Волки в овечьих шкурах

Год спустя, Нью-Йорк Солнце вышло из-за серой тучи, залив светом оживленную улицу. – Эй, дамочка, повнимательнее! – Простите. Эмма извиняюще улыбнулась пареньку-разносчику газет, на которого чуть не налетела, задумавшись. Кофе в ее руке, конечно же, расплескался, теперь необходимо было избавиться от опустевшего стаканчика. Убедившись, что не запачкалась, Эмма нашла мусорку, с сожалением кинула туда остатки своего завтрака и, вздохнув, отправилась вниз по улице, засунув руки в карманы пальто. Каждый день, свободный от работы, она гуляла здесь. Улица чем-то напоминала ей Миффлин-стрит, и эта схожесть почему-то успокаивала, хотя Эмма ждала от нее противоположного действия. Она ненавидела Сторибрук. За то, что он привязал ее к себе – всеми этим людьми, что остались в прошлом. За то, что он снился ей иногда по ночам – тусклый, маленький, проклятый и проклятый. За Генри, по которому она так скучала. За Регину… Эмма передернула плечами, с досадой понимая, что вновь погрузилась в ненужные мысли. Столько времени она гнала их от себя – упорно, настойчиво, – и так же упорно и настойчиво они постоянно возвращались к ней снова и снова. Будто она и сама была проклята теперь. – Привет, Руби! – чернокожий чистильщик обуви приветливо махнул рукой. Эмма улыбнулась ему. – Привет, Сэм! Какие новости? Сэм комично развел руками. – Только государственные, а они, сама понимаешь, сплошная тайна, – он приложил указательный палец к губам и подмигнул. Эмма засмеялась и кивнула с важным видом. – Держи меня в курсе, если что. – А то как же! Внимание Сэма переключилось на клиента, усевшегося в кресло, и Эмма неспешно пошла дальше, усмехаясь и качая головой. Чистильщик Сэм, как и все остальные, с кем Эмма здоровалась на этой улице, знали ее как Руби Лукас. Она не задумывалась над тем, почему взяла себе именно это имя: наверное, потому, что на самом деле прекрасно знала, зачем поступила именно так. Словно все еще искала прощения, словно пыталась оживить то, что давно умерло. В любом случае, светить своей настоящей фамилией у Эммы не было никакого желания. Она сомневалась, что кто-нибудь станет ее искать, но все равно пресекла возможные попытки. Не нужно ей это было, совершенно не нужно. Первое время после Сторибрука Эмма фактически не жила. Она почти не спала и постоянно оглядывалась, подозрительно реагируя на любые шорохи. Ей все время казалось, что за ней следят и что Голд рано или поздно снова попытается поймать ее в свои сети. Из-за своей паранойи Эмма сменила и телефон, и номер, и вообще все, что только могла сменить. Последними изменениям подверглись волосы, и теперь из зеркала на Эмму смотрела смутно знакомая коротко стриженая женщина. Эмма ловила себя на том, что иногда пугается своего отражения, стремительно мелькающего в витринах. Впрочем, после Сторибрука она опасалась почти всего. Иногда ей хотелось позвонить Генри. Хотя бы просто услышать его голос, а потом положить трубку, не сказав ни слова. Но его номер затерялся в пространстве вместе с выброшенной сим-картой, а поисками Эмма заниматься не хотела, потому что не хотела себя ненароком обнаружить. Она скучала по Генри, безумно скучала, но эта тоска не могла перекрыть собой ужас от перспективы снова окунуться во все то, чем Эмма жила последние несколько лет. Снова столкнуться с Региной. Эмма резко втянула ноздрями воздух, бормоча про себя: «Амстердам, Амстердам…» Привычка сбивать себя с ненужных мыслей разнообразными словами, не имеющими отношения к предмету этих самых мыслей, давно уже стала неотъемлемой частью жизни. И если поначалу Эмме было очень трудно отогнать от себя подобные размышления, то теперь ей требовалась лишь пара секунд. Она старалась не думать о Регине, но волей-неволей все равно возвращалась к ней – так или иначе. Возможно, проще было бы отпустить поводья. Много чего стало бы проще, поплыви Эмма по течению. Однако она продолжала бороться – и иногда даже одерживала победы. Некрупные, но важные – для нее. А разве не это основное? В кармане зазвонил телефон. Эмма помедлила чуть перед тем, как поднять трубку. – Слушаю. – Руби, здорово! Это был Курт – ее нынешний начальник. После возвращения в Нью-Йорк Эмма снова занялась тем, чем занималась прежде: поиском людей. Именно Курт выправил ей новые документы, когда она призналась, что, возможно, ее и саму ищут. Эмма позволила ему навести о себе справки, а когда он спросил, чем она занималась последнее время, она соврала, что была в бегах после того, как снова совершила кражу. Курт поверил, а большего и не требовалось. Он не был столь уж щепетилен в выборе подчиненных, а Эмма ему явно приглянулась. Иногда ей казалось, что он непрочь приударить за ней, но дальше предложения подвезти домой дело никогда не заходило. Эмму это радовало: она не была готова к новым отношениям. Ни с мужчиной, ни с женщиной. Она была с Региной. Все еще. Пусть даже между ними никогда и ничего не было по-настоящему. Эмма тряхнула головой, поняв, что прослушала следующую фразу Курта. – Повтори, тут шумно, не расслышала. – Тебе пришли новые данные по тому парню? Эмма остановилась, припоминая. – Пока не смотрела почту. Что-то важное? – Район, где его видели в последний раз. Эмма хмыкнула. – Настоящее имя не выяснили? – Это сложнее, чем ты думаешь, Руби. – А фотографию? – Тебе уже присылали. – Засвеченную? – скептически уточнила Эмма. – Спасибо, я посижу в фотошопе, может быть, удастся восстановить хоть что-нибудь. – Работай с тем, что дали. Или не работай, мне есть, кому передать это дело. И загляни уже в почту, ради бога! Курт иногда не понимал шуток. Эмма примирительно вздохнула. – Ладно, Курт, не заводись. Сейчас я посмотрю. – Вот так бы сразу. Ладно, бывай. Курт отключился первым, не дожидаясь, пока Эмма тоже попрощается. Сунув телефон в карман, она огляделась в поисках кафе: можно совместить приятное с полезным, ведь кофе она так и не попила. Уже сидя за столиком в ожидании заказа, Эмма залезла в почту. Дело, которым она занималась сейчас, было неспешным, но важным: очередной вор, взломавший охранные системы пары ювелирных магазинов и исчезнувший до приезда полиции. У этого вора пока что не было имени, но те крупицы, что все же перепадали Эмме, должны были однажды помочь ей. Работа помогала отвлечься. Эмма разыскала уже семерых за прошедший год, и поиски действительно затягивали ее, все дальше отодвигая Сторибрук. Пока голова была занята другим, Эмма могла не вспоминать о том, о чем не хотела. Будь ее воля, она бы работала и ночами, но организм диктовал свое, и Эмма чаще всего засыпала под аккомпанемент упущенных возможностей, трезвонящих в висках. – Ладно, хватит, – пробурчала Эмма, понимая, что снова ступает не на ту дорожку. Интернет загружался плохо, а вместе с ним и почта. Наконец письмо от Курта открылось, Эмма ожидала увидеть там новые указания, но обнаружила всего только один прикрепленный файл. Кажется, фотография. Может быть, она лучше прежней? Плюс Курт коротко сообщал о том, что из достоверного источника стало известно: вора видели здесь, в Бронксе, где Эмма снимала квартиру. Какое совпадение! После Сторибрука мало что казалось настоящим совпадением, но Эмма работала над своей подозрительностью – очень тщательно. Она усмехнулась, покачав головой, и нажала на фотографию в ожидании загрузки. Если вора видели, то почему не смогли как следует сфотографировать? И это в век развитых технологий! Интернет все еще отказывался работать, кофе так и не принесли, и Эмма задумчиво посмотрела в сторону, не зная, чем себя занять. А там… Сердце екнуло от неожиданности, задрожала правая рука, чуть не выронившая телефон. – Нил? – произнесла Эмма тихо и недоверчиво, не зная, как реагировать. – Нил… Он сидел за соседним столиком и читал какой-то журнал. Конечно, он ее не слышал. Не должен был слышать. Нил. Когда-то ее Нил. Эмма сглотнула, часто моргая. Могли ли глаза обманывать ее? Она не видела Нила Кэссиди вот уже… Больше десяти лет, да, совершенно точно. В тот последний день ее арестовали. И все. Эмма невольно прислушалась к себе, ища отголоски злости и ненависти, которую она когда-то питала к Нилу. Она не ожидала, что ощутит такую гамму эмоций. Почему так? Она думала, что забыла его, оставила в прошлом, как и многое из того, что ей довелось пережить. Пережила и Нила – для чего теперь это возвращение? Эмма судорожно втянула воздух, не в силах заставить себя отвести взгляд от спокойного, ничего не подозревающего, Нила. Она прожила в Нью-Йорке целый год – большой отрезок времени и большой город. Насколько велик был шанс встретить Нила? Очень мал. И все же он выпал Эмме, этот шанс. Стоит ли им воспользоваться? Эмма забыла о работе, продолжая всматриваться в некогда дорогое лицо. Очевидно, что столь пристальное внимание каким-то образом потревожило Нила, потому что он отложил в сторону журнал и начал оглядываться. Во внезапно накатившей панике Эмма едва не забралась под стол, но не успела. – Эмма! Она сглотнула и выдавила улыбку, поспешно отключая телефон, даже не посмотрев, загрузилось ли там что-нибудь. – Привет, – севшим голосом пробормотала она, когда Нил, широко улыбаясь, подошел к ней, остановившись возле стола. – Столько лет… Она знала точно, сколько лет. Нил кивнул, восторженно глядя на Эмму. Кажется, он вовсе не был смущен или раздосадован этой неожиданной встречей. Может быть, он все забыл? Поэтому ему ничуть не стыдно? Эмма ощутила волну легкой злости. В конце концов, из-за этого мужчины она пережила все то, что пережила. Вот только… может, стоит его поблагодарить за тот поступок? Ведь без него она никогда не приехала бы в Сторибрук. Нил без приглашения сел за стол напротив Эммы, не сводя с нее взгляда. – Ты изменилась, – тихо сказал он. В глубине его глаз что-то неярко горело. Эмма невольно коснулась своих коротких волос, будто желая убедиться, что они не отросли. – Ты тоже. Нил пожал плечами и погладил гладкий подбородок. – Время идет, – неопределенно отозвался он. Эмма согласно кивнула. – Очень быстро, – добавила она, с некой досадой понимая, что внезапно не знает, о чем говорить с этим человеком. Зачем она привлекла его внимание? Что она может – и хочет – ему сказать? Их дороги разошлись слишком давно. Он неинтересен ей, а она, скорее всего, ему. И знакомиться заново нет никакого смысла. – Как ты живешь, Эмма? – спросил Нил за секунду до того, как Эмма решилась встать и попрощаться, сославшись на неотложные дела. – Как ты… сама? Казалось, он ждал определенного ответа. Того, который не заставит его стыдиться своих поступков в прошлом. Вот только Эмма не собиралась прощать ему грехи. Слишком многим она прощала уже. Слишком многим. – После того, как по твоей милости я очутилась в тюрьме? – Эмма усмехнулась и уселась поудобнее, внезапно чувствуя прилив сил и уверенности. Она неотрывно смотрела на Нила и видела, как краснеет его лицо. Это радовало ее. Впервые за долгое время она чему-то радовалась. – Я… – Нил на мгновение отвел взгляд, затем потер ладонью лоб. – Прости меня. Эмма напряженно засмеялась, не очень хорошо понимая, какой реакции от нее ждут. – Ты ведь не думаешь, что сейчас сказал вот это – и я все забыла? – уточнила она. Нил смотрел на нее с мученическим видом, и в какой-то момент выражение его лица напомнило Эмме Робина Гуда. Содрогнувшись от неприятных ассоциаций, Эмма торопливо проговорила, не дождавшись ответа: – Я давно простила тебя, Нил. Простила, но… – она посмотрела в сторону, размышляя, – забыть не смогу, ты уж извини. Нил порывисто накрыл ладонью ее руку, лежащую на столе, но Эмма отдернулась, не желая прикосновений. – Не надо, – она покачала головой. – Не надо. Все это было абсолютно лишним. Все – и сама встреча тоже. Нужно было уйти отсюда, не привлекать внимания, не позволять Нилу снова входить в свою жизнь… Вокруг них ходили и говорили люди, которым было наплевать на то, что случилось много лет назад. Наверное, и им самим тоже уже должно быть все равно. Но почему-то не было. Эмма обреченно вздохнула, когда услышала: – Я думал о тебе. Тогда. И еще долго после. Казнил себя, винил, но… Нил примирительно улыбнулся. – Знаешь, я ведь не мог поступить иначе. Эмма приподняла брови. – Серьезно? – она не знала, плакать ей или смеяться. Не мог поступить иначе? – Тебе угрожали? – она подалась навстречу Нилу, внимательно всматриваясь в его карие глаза и с тревогой думая, что вот-вот вспомнит о других глазах – почти таких же карих. – Тебя заставили? Что с тобой сделали такого, что ты предал меня? Иногда Эмма начинала верить в то, что запрограммирована на чужое предательство. Ведь ее предали – бросили – в первый же день ее рождения. Наверное, с того момента она и принялась притягивать к себе определенных людей, которым было наплевать, что будет с ней в итоге. Все они руководствовались какими-то сиюминутными порывами. Невозможно предавать людей в расчете на долгую перспективу и думать, что с ними все будет в порядке. Эмма была в порядке вот уже тридцать лет, да. В абсолютном порядке. Ей хотелось рассмеяться в лицо Нилу, но вместо этого она терпеливо ждала, что же он ей расскажет. Скоро она сможет коллекционировать оправдания. Родители бросили ее, потому что хотели спасти от злой королевы. Регина бросала ее, потому что хотела уберечь Генри. Нил бросил ее, потому что… Лицо Нила было очень грустным. – Ты бы никогда не поверила мне, расскажи я, что узнал тогда… – он тяжело вздохнул, качая головой. – Эмма, все гораздо сложнее, чем ты… – У нас с тобой есть ребенок, – перебила его Эмма, ни на мгновение не задумавшись. – У тебя и меня. Его зовут Генри. Она не планировала рассказывать Нилу о Генри. Она вообще не планировала ничего рассказывать, но ей вдруг захотелось сделать ему больно. Так больно, как только возможно. И она удовлетворенно улыбнулась, когда увидела, как пораженно он отшатнулся от нее. – Что? – Нил зачем-то оглянулся, словно окружающих интересовал их разговор или они могли бы сделать что-то со знанием, которым Эмма так щедро поделилась. – О чем ты, Эмма? Глаза его напряженно вцепились в Эмму и не собирались отпускать. Эмма знала, что он уже поверил. Видела в каждом его движении. Чувствовала в дыхании. – Ты ни разу не навел обо мне справки? – усмехнулась она. – Какой же ты… Она могла бы обругать его последними словами. И не стала. Не увидела в этом смысла. Нил снова взял ее за руку, и Эмма не стала противиться. Она все равно уйдет. Это ничего не изменит. Просто теперь он будет жить с тем, с чем жила она. – Эмма… Она вопросительно приподняла брови, с насмешливым нетерпением ожидая, что же такого он может ей сказать. Внутри было легко, словно она избавилась от тяжелой ноши. В конце концов, нелегко одной хранить все секреты. Нил кашлянул. – Эмма, – повторил он хрипло. – И где он? Где… наш сын? Она снова увидела в его лице Робина Гуда, и это наполнило ее отвращением. Она скажет ему правду. Он, конечно, не поверит, но зато она будет честна перед собой. Не в пример всем, кто лгал ей – раньше и позже. – В заколдованном городе. В заколдованном доме. У заколдованной женщины. Воспоминание о Регине живой картинкой встало перед глазами, и Эмма едва не задохнулась от невозможности протянуть руку и коснуться. Глаза ее наполнились слезами. Она посмотрела на Нила, который наверняка думал, что она плачет из-за него. Из-за упущенных возможностей рядом с ним. – Что? – криво усмехнулась она, сглатывая ком в горле. – Хочешь что-то сказать мне? Нил стиснул ее руку так, что стало больно. – Ты все-таки сняла проклятие? – спросил он то, что Эмма никак не ожидала от него услышать. – Как тебе удалось? Эмма растерянно моргнула. Потом еще раз и еще. – Я… – настала ее очередь не понимать, что происходит. – Откуда ты… Она не могла правильно сформулировать вопрос. Нил знал о проклятии? Как? Каким образом? Он смотрел на нее с нескрываемой смесью ужаса, восхищения и участия. Может быть, где-то в глубине души он даже жалел ее, но до этой эмоции Эмме надо было бы копать и копать, а заниматься этим она не планировала. Поэтому она снова забрала свою руку из хватки Нила и резко склонилась к нему, сокращая расстояние, будто боясь, что кто-то подслушает их. – Ты знал про проклятие? Как давно? Она еще не договорила вопрос, а уже знала ответ. Могла бы и раньше догадаться… Могла бы, если бы знала, что Нил тоже из этой компании. Но она даже представить не могла! Да и как такое представишь?! Кроме того, уж о ком-ком, а о Ниле она не вспоминала до сегодняшнего дня. Повода не было. Нил выглядел немного смущенным. Он отвел было глаза, но Эмма схватила его ладонью за подбородок и заставил посмотреть на себя. – Как давно ты знал? – повторила она, желая услышать ответ от него самого. И он подтвердил ее догадки: – В тот день, когда тебя арестовали… Я уже знал. Мне рассказали. Август Бут. Лицо его не изменилось, когда он назвал имя. Эмма вздрогнула, хотя, наверное, не должна была бы. Стоило привыкнуть, что все вокруг нее связано одной гнилой нитью, которая, тем не менее, оказалась слишком прочной для того, чтобы быстро разорваться. Август Бут. Стало быть, он и ей хотел рассказать всё? Что ж так поздно-то… Да и для сожалений поздно: она ведь сама не захотела его слушать, другим была занята. – Тогда мне нет нужды выкладывать тебе подробности, – тихо заявила Эмма, еще не понимая, стоит ли ей радоваться, что так все обернулось. Где-то в глубине души наливалась цветом надежда, что Нил врет. Но откуда тогда он взял это имя? Эмма, может, и не хотела, но верила. Ей ничего не оставалось. В ее жизни было так много лжи, что эта единственная сейчас правда заставляла цепляться за себя изо всех сил. Лишь бы только снова не утонуть. Нил быстро облизнул губы и придвинул стул ближе к стулу Эммы. – Скажи, – взгляд его стал серьезным и тяжелым. – Может, ты встречала там и хромого мужика с дурным характером? Он будто хотел просверлить Эмму взглядом насквозь. Или же боялся услышать ответ. Эмма чуть не спросила, почему Нил не хочет подробностей о сыне, но вместо этого кивнула. – Мистер Голд. Не надо приплетать сюда Генри, не надо. Зачем она вообще заговорила о нем? – Румпельштильцхен, – тут же пробормотал Нил, страдальчески морщась. Это имя? Какое странное. Но, наверное, так Голда звали там, в родном мире, откуда пришли все они. Откуда пришла и Эмма, если верить книге Генри. Это все еще звучало безумно: что в голове, что вслух, перед зеркалом. Особенно безумно и мерзко это звучало тогда, когда Эмма вспоминала о Дэвиде. Нил молча постукивал костяшками по столу. Мимо них уже в третий раз прошел официант: наверное, ждал, что они закажут, наконец, что-нибудь. Эмма с любопытством наблюдала за Нилом. Так легко было говорить правду и понимать, что и в ответ ты получаешь тоже ее. Во всяком случае, как думала Эмма, Нилу незачем было врать. Теперь уже незачем. Но она все еще ненавидела его за то, что он соврал двенадцать лет назад. – Кто он тебе? – Отец, – последовало мрачно. Она не ждала такого ответа, и дрожь, пробившая тело, была рождена страхом. Нил – сын… этого?! Который пытался ее убить? Эмма инстинктивно отодвинулась, хотя разумом понимала, что сын за отца не в ответе. Но выбросить из головы тяжелые воспоминания было попросту невозможно. А может быть, она плохо старалась. А Генри? Он ведь, получается, внук Голда… Эмма тихо засмеялась, ощущая себя победителем. Хотя бы в этой битве удача ей улыбнулась. Голд не знал, совершенно точно не знал, иначе он предпринял бы что-нибудь, нет сомнений. И вот, значит, какого сына он собирался искать. Но как?.. – Твой отец – самый жестокий, самый ненормальный человек из всех, кого я только видела, – убежденно проговорила Эмма, и Нил печально кивнул. – Так и есть. Поэтому я и сбежал от него. Эмму тряхнуло. Она не знала, хочет ли подробностей – или ей хватило тех, которые свалились на нее в Сторибруке? Но Нил не собирался дожидаться разрешения рассказывать. – Он стал Темным – мой отец. Могущественным магом, которому всегда было мало власти, мало страха, мало сил. Он хотел больше, он хотел управлять нашим миром, хотел отомстить всем тем, кто когда-либо обижал его, смеялся над ним. Я ненавидел его за это и сбежал, когда понял, что ничего не вернуть. Что моего отца не вернуть. И магия выбросила меня сюда. Хотя надо сказать, что она немало помотала меня по мирам… – Нил негромко и не очень весело рассмеялся. Эмма понимала, что, наверное, он хочет поделиться какими-то сокровенными воспоминаниями, но ей было неинтересно. Ее интересовал Голд, а не Нил. Нила она давно отпустила. И пусть бы он не возвращался. С другой стороны, не встреть она его сегодня, не узнала бы ничего из того, что узнала. – А что, этот Темный… он опасен? Голд был опасен в любом случае. Но из какого-то непонятного мазохизма Эмма хотела убедиться, что подвергалась еще большей опасности, чем думала. – Очень, – кивнул Нил. – Фактически он всемогущ. Есть только одна вещь, благодаря которой им можно управлять. Эмма не знала, зачем ей нужно спросить, но все же спросила: – Что же это? – Сила его заключена в особом кинжале. Если его… – Нил запнулся на секунду, – если его отобрать, то можно управлять Темным. Он отвел взгляд. Эмма сглотнула. Это ведь она вернула ему магию... Слишком много тайных знаний, с которыми ничего уже не сделать. Как получилось так, что волшебство вошло в ее жизнь, а она продолжает находиться в этом сером и унылом мире? Что стало бы с ней, продолжай она жить в Сторибруке? Что стало бы с ней и Региной? – Я могла бы сделать это, – медленно проговорила Эмма. – Если бы знала. Забрать этот кинжал. Она ведь действительно могла бы, да? Да! Сейчас она в это верила. Было легко верить отсюда, из безопасной дали. Но там, в Сторибруке, как много она сумела бы сделать? Голд наверняка хранил этот кинжал в надежном месте. Или же всегда держал при себе, что бы ни случилось. Эмма не смогла бы дотянуться. Никто бы не смог. – Наверное, – вздохнул Нил. – Но хорошо, что ты не знала. Это опасно, Эмма. Мой отец очень опасен. Я рад, что ты сейчас здесь, а не там. Он вновь поймал руку Эммы и крепко сжал, пытливо заглядывая Эмме в глаза. А потом спросил: – Так значит, у нас есть сын? Его лицо немного просветлело. Эмме медленно кивнула. – Да. Нил глубоко вздохнул. – Почему ты молчала? Почему не сказала? Эмма изумленно уставилась на него. – Сказала кому? Тебе? А где ты был, когда меня посадили? Почему не отвечал на звонки? Она чувствовала, что Нилу хочется обвинить ее, но не собиралась позволять ему это. В конце концов, не от нее зависело, узнает Нил о сыне или нет. Из тюрьмы она не могла дотянуться практически никуда. А после… После не захотела. – Ты могла бы найти меня после того, как тебя выпустили, – поджал губы Нил, и Эмма, отдернувшись, поднялась, не желая больше иметь ничего общего с этим человеком. Нил тут же вскочил следом, поймал ее за плечи и силой усадил обратно. – Прости меня, прости, – торопливо сказал он, держа Эмму уже за обе руки. – Я виноват, знаю. И не имею права… Он поперхнулся и закашлялся. Эмма молча наблюдала за ним, а потом спросила холодно: – Значит, ты все знал про проклятие? Нил кивнул, продолжая кашлять. Подбежавший официант поднес ему стакан воды, который Нил принял с благодарностью и осушил в пару глотков. – Август рассказал, – признался он, весь красный, лоб у него покрылся капельками пота. – Когда он пришел и все рассказал мне… я не мог не поверить. Он сказал про проклятие, про твою роль в нем, про все. У Эммы возникло всего два вопроса. И она задала их. – Ты помнил все потому, что не был под проклятием? Нил кивнул. – И я, и Август – мы попали сюда до него. Ты бы тоже все помнила, но была слишком мала. Эмма улыбнулась. В голове у нее было ясно. – Ты ненавидел отца, так? Нил сузил глаза и не ответил, но Эмме и не нужно было. Она продолжила: – Ненавидел, но все равно сыграл по его правилам. Потому что пришел Август Бут и сказал, как и кто должен снять проклятие. И ты подчинился. Лицо Нила побелело. – Я не знал, что оно его, – начал он, но Эмма безжалостно перебила его: – Ты отдал меня проклятию – чьим бы он ни было. Не попытался сразиться за меня. Просто отказался – ради того мира, из которого сбежал. Ради людей, которых бросил. Впрочем, – она усмехнулась, – чему я удивляюсь? Бросать, видимо, в твоих привычках. Нил стал совершенно белым, а глаза у него помутнели. Эмма даже подумала, что он сейчас ударит ее, но нет: кулаки Нила медленно разжались, а сам он откинулся назад и уныло произнес: – Не говори о том, чего не знаешь. – Конечно, – покладисто согласилась Эмма, уже все окончательно разложив по полочкам. Еще один предатель в ее жизни. Впрочем, ничего нового: он лишь подтвердил свой статус. Разве она на что-то надеялась? – Ты не знаешь, – повторил Нил с нажимом. – Август не сказал мне, что проклятие принадлежит моему отцу. Он считал, что его наложила Злая Королева. Я был уверен в этом. Настало время Эмме слегка побледнеть. Нил заметил это и не упустил шанса спросить: – Что случилось? – Ничего, – покачала головой Эмма, которой не хотелось обсуждать Регину и то, что было связано с ней – в обоих мирах. Может быть, для остальных она была Злой Королевой, но для Эммы… Нил внезапно понял все правильно. – Ты общалась с ней? – уточнил он. – С королевой? Конечно: она ведь не сказала ему, как связаны Регина и Генри. Как связаны они все. Эмма не ответила и отвела взгляд в сторону, но Нил оказался настойчивым. – Что она сказала тебе, Эмма? – горячо произнес он, наклоняясь. – Что она пообещала? Чем задурманила твое сердце? Она может быть очень убедительной, знаешь ли. Эмма знала. Отлично знала. Но ее безмерно злило то, что еще кто-то может знать это про Регину, кроме нее. – Это не твое дело, Нил, – сердито отозвалась она, некстати вспомнив, что ее ждет работа. Почему она все еще сидит здесь? Почему не уйдет? Нил покачал головой. – Она опасна не меньше, чем мой отец. Я только надеюсь, что она не причинила тебе вреда. Эмме захотелось плакать, она сдержалась только немыслимым усилием воли. А потом сказала: – Потому что все вы знали только Злую Королеву, – и добавила приглушенно: – А я знала Регину. Она надеялась, что так и было. Хоть немного. Нил прищурился. – Она, знаешь ли, не давала никому шанса узнать себя, – с сомнением протянул он, явно что-то подозревая. «Кроме меня», – подумала Эмма и оставила все сомнения Нила при нем. Он пытался что-то еще спрашивать, но Эмма не хотела говорить, не хотела слушать. Она хотела остаться одна. Прямо здесь и сейчас. Он спрашивал что-то еще о сыне, о том, почему он оказался в Сторибруке, каким образом очутился у заколдованной женщины и кто такая эта женщина. Эмма не ответила ни на один из вопросов, предоставляя Нилу сделать собственные выводы, но он, казалось, не слишком с ними спешил. Наконец он ушел, насильно всунув Эмме салфетку, на которой написал свой телефон. Он хотел встретиться с сыном и предлагал вернуться в Сторибрук, обещая, что разрулит все неприятности, которые могут их там подстерегать, но Эмма, разумеется, не планировала ничего подобного. Наверное, следовало уехать с континента, чтобы лишить себя всех связей с тем проклятым местом. После ухода Нила Эмма еще какое-то время сидела в кафе, комкая в руке салфетку. Потом решительно сожгла ее в пепельнице и взялась за телефон, на экране которого давно открылась фотография, присланная Куртом. Эмма долго молча смотрела на нее, а потом зашлась в неудержимом смехе, граничащем со слезами. Она смеялась и плакала, а люди ходили мимо, косились на нее и ничем не предлагали помочь. Да и чем бы они помогли? На фотографии был Нил. С бородой. Эмме потребовалось еще три месяца, чтобы снова, будто ненароком, встретиться с ним. И уж тогда она его больше не отпустила. Курт остался доволен, хоть и считал, что Эмма могла бы сработать быстрее. Он разозлился бы, узнай, что его подчиненная действительно имела все шансы поймать нужного человека гораздо раньше, чем сделала это, поэтому Эмма молчала, как рыба. Да и Нил, к ее счастью, не спешил раскрывать все тайны. Теперь они были совершенно чужими людьми, и странно, но признание Эммы о Генри только больше отдалило их друг от друга. Может, и к лучшему. Запоздалая ревность советовала Эмме не делить Генри ни с кем – кроме тех, с кем невозможно было не поделиться. Иногда Эмма ловила себя на мысли, что ей хочется поговорить с Нилом более обстоятельно. Выяснить подробности про тот мир, из которого все они родом. Выспросить про Злую Королеву, про проклятие, сверить новые данные с теми, что были получены еще в Сторибруке. Но Нил был уже на пути в тюрьму – ему грозило много, много лет за совершенные преступления, – и Эмма не хотела ему в этом мешать. В самом деле, они жили столько лет, не вспоминая друг друга, зачем начинать снова ту песню, в которой все ноты – фальшивые? Кроме того, Эмма никогда не вернется в родной мир, ей стоит вновь привыкнуть как следует к этому. Еще месяц спустя Эмма купила небольшой кекс из тех, что всегда продавали в лавке за углом, небольшую свечу и, принеся все это домой, принялась мысленно готовиться к своему дню рождения. До него оставалась пара дней. Курт предлагал свозить Эмму куда-нибудь, но она вежливо отказывалась. А потом, как-то перед сном, уже лежа в постели и глядя в потолок, вдруг прошептала с необъяснимой надеждой: – Приснись мне. Я скучаю. Она действительно скучала. Регина не приснилась. Ни в эту ночь, ни в одну из последующих. Сначала Эмма злилась на нее за это, а потом решила, что так даже лучше. Ни к чему бередить подсохшие раны. Может быть, действительно стоит согласиться на предложение Курта? Когда день Х наступил, Эмма зажгла свечу и села перед ней, глядя на колеблющееся пламя. Что она загадала в прошлый раз? Не быть одной? Желание исполнилось – да так, как она и не ожидала! А теперь в ее жизни гораздо больше волшебства, может быть… Эмма долго набиралась смелости. Шевелила губами, не в силах произнести вслух. Боялась, что пути назад не будет. Но нужен ли ей был этот путь? Или она просто оглядывается на него по старой привычке? Она больше не знала, чего хочет. Или, вернее, знала, но никак не могла отпустить прошлое, хоть оно и само уже почти скрылось за поворотом. Однако Эмма нет-нет да и поглядывала назад, вскрывая швы. Она все еще любила Регину. Она все еще хотела вернуться в Сторибрук. Знала, что ничего хорошего из этого не выйдет, но не могла полностью отделаться от тревожащих мыслей. Но если она вернется… Все снова пойдет не так. Снова ложь. Снова боль. Снова… Эмма поджала губы. Завтра она скажет Курту «да». А потом будет видно, что к чему. Надо начинать новую жизнь, а не болтаться вот так, между прошлым и будущим, не в силах радоваться настоящему. Эмма склонилась к свече и задержала дыхание, словно ждала, что что-нибудь произойдет. В дрожащей тишине прозвучал ее слабый голос: – Я хочу, чтобы ничего этого не было. Никогда. Она задула пламя, погружая комнату в темноту. И разочарованно посмотрела на дверь. Ничего. Тишина. А чего она ждала? Утро началось со звонка Курту, а после Эмма, едва тронув волосы расческой, вышла из квартиры. Нажав кнопку лифта, она прикрыла глаза, устало признаваясь себе в том, что на этот раз никакой магии не случилось. Она ничего не забыла. Видно, так и жить ей дальше. Однажды она, конечно, забудет все это – по крайней мере, Эмме хотелось верить, что так случится. А если не забудет, то хотя бы смирится и сумеет нормально жить дальше. Может быть, она даже научится быть счастливой. Может быть, Курт станет тем, кто покажет ей, как… Услышав шорох за спиной, Эмма резко обернулась. Невозможно! Неясный звук, похожий на клекот, вырвался из горла. Эмма покачала головой, отказываясь верить глазам. Ноги подкосились, она зашаталась и попятилась назад, проходя в так вовремя подошедший лифт. Двери закрылись слишком быстро, и Эмма заколотила, забила кулаками по кнопкам, пытаясь выбраться. Паника овладела ею. Ей нужно было обратно! Ей необходимо было вернуться! И она вернулась, практически вывалившись на лестничную площадку. Она все еще была там. Просто стояла, прижавшись плечом к стене, и смотрела. Молча. Не сделав ни единого движения навстречу. Лифт закрылся и поехал куда-то. Эмма тоже застыла, но это потому, что просто не могла шевелиться. Только сердце за ребрами стучало так, что почти оглушало: БАМ! БАМ! БАМ! Она загадала вчера… Что она загадала? Это было больно. Она загадала, чтобы ничего не было. Ничего – значит, ничего. И Регины тоже. Может ли случиться так, что она случайно оказалась здесь? Может ли это быть женщина, просто безумно на нее похожая? Эмма не была уверена, что выдержит. Она бежала от своей боли очень долго, очень далеко, и надеялась, что сумела убежать. Но вот ее боль – снова стоит прямо перед ней. У ее боли – карие глаза и темные волосы, отросшие ниже плеч, а еще – яркие губы. Ее боль своим появлением породила черную дыру, в которую Эмма вот-вот сорвется, потому что нет сил держаться. Эмма с немыслимым усилием заставила себя выпрямиться. Ей показалось, что в один миг перестали существовать звуки, запахи и цвета. Что мир перевернулся. Она не знала, что будет дальше. Не знала, как следует себя вести. Не знала, можно ли плакать или кричать, только чтобы не чувствовать себя безмерно одинокой. Она пожирала взглядом свою боль и не могла заставить себя отвести глаза, чтобы не мучиться. Она думала, что пережила все это. Что забыла. Она себе соврала. Ничего она не забыла. – Привет, Эмма, – бесконечно любимым голосом сказала женщина, так сильно похожая на Регину, и криво усмехнулась. – Как ты? Черная дыра перестала расти. Мир снова стал цветным. Эмма с безумным облегчением закрыла глаза и прижалась к стене. – Привет, – ответила она, едва шевеля губами. – Все хорошо. У меня все хорошо. В шахте снова зашумел лифт.