше всего ей сейчас хотелось именно что помешать. Регина живо обернулась на ее голос, и широкая улыбка расцвела на ее лице. – Ничуть, мисс Свон, проходите, – уверенно отозвалась она. Приободрившись, Эмма сделала пару шагов, не преминув заметить, каким кислым сделался Робин. Вот уж кому она совершенно точно помешала. Как хорошо, что он тут не хозяин и не решает, кому приходить, а кому уходить! – Вы принесли мне то, о чем я вас просила? – спросила Регина, и в первый момент Эмма застыла, перепугавшись: Регина ее о чем-то просила? Серьезно?! А она забыла?! Ой-ой-ой… Но затем она поймала напряженный взгляд и поняла, что к чему. – Да, конечно. Вот, – и полезла в карман. Регина тут же повернулась к Робину. – Оставь нас. – Но!.. – воспротивился было тот, однако Регина повторила холодно: – Оставь нас, – и добавила: – Будь добр. Эмма приподняла брови, показывая хмурому Робину, мол, «Ну, что поделать, надо так надо». Робин прошел мимо нее, издав отчетливый вздох, и Регина сказала ему вслед: – Проследи, чтобы ребята пока не заходили. Она выглядела очень спокойно. Словно для нее ничего не значил его уход. Будто она только и ждала повода, чтобы его прогнать. Регина – и ждала повода? Разве не могла так? Робин молча кивнул и прикрыл за собой дверь. Эмма тут же подскочила к Регине: – Откуда ты знаешь, что Генри здесь? Не об этом, ох, не об этом она хотела спросить. Но не станет. Регина очень укоризненно посмотрела на нее. – Мисс Свон. Вы полагаете, я не узнаю тот визг и топот, доносящиеся из коридора? Она усмехнулась, видя растерянность Эммы, потом мирно проговорила: – Спасибо, что подыграли. – А что? – Эмма с интересом посмотрела на нее. – Ты не хотела видеть Робина? Внутри волной поднялась нежность. И даже откуда-то выползла гордость: ее вот Регина видеть хочет! Она только вошла, а Робина уже на нее обменяли! Это была не самая лучшая мысль, но отделаться от нее не представлялось возможным. И Эмма решила, что не станет отделываться. Пусть. Хоть что-то да должно доставлять ей радость, ведь так? Пусть вот это. Регина осторожно приподнялась: прооперированная и забинтованная нога ее была закреплена на весу для того, чтобы избежать резких движений. Эмма поддержала ее под руку, помогая, и только потом отметила, что Регина не стала вырываться, что приняла помощь. Это ли не радость? – Я хотела поговорить с вами, – увидев укоризненный взгляд Эмма, Регина вздохнула, закатила глаза и поправилась: – С тобой. – Ну вот, – Эмма присела рядом на постель. – Мы же одни. Зачем так официально? Она хотела снова взять Регину за руку, но подумала, что не стоит торопиться. – О чем ты хотела поговорить? Регина поправила свою подушку, уселась поудобнее. – О Голде. Насколько я помню, сегодня ты должна была допрашивать его. – Откуда ты?.. – начала ошеломленная Эмма, но Регина перебила ее: – Когда же ты привыкнешь? Я сколько раз уже говорила, что у меня свои источники? Она сказала это не зло, с усмешкой, но не обидной. Эмма только прикусила губу, раздумывая, а не поинтересоваться ли, какие такие источники у нее. Потом все же ответила: – Ничего. Все, как и обычно. Голда не за что ухватить. Мне не хватает материала. И он это знает. Она отвела взгляд, не зная, как Регина отреагирует на то, что и ее заявление не сработало. Однако время шло, а Регина молчала. Молчала и Эмма, но по другому поводу, а когда устала молчать, все же взяла Регину за руку робко, готовая тут же отпустить, если почувствует недовольство. – Регина? – осторожно позвала она ее, легонько сжимая пальцы, и получила задумчивый ответ: – Он помнит. Фраза, сорвавшаяся с губ Регины, прозвучала странно. Эмма, нахмурившись, приподняла брови. – Что помнит? Регина поморщилась и, словно очнувшись от короткого сна, двумя пальцами потерла переносицу. – Все. Как такое короткое слово может прозвучать так тяжело? Эмма покачала головой. Она продолжала держать Регину за руку, и это прикосновение ей хотелось сделать центром вселенной. – Говори конкретнее. Она склонилась к Регине, испытующе разглядывая. Ей показалось, что та колеблется, будто хочет что-то сказать, но какая-то сила удерживает ее от этого. – Регина? По спине пробежал холодок. Откуда-то в голове возникла мысль: если бы Регина сейчас сказала то, что хочет, дело можно было бы закрывать. Прямо сейчас. В ту же секунду. Признание Регины объяснило бы все абсолютно. На какую-то секунду карие глаза почудились целой вселенной, в которую Эмма приготовилась упасть. Но вот Регина моргнула, и ощущение пропало вместе с холодком, за секунду до этого пощипывающим спину. – Не обращайте внимания, мисс Свон, – криво улыбнулась Регина и, едва заметно колеблясь, забрала свою руку. – Я говорю о том, что Голд помнит наши разногласия. По разным вопросам. Помнит и будет и дальше ставить меня в неудобные и невыгодные положения. Можно только надеяться, что никто больше не умрет. Регина явно не желала делиться своими настоящими мыслями, раз уж снова употребила «мисс Свон». Ее можно было понять: она старалась помочь, но ее помощь ничего не дала. Кроме того, ей в машину подложили бомбу, и мало кто сомневается в том, чьих рук это дело. Будешь тут огорчен. Эмма и сама огорчалась. И не только по поводу Голда. Немного раздосадованная тем, что Регина вновь отстранилась, Эмма выпрямилась, сжимая губы. – Я найду на него управу, – твердо пообещала она и получила в ответ снисходительный и немного насмешливый взгляд Регины. – Вы серьезно? Она явно сомневалась в счастливом исходе. И тут было, в чем усомниться, на самом-то деле. – Абсолютно, – тем не менее, кивнула Эмма, веря в то, что говорит. Если раньше дело касалось лишь ее, то теперь все было гораздо серьезнее. И Регина, и Генри – они сейчас только под ее защитой. Только она может сделать что-то, что избавит от дальнейших взрывов и всего того, что еще может придумать Голд. Эмма глубоко вздохнула. Помедлила немного и снова взяла Регину за руку, готовая ко всему. Но, к ее удивлению, Регина не только не отстранилась, но и сжала ее пальцы, немного наклоняясь вперед. А потом вдруг спросила: – Вы любите меня? Сказать, что Эмма была ошеломлена, это не сказать ничего. Разумеется, она думала о своих чувствах, но совершенно не планировала пока что признаваться в них Регине. Как минимум, потому, что та не раз намекала, что не готова к таким откровениям. Жар стремительной волной пронесся по спине Эммы, закрутил вихри на пояснице и провалился ниже, уютно обосновавшись между ног. Эмма невольно облизнула пересохшие от волнения губы. Регина смотрела как-то отчаянно. Словно от ответа зависела ее жизнь. Или нечто большее, но что может быть больше жизни? И тогда Эмма ответила «Да», стараясь не думать, к чему это их приведет, стараясь не вспоминать, что еще недавно Регина убеждала ее в бесконечной любви к Робину. Впрочем… стоп. Регина и не сказала, что любит ее. Она спросила о другом. Эмма застыла, с горечью думая, что снова поторопилась, что ей опять будет больно, но в этот момент Регина порывисто обхватила ее второй рукой за плечи и притянула к себе, целуя. У нее были горячие губы с далеким привкусом кофе, Эмма зажмурилась, отвечая на поцелуй. В голове моментально стало пусто, мир закружился, а сердце забилось учащеннее. Когда Регина отстранилась, Эмма невольно потянулась за ней, отказываясь верить, что волшебство кончилось. И опешила, увидев в карих глазах разочарование. – Что-то не так? – Эмма едва заметила, что руки их все еще соединены, а пальцы сплетены в крепком пожатии. Регина смотрела на нее так, будто ждала от поцелуя чего-то большего и не получила этого. Эмме почему-то стало стыдно за не оправдавшиеся надежды. – Я… прости, – она попыталась освободиться, но Регина не пустила ее. Сжала руку крепче и нахмурилась, из взгляда исчезло разочарование, сменившись чем-то другим. – Я все еще пытаюсь смириться с мыслью о том, что мне нечего больше скрывать, – сказала она со вздохом. – Мне… Эмма, это почти больно. И сейчас я, наверное, сделала то, чего не должна была делать. Она колебалась. И ей это не нравилось, это было слишком заметно. Однако она все-таки сжимала руку Эммы и, кажется, не собиралась ее отпускать. Эмма ждала продолжения, но его не последовало. Тогда она наклонилась и поцеловала Регину снова. – Ты спросила меня, люблю ли я тебя, – прошептала она чуть позже, когда губы их разомкнулись. – Тебе не понравилось то, что ты услышала? Она вся дрожала. Ей безумно хотелось забраться на постель прямо в уличной одежде, в сапогах, и прижаться к Регине, накрыть ее собой, спрятать от всех, пробраться руками под больничную рубашку и почувствовать то тепло, по которому она так сильно скучала. Но вместо этого Эмма сидела и заставляла себя оставаться спокойной. Потому что не хотела ничего испортить. Что-то неуловимо дрогнуло в выражении лица Регины. Она явно хотела ответить, но, передумав, просто улыбнулась. – Я не хочу привязывать тебя к себе. У меня есть… Робин. Последнюю фразу она сказала слишком неуверенно для того, чтобы Эмма поверила в ее искренность. Пришлось снова поцеловать Регину, на этот раз – гораздо интимнее. И ей позволили это сделать. Потому что поздно было - веревка уже затянулась. – У тебя есть я, – прошептала Эмма, тяжело дыша. Она прижималась лбом ко лбу Регины и медленно гладила ее по щеке двумя пальцами. А потом еще раз поцеловала ее, и это был тягучий, медовый поцелуй, от которого заныло в паху и уже не удалось удержаться от того, чтобы прижаться к Регине – хотя бы плечом. – Не надо, – шепнула Регина в ответ. – Не здесь. Эмма сглотнула и согласилась. Не здесь. Не сейчас. Но когда-нибудь – обязательно. Она видела, что Регина почти пришла в себя – не физически, конечно, до полного исцеления там еще было долго. Морально. Их разговор, случившийся не так уж и давно, все еще был жив и собирался жить достаточно долго. Они обе не забудут его никогда, как и многое другое. Но… мир продолжает вертеться. Они не могут просто застыть в нем, как мухи в янтаре. Эмма верила, что они и не хотят это делать – обе. – Я позову Генри, – сказала Эмма, со вздохом вставая и отпуская руку Регины. – Он, наверное, уже там с ума сходит. Проклятье, как может она постоянно забывать о собственном сыне? И бестолку искать этому оправдания! Раскрасневшаяся Регина быстро кивнула, прикусив нижнюю губу: она ведь забыла про Генри вместе с Эммой. – Конечно. Позови. А сама иди. Это не прозвучало приказом, скорее, Регина сомневалась, говоря это, но Эмма и сама понимала, что нужно идти. Сегодня она получила больше, чем то, на что рассчитывала, выходя из участка. И ей хотелось думать, что этот небольшой шаг в итоге заведет их достаточно далеко. Так, чтобы назад пути уже не было. Эмма хотела сказать, что любит Регину, но в последний момент прикусила язык, не зная, не испугает ли это их обеих. Регине нужно было дать время. Несмотря на то, что она всегда казалась достаточно импульсивной и скорой на решения, Эмма нутром чуяла: данный вопрос не тот, в котором важна скорость. У них еще будет время. Обязательно. – Ты не говорила с Генри? – Эмма немного смутилась. – Ну… о нас? Регина отрицательно покачала головой. – Не так, как следовало бы, вероятно, – сухо отозвалась она и отвернулась, какое-то время разглядывая крошечную картину на стене. Потом нехотя добавила: – Я не знаю, что ему сказать. А сам он ни о чем не спрашивает. Эмма ощутила облегчение. Значит, не одна она мучается, пытаясь определить, нужно ли вызывать Генри на разговор. Что ж, это радует. Не особо должно, но радует. Быть одиноким – дурное и пустое занятие. Эмма достаточно им отзанималась. – Ты уверена, что все в порядке? – спросила Эмма, уже стоя на пороге палаты. Регина скривила губы. – Не сомневайтесь. Она лежала, откинувшись на подушки, и лишь цвет ее губ и щек напоминал о том, что еще недавно она сполна отдавалась жарким поцелуям, возможно, мечтая о большем: во всяком случае, Эмме так показалось. Она знала, что убедиться может лишь одним способом, недоступным ей сейчас, так что приходилось отступать несолоно хлебавши. Регина проводила ее пристальным взглядом, от которого жгло затылок и шею. Выйдя из палаты, запустив туда нетерпеливого Генри и убедившись, что Регина ее уже не увидит и не услышит, а Робин и Роланд куда-то исчезли, Эмма вдруг заплакала. В один момент, будто кто-то открыл кран со слезами. Навзрыд, едва сдерживаясь, чтобы не застонать в голос. Ноги задрожали, пришлось сесть на первый попавшийся стул. Слезы катились по щекам градом, она не успевала их вытирать. Эмма не знала, почему плачет. Ей было почти стыдно это делать. В действительности ведь все было хорошо. В данный момент – абсолютно все. Было ли Эмме стыдно за то, что она подставляла Робина? Возможно. Было ли ей стыдно из-за того, что она, кажется, надавила на Регину? Может быть. А может быть, это все нервы. Куда же без них? Эмма перестала плакать столь же резко, сколь начала. Просто вдохнула глубже, чем надо, поперхнулась, закашлялась – и слезы остановились. Кран снова повернули, теперь уже в другую сторону. Эмма сидела, скорчившись, и пыталась остановить кашель, но никак не могла. И краем уха случайно зацепила фразу одной из медсестер, проходящих мимо: – …да он появился в палате у того красавчика буквально на минуту, а потом тот раз – и умер. И ведь в крови у него… Эмма не услышала начала и не успела расслышать конец, но сомнений отчего-то не оказалось: Голд заходил к Джефферсону в палату еще до того, как там появилась Эмма. И что-то вколол ему. Так? Так. Почему? А о чем еще тут могут говорить? В городе не так уж много смертей было за последнее время. Собственно, только Джефферсон. Но вот забавность – почему же Вэйл, самолично проводивший вскрытие (потому что Эшли заболел), ничего не сообщил о препарате? Быстро утерев все еще влажное лицо, Эмма вскочила и помчалась за медсестрами, намереваясь выяснить, где сегодня Вэйл. Ничего не вышло с Голдом? Что ж, может быть, выйдет с кем-нибудь другим. А оттуда уже ниточка приведет туда, куда нужно. Вэйла застать не удалось, он был на чьих-то родах, Эмма не вдавалась в подробности. Что ж, тогда придется наведаться к Голду – снова. Переживет. Она заглянула к Регине, убедилась, что Генри там, уточнила, как долго он хочет пробыть у матери, и сказала, что вернется за ним через пару часов. Регина попросила привезти ей каких-нибудь книг или, на крайний случай, журналов. Эмма пообещала, что не забудет. И она действительно помнила свое обещание, пока на полдороге к лавке Голда не позвонил Спенсер. Удивившись его звонку, Эмма подняла трубку. – Слушаю. – Шериф, – Спенсер звучал немного напряженно и говорил довольно быстро, – мне тут поступил анонимный звонок… – Вам? – невольно удивилась Эмма. Было чему удивиться: анонимки обычно поступали в полицию. Ну, может быть, к пожарникам. Но прокурору? В чем смысл? Он не реагирует на вызовы. Если хочется подкупить его, надо действовать более открыто. – Мне, мне, – раздраженно подтвердил прокурор. – Да, я тоже не понимаю, почему именно мне, но дело не в этом. Аноним назвал место – монастырь. И время – 18.20. Эмма невольно посмотрела на часы. 18.10. – И что мне делать с этими знаниями? – недоуменно поинтересовалась она, паркуясь, потому что было неудобно ехать и разговаривать. Спенсер недовольно фыркнул. – Подключите фантазию, шериф. Езжайте и проверьте, в конце-то концов, не мне же этим заниматься! – Но позвонили-то вам, – резонно возразила Эмма. – Шериф, – в голосе Спенсера зазвучали стальные нотки. – Не испытывайте мое терпение. И он отключился. Эмма какое-то время смотрела на замолчавший телефон, потом тряхнула головой. В чем смысл вообще этой анонимки? Кто-то отвлекает ее от чего-то? Или, скорее, попытался отвлечь Спенсера, но тот на уловку не поддался? Эмма покачала головой. У нее не было ни малейшего желания ехать в монастырь, она планировала взять Голда за шкирку – в который уже раз? – и как следует встряхнуть его, но… Но, видимо, придется слегка изменить планы. Эмма подумала и набрала номер Дэвида. Когда трубку сняли, она, не успев услышать ни слова, затараторила: – Дэвид, срочно подъезжай к монастырю, там… – Это не Дэвид, – сказала ей трубка голосом Мэри Маргарет. – Оу, – смутилась Эмма. – Извини, – она помедлила немного, хотя извиняться ей, в общем-то, было не за что, и спросила: – А Дэвида ты можешь позвать? – Нет. Он в душе. Эмма побарабанила пальцами по рулю. – Ясно. Ей действительно было ясно, зачем Дэвиду средь бела дня потребовался душ, и почему на его телефон отвечает Мэри Маргарет. – Ладно. Выйдет, попроси, чтобы набрал, хорошо? – Хорошо. Эмма уже хотела попрощаться, как вдруг услышала торопливое: – Эмма, ты не могла бы встретиться со мной? Предложение было очень неожиданным. Эмма даже подумала сначала, что ослышалась. Мэри Маргарет предлагает встретиться? Мэри Маргарет? Встретиться? Хм. Кто-то где-то умер? Земля скоро прекратит вертеться? Нет, зла на Мэри Маргарет Эмма больше не держала – не было смысла. Она понятия не имела, откуда взялась та неприязнь, что Мэри исправно демонстрировала, и, по правде сказать, не сильно рвалась узнавать правду. Да и теперь уже общаться не очень-то хотелось. Но… Но вслух Эмма вежливо сказала: – Конечно. Когда тебе удобнее? – О, это когда удобно тебе, – в голосе Мэри Маргарет послышалось неподдельное смущение, немало удивившее Эмму. Она снова потрогала руль, чуть подумала и предложила: – Может быть, послезавтра? Она не была уверена, что завтрашний день у нее окажется свободным. Мэри быстро согласилась, они договорились, что еще созвонятся, и, все еще пребывающая в изумлении, Эмма сбросила вызов. Потом тряхнула головой и решительно завела машину. Она подумает о Мэри потом. Обязательно. А сейчас есть другие дела. По инерции Эмма чуть было не поехала к Голду и только на полпути вспомнила, что должна была бы рулить к монастырю. Чертыхнувшись, она развернулась через сплошную и помчалась в обратном направлении, поглядывая на часы. К 18.20 она, конечно же, не успела, а даже если бы и успела, то что стала бы делать? Службу бы отстояла? Или что там у них в это время. Вокруг было тихо. Эмма не решилась заходить и просто пошаталась возле здания в надежде, что кто-нибудь что-нибудь ей подскажет. Это, конечно, была слишком смелая надежда, но она оставалась последней, за которую еще можно было ухватиться. Где-то через час бесцельного, в общем-то, гуляния Эмма заметила мусорные баки. – Нет, – сказала она себе, мотая головой. – Нет-нет-нет. Только не это. Раньше ей приходилось рыться в помойках. И для того, чтобы не умереть с голоду, тоже. Приятных воспоминаний ей такие приключения не оставили, так что совершенно не хотелось повторять все это. Эмма покрутила головой, отчаянно желая, чтобы какая-нибудь монахиня сейчас вывернула бы из-за угла и спросила бы, что шериф забыл здесь да еще в такое время. К сожалению, никто не появился, и у Эммы не осталось отговорок. Ругая себя и Спенсера – особенно Спенсера! – почем зря, Эмма чуть ли не с головой нырнула в бачок, сама не зная, что ищет. Но когда нашла, то сразу поняла: вот оно. Флакончик. С остатками жидкости на дне. Что-то щелкнуло в голове, словно ставя все на свои места. Надо было срочно позвонить. Весь следующий день Эмма была на нервах. Она бродила по офису и вздрагивала от каждого звонка, бросаясь к телефону. В голове ее медленно зрел план, которому не суждено было бы воплотиться в жизнь, если бы ее предположения оказались в корне неверны. Но, сняв трубку в очередной раз, Эмма услышала то, чего ждала. А через полчаса две полицейские машины, гудя сиренами и разгоняя сгустившиеся над городом сумерки, остановились возле монастыря. Дэвид и Джонс тут же нырнули в здание, а Эмма осталась снаружи с двумя другими полицейскими. Вскоре должен был подъехать Спенсер, надо было его дождаться. Первой вывели Азурию. Она держала голову прямо, смотрела ровно перед собой и, кажется, не обращала никакого внимания на собирающуюся у монастыря толпу – а толпа в этом городе всегда собиралась неимоверно быстро. Эмма скользнула взглядом по монахине, отказалась от своей первоначальной идеи задать ей пару вопросов и увидела, что Джонс ведет к ней сестру Астрид. Та, понурив голову, семенила рядом и, кажется, всхлипывала. Эмма отчетливо поняла, что вот он, ее шанс дать плану право на жизнь. Нащупав в кармане диктофон, она сделала Джонсу знак и мягко перехватила у него Астрид. – Послушайте, – как можно ласковее сказала она, видя, что Астрид прислушивается к ее словам. – Я могла бы помочь вам. Если вы поможете мне. Астрид приподняла голову. От слез ее глаза припухли, веки покраснели. – Я не могу, – жалобно прошептала она и шмыгнула носом. Эмма успокаивающе улыбнулась ей. – Конечно, можете, – кивнула она. – Вы ведь тут ни при чем, не так ли? Я точно это знаю. Так давайте накажем того, кто виноват. Эмма была уверена: Астрид в курсе. Не может не быть. Она даже взяла ее за руку, стремясь показать, как сильно хочет помочь. Азурию уже усадили в машину, и это, в итоге, помогло Астрид развязать язык. Продолжая всхлипывать, она заговорила: – Это «волшебная пыльца». Ну, мы ее так называем. Мы растворяем ее в нескольких каплях кагора, чтобы лучше усваивалось. Эмма кивнула, ощущая, как спокойствие движется по венам. – Откуда она попадает к вам? Вы изготавливаете ее сами? – Теперь да, – шмыгнула Астрид носом. – Но раньше покупали. – У кого? – тут же спросила Эмма, предвкушая ответ. Но услышала совсем не то, что ожидала. – Не знаааааю, – тихонько провыла Астрид, ее остренькое лицо совсем опухло от слез и причитаний. – Это все мать-настоятельница! Эмма даже не сомневалась, что мать-настоятельница причастна к обороту наркотиков, которые, как выяснилось, свободно курсируют в Сторибруке, по крайней мере – в этой его части. А еще выяснилось – благодаря тому, что Эмма своевременно отправила жидкость на анализ, – что точно такой же наркотик – или очень на него похожий – был обнаружен в организме Руби. Сопоставив имеющиеся данные, Эмма пришла к выводу: Голд снабжал не только Руби, но и монастырь. А потом, убедившись, что все прочно подсели на его «пыльцу», продал Азурии секрет изготовления. Только так. И не иначе. Следовало сравнить флакончик, найденный в помойке монастыря, с флакончиком на видео, где Руби выходит от Голда. Может быть, первую дозу она получила вовсе не от него, может быть, там как раз постаралась Азурия. Все это следует выяснить. И Эмма уже знала, за какой рог взять быка. Еще раз пообещав испуганной Астрид, что замолвит за нее словечко, Эмма велела Дэвиду собрать всех монахинь и заставить их сдать мочу на анализ. А сама отошла в сторону и набрала номер Спенсера. – Наркотики, – устало сказала она вместо приветствия. – Ваш монастырь – это наркоманский притон. Она снова почти возненавидела этот город. Спенсер долго молчал, Эмма пару раз смотрела, уж не сбросился ли вызов, потом коротко сказал: – Поздравляю вас. И отключился. Эмма хмыкнула, убирая телефон в карман, откуда тут же пришлось достать его снова, так как он зазвонил. – Привет, – сказала Эмма гораздо теплее, чем до этого. – Тебе разрешили пользоваться мобильником? – Вы не принесли мне книги, – сухо проговорила Регина. – А ведь обещали. Эмма хлопнула себя ладонью по лбу. – Забыла, – повинилась она. – И сегодня не принесу. Прости. – Что-то случилось? – голос Регины стал встревоженным. Эмма торжествующе улыбнулась. И откашлялась прежде, чем сообщить: – Я нашла того человека, у которого Руби могла получить наркотик. – Мы же вроде уже знаем, что это Голд. Эмма кивнула. – Его трудно подловить, – она прищурилась, оглядываясь, проверяя, не подслушивает ли ее кто. – Зато кое-кто, возможно, развяжет язык гораздо быстрее. – И кто же это? – Азурия. – Это же… – Монахиня, о, да, ты абсолютно права. Как тебе такой поворот сюжета? – Я совершенно не удивлена, – сказала Регина таким тоном, что Эмма поскучнела: и правда не удивлена. А жаль. – Ты не забыла про Генри? – Нет, – вздохнула Эмма. – Он уже дома. Я оставила ему ужин и, надеюсь, он сделает уроки до того, как я приду. – Потому что вы придете поздно? – А как ты угадала? – Я весьма догадлива. Хорошо, Эмма, я рада, что вы раскрыли дело, о котором даже не знали. Но мне пора. Надеюсь, в скором времени вы заглянете ко мне и принесете то, что обещали. Эмма открыла рот, чтобы сказать, что обязательно придет, и, может быть, даже сегодня, но Регина уже отключилась. Ворча себе под нос, Эмма повторно затолкала телефон в карман и, развернувшись, наткнулась прямо на Голда, невесть когда подобравшегося к ней. Он выглядел отлично – довольный и какой-то… сытый. Глаза его насмешливо поблескивали. – Я же говорил, – протянул он, едва Эмма нехотя посмотрела на него. – Обратите свой взор в другую сторону – может быть, и увидите что-нибудь еще. Он ухмыльнулся, стукнул тростью об асфальт, развернулся и вразвалочку пошел прочь, поглядывая на полицейские машины, словно выискивая в них кого-то. Для Эммы было совершенно ясно, кто позвонил Спенсеру. Вот только доказать это никак нельзя. Да и Спенсер сейчас надолго отвлечется. Эмма прикрыла глаза. Зато теперь стало совершенно понятно, почему Азурия была на нервах в их первую встречу. Почему не хотела связываться с полицией. Почему, к удивлению Спенсера, столь пренебрежительно отнеслась к тому, что Эмма неправильно обратилась к ней. Она просто боялась, что раскроется ее маленький секрет. Боялась, что все узнают, что Руби, наркотики и она связаны между собой. Что ж. Все тайное когда-нибудь становится явным. Конечно, это дело было не тем, которое предпочла бы закончить Эмма, но оно все равно принесло ей большое количество очков. Спенсер уже наверняка посмотрел на нее другими глазами, зная: раз в городе объявились наркоторговцы, то можно устраивать облавы, прикрываясь заботой о горожанах. И Голд встанет в этой очереди первым. Эмма довольно усмехнулась. Разумеется, еще предстояло провести ряд допросов, выяснить у Азурии всю подноготную ее бизнеса и либо заставить ее сознаться в том, что она давала Руби наркотики, либо вынудить ее отдать вину Голду – заслуженно или нет. Впрочем, тут не может быть «незаслуженной» вины: Эмма уже знала, что монахини не сами придумали рецепт этой «пыльцы». Кто-то им ее продавал. Кто бы это мог быть? Еще бы найти того, кто подтвердит, что это Голд клал бомбу в багажник машины Регины… – Ну, красотка, ты сильна, – с восхищением выдохнул Джонс, вынырнувший из-за ближайшей машины. – Ничего себе – такое дело раскрыть. Эмма развела руками. – По наводке, – созналась она, но Джонс мотнул головой. – Неважно! – твердо заявил он. – Наркотики есть наркотики. Всегда знал, что монашки простыми не бывают, – он презрительно сплюнул себе под ноги, и Эмма молча согласилась с ним. А потом вдруг ей в голову пришла еще одна отличная идея. Просто замечательная. Можно было вновь убить разом двух зайцев. – Извини, – она виновато улыбнулась Джонсу и отошла от него на пару шагов, понимая, что сегодня опять не попадет к Регине. Что ж… надо будет загладить вину. Но такой шанс упускать нельзя. Шансы вообще упускать нельзя – не в этом городе. Идущие в трубке гудки сменились сухим щелчком и быстрым «Алло?» – Привет, Лили, – бодро проговорила Эмма. – Погоди, не вешай трубку. Надо, чтобы ты приехала. Тут как раз дело для тебя.