***
Тот самый шанс, которого они так ждали, предоставился куда быстрее, чем можно было предположить. Колесо времени стремительно набирало свои обороты, и не успела Люси опомниться, как земля уже покрылась первым снегом. Это утро кардинально отличалось от тех, что обычно случались во дворце; от чинной размеренности и тишины не осталось и следа, и теперь покои принцессы напоминали скорее всполошившийся муравейник: отовсюду доносился топот ног, десятки встревоженных голосов — словно наступил пожар. Просыпается девушка от того, что кто-то беспрестанно хлопает дверцами шкафа в её комнате. Приподняв голову с подушки и сонно прищурившись, она разглядывает своих нянечек и служанок, кольцом вставших у изголовья кровати. — Госпожа Люси, просыпайтесь, просыпайтесь же! Пора вставать, вас уже все ждут. Собирают её действительно как на пожар. Обычно донельзя аккуратная прислуга теперь постоянно дёргает за волосы, надевает юбки, натягивая их до треска ткани, и с излишним усердием затягивает шнуровку корсета, из-за чего невозможно дышать. В их действиях нет пренебрежения или злости — скорее простое волнение. Подняв взгляд с лежащих на коленях рук, Люси замечает в углу комнаты нянечку, которая воспитывала её с раннего детства. Маленькая морщинистая женщина с обычно добрым и приветливым лицом сейчас тихо плачет, закусывая тонкие губы и незаметно стирая уголком передника выступившие слёзы. В груди колет нехорошая шпилька предчувствия. — Кто-то может мне объяснить, что происходит? — волнение, которое невольно передаётся и ей, уже не скрыть, и поэтому голос дрожим, как у испуганного ягнёнка, вот только губы решительно поджаты. — Посол из соседнего королевства прибыл. За вами, госпожа Люси, за вами, — наперебой голосят женщины, и их голоса превращаются в равномерный гул, из которого понятны лишь некоторые фразы. — Его Величество решил, что до помолвки вам следует пожить у жениха. Она часто моргает, пытаясь унять разжигающуюся в груди тревогу, — смысл сказанного доходит до неё пока не в полной мере. Нет, Люси знала о том, какая судьба ей уготована, пусть это и не было ей по нраву. Вся внезапность этой ситуации выбивает воздух из лёгких одним резким ударом. Она не готова покидать отчие стены, не простилась ещё со всеми, кто был ей близок, не успела надышаться пряным воздухом родных краёв, хотя для этого ей было бы мало и целой жизни. Не думать, просто не думать об этом. Эти десятки встревоженных лиц, они все надеются на неё, и оправдать их надежды, их доверие она просто обязана. Как бы ни было больно, как бы ни было страшно, ей придётся отбросить все сомнения в сторону и сделать шаг вперёд — как с головой в омут. — Я готова, — и от собственной лживой улыбки всё внутри прошивает болью. Люси впервые становится жаль саму себя. Карета давно уже подана, а перед ней тянется целая вереница обозов. Во дворе некуда и яблоку упасть; кажется, здесь собрались абсолютно все, у кого только была возможность явиться и собственными глазами посмотреть на наследную принцессу уже двух государств. Люси никогда бы не подумала, что в стенах этого крохотного, такого душного дворца может поместиться столько народу. Они теснятся шеренгами вдоль стен, и меж ними едва можно протиснуться даже с вооружённым до зубов кольцом стражников. Всё продолжает идти снег; крупными ажурными хлопьями он падает на непокрытую голову принцессы и медленно, медленно тает, как и маленький огонёк надежды, от чего-то продолжающий тлеть в беснующемся сердце. На что продолжает надеяться эта девочка? Она сама не может ответить на этот вопрос. Ступив на подножку уже открытой кареты, Люси скорее по инерции оглядывается назад — и никого там не видит. Внутренности в миг облизывает могильным холодом, и что-то болезненно сжимается, безжалостно дробясь, рассыпаясь на части. — Эрл, где он? — хрипит принцесса, почти выталкивая слова вместе со вставшим поперёк горла комом. Поддерживающий её за руку стражник недоуменно моргает белёсыми от осевшего на них инея ресницами. — Никак не могу знать, Ваше Высочество. Наверняка где-то здесь, в толпе. Говорят, Его Величество назначил его командиром одного из приближённых к нему отрядов. — Он не едет со мной? — ей не нужен ответ — она уже знает его. Словно сомнамбула девушка кивает самой себе и садится в карету. Дверь за ней закрывается с лёгким щелчком — и он словно служит спусковым крючком для всего, что нагнеталось и пыталось удержаться в её маленьком сердце. Противно скрипят полозья, хрустит, проминаясь под ними, снег, доносятся сотни голосов и кое-где громкий смех, но Люси не чувствует радости. Эта маленькая, роскошная коробка давит на неё, сжимается всё сильнее и сильнее с каждым вдохом. Отличная упаковка для куклы, проданной за бесценок. Люси пытается вспомнить всё то хорошее, что с ней случилось, а перед глазами мелькает лишь одно лицо в обрамлении кроваво-алых волос. Тот, кто дарил свою добрую и самую нежную улыбку ей одной, кто никогда не оставлял в беде и всегда был рядом, не боялся сказать прямо в лицо: «Остановись, ты не права». Тот, кому когда-то давно она, сопливая девчушка, едва научившаяся читать и писать, приказала дать клятву, что тот никогда не оставит её ради другой, ведь его невестой может быть только Люси. А Эрл, старше её на без малого десять лет, абсолютно серьёзно отвечал, что единственная девушка, которая всегда будет жить в его сердце — это госпожа Люси. Его грустные, разрывающие сердце на части, улыбки, уклончивые порой ответы и такая привычная, вплоть до дикости отчуждённость... Раз за разом прокручивая в памяти обрывки их случайных разговоров якобы ни о чём, она с ужасом понимала, что он знал. С самого начала знал, чем всё закончится, и при этом каждый раз находил в себе силы ободрить её и подставить своё плечо. На том пути, что был ей предназначен, с самого начала для него не было места. — Останови карету, — задыхаясь от безысходности и собственной глупости, пытается закричать, но не слышит своего голоса. — Останови. Эту. Чёртову. Карету! И уже не замечая того, как в удивлении округляются глаза кучера и он резко тянет на себя поводья, девушка распахивает дверь и делает шаг. Проваливается глубоко в снег, сдирает колени и локти и, кажется, отрывает с мясом кусок платья, но сейчас всё это кажется несущественным, потому что — ошибки быть не может — она его видела, там, в толпе. Люси уже ничего не слышит, словно проваливаясь в вакуум, и безуспешно пытается встать, но ноги не держат. Только в голове царит ужасающий гул, неистово колотится сердце и что-то обжигает щёки. Ей хочется верить, что это из-за мороза, а не потому что слёзы льются неудержимым потоком. Этот запах и крепкие, сильные руки она сможет отличить от любых других в этом мире. Эрл всегда оказывается рядом с ней первым, появляется словно по волшебному щелчку пальцев — теперь ей придётся отвыкать и от этого. Теперь ничего этого не будет: ни тайных прогулок по лесу, ни бесед обо всём и ни о чём одновременно, ни нежных взглядов украдкой, ни сотен невысказанных слов. Осознание этого молотком медленно, с расстановкой и знанием дела вколачивает шляпки гвоздей в уготованный ей гроб — очередную коробку куклы за бесценок. — Ты знал, — пытаясь побороть внутреннюю дрожь, принцесса отчаянно цепляется за своего спасителя, как за последнюю в мире опору — он всегда и был для неё таковой. Ногти противно скользят по стальному нагруднику и оставляют едва заметные царапины, но следы на сердце куда глубже и болезненнее. — Ты с самого начала знал и не сдержал обещание, а я... я так многое не успела рассказать тебе! Эрл слегка треплет её за волосы и, смахивая осевший на них снег, улыбается той самой грустной и теперь такой понятной ей улыбкой. Люси понимает: ему сейчас наверняка куда хуже, чем ей. Он долгие годы жил в ожидании этого дня, медленно убивая себя, и подобного для неё не желал. Поэтому приходилось молчать. — Не говорите того, что решили в пылу эмоций. Потом вы будете жалеть, — он медленно поднимает принцессу с колен, придерживая её за руки, но сам не спешит вставать — верному псу у ног хозяина самое место. Боковым зрением девушка замечает, что в трёх шагах от них стоит толпа стражников. Одно неверное действие с её стороны — и Эрлу не сносить головы. Своим легкомыслием она вновь навлекает на него проблемы, и от этого вдоль позвоночника пробегает табун мурашек. — Обещайте, что станете счастливой. Безжалостно тают секунды, он продолжает ждать, но Люси молчит. Только в порыве отчаяния кусает губы, едва дышит и сильнее сжимает заледеневшими ладошками его огрубевшие, тёплые ладони. Всё не должно, просто не может закончиться вот так. — Вы так ждали этого часа, и вот он настал. Разве вы не рады? Ну же, выше нос, — его голос никогда раньше не был таким ласковым, будто он пытается успокоить на людях неразумное маленькое дитя, которое вот-вот заплачет. И Люси невольно прислушивается к совету, задирая голову вверх и зажмуриваясь. Проклятый снег продолжает засыпать землю и крупными комьями падает ей на лицо, тая и крупными каплями скатываясь вниз. Только облизав губы, девушка понимает, что на вкус он почему-то нестерпимо солёный. — Ваш народ смотрит на вас, его судьба в ваших руках. И я тоже в вас верю, моя королева. Мимолётное касание губ к онемевшему от холода запястью заставляет внутри что-то дрогнуть. Даже сейчас этот упрямец не желает называть её просто по имени. Упоминание об этом почему-то заставляет улыбаться — теперь Люси понимает его. И она тоже верит Эрлу — так, как никому другому. Они никогда не смогут сдержать последние обещания, что дали друг другу, но клятва, уходящая корнями в далёкое детство, будет жить и погибнет лишь вместе с ними.Масть первая. Несдержанное обещание
9 декабря 2015 г. в 16:24
Очередной день угасал, как пламя на огарке свечи, а вместе с ним отходило в небытие и лето. Она стояла на самом краю обрыва, раскинув руки в стороны, будто приготовившаяся взлететь птица. Сырой тёплый ветер покрывал трепетными поцелуями подставленное ему лицо и выбивал из высокой, замысловатой причёски длинные золотистые пряди. Матовая кожа жадно впитывала в себя последнее тепло заходящего солнца. Казалось, что девушка улыбается мягко и искренне, но прикрытые веки скрывали притаившуюся во взгляде горечь.
— Госпожа Люси, вам не следует быть такой безрассудной и подходить так близко к краю. Ваш отец вновь будет сердиться.
Его низкий, глубокий голос действовал на молодую принцессу успокаивающе, хотя Эрл всегда пытался быть с ней по максимуму строгим. Она резко обернулась, и на мгновение шелест тяжёлого роскошного платья заглушил даже шёпот деревьев. Ещё несколько крохотных шагов назад, не оглядываясь, — и из-под аккуратных туфелек прямиком в пропасть срывается каменная крошка. В карих глазах напротив на мгновение мелькает неподдельный испуг, но мужчина почти сразу возвращает себе былое самообладание. Сердце в клетке стальных лат бьётся тяжело и ровно, а в голове до сих пор будто звенит колокол.
— Но ведь он ничего не узнает, верно? — спрашивает она украдкой, слегка наклоняя голову набок, а в уголках глаз появляются смешинки. Эта чертовка однажды точно сведёт его с ума: скоро ей стукнет семнадцать, а всё лишь бы в игры играть. Порой абсолютно несносна, капризна, Люси умела одним только взглядом заставить забыть обо всём на свете. Сама того не ведая, принцесса имела над своим стражем такую безграничную власть, о которой не смела и догадываться.
— Если он спросит, то я не смогу солгать, вы ведь знаете, — мужчина склонил голову в знак извинения, и очередной порыв ветра откинул вперёд неровные багровые пряди. В глазах девушки проскользнула грусть; сколько она помнила, у Эрла всегда были потрясающе красивые и длинные — почти до пояса — волосы. Принцесса могла целую вечность сидеть на этом самом обрыве, устроив голову своего верного сторожевого пса на коленях, и смотреть куда-то вдаль, зарываясь пальцами в разметавшуюся вокруг алую копну — так было раньше. Теперь всё изменилось.
«Я не смогу солгать, вы ведь знаете».
Люси отлично знала, насколько прямолинеен и бесхитростен Эрл во всём, и, наверное, это стало главной причиной, почему она так сильно прикипела душой именно к нему, выделив вечно хмурого некогда юношу из окружающей её свиты. Их жизнь в стенах душного ненавистного дворца, где интриги и сплетни плодились со скоростью урагана, с самого детства была пропитана ложью, а так хотелось довериться хоть кому-то, разрешить себе эту непозволительную слабость. Юные сердца, сами ещё того не подозревая, отчаянно нуждались любви, которая ни разу их не коснулась.
Уличить подходящий момент, повыше поднять полы этого жуткого, удушливого, неудобного платья и бежать отсюда как можно дальше, туда, где их никто не отыщет. Там, где некому будет отчитывать неподобающе ведущую себя наследницу трона, которой не положено поднимать кружевной подол выше щиколоток и так громко смеяться. Все эти глупые, фальшивые манеры и назойливый блеск драгоценностей давно вызывают у Люси только презрение. Она просто хочет стать свободной, а не быть жеманной куклой.
— Ах, как же хорошо! — тонкие пальцы так и тянутся к неподвижным белёсым облакам, словно пытаются погрузиться в них и попробовать, какие те на ощупь. Она бежит только вперёд, бежит, не щадя сил и новых белоснежных туфелек, которые теперь наверняка только выбросить. Свежий вечерний воздух пьянит, обжигает горло, как бокал молодого вина, и от очередного его глотка глубоко внутри что-то расцветает, расправляя совсем крохотные ещё и нежные лепестки, и рождается вера, что здесь и сейчас ей по силам абсолютно всё. Неожиданно девушка ловит себя на мысли, что боится обернуться назад и никого там не увидеть. Потерять сейчас Эрла значит утратить не просто близкого человека — это как оторвать с мясом часть души и выбросить.
— Думаешь, мы бы сумели стать свободными? Если бы родились где-то далеко-далеко отсюда, то смогли бы жить так, как нам хочется? — высокая трава почти полностью скрывает стоящего рядом мужчину, и принцесса невольно забывает, как дышать. В этих доспехах Эрл кажется таким недосягаемым, холодным, словно он и не человек вовсе, а сам сделан из бездушного металла. Только Люси знает, что в груди у него бьётся такое глубокое, горячее сердце, которых в наше время почти уже не осталось, что внутри там бушует полный страсти огонь, который однажды вырвется наружу и сожжёт своего хозяина дотла, не оставив и горсточки пепла.
— Пока человек жив, ему не суждено быть свободным и поступать всегда так, как хотелось бы. Так устроен этот мир, ничего не поделаешь, — он на мгновение оборачивается, смотря на неё, и улыбается так мягко, до щемящей боли в груди нежно, словно извиняясь за что-то. Его взгляд направлен далеко, туда, где прячутся в молочном тумане верхушки далёких гор. Эрл всегда был реалистом и точно знал: однажды, очень скоро появится тот, кто украдёт его принцессу и увезёт туда, за горизонт.
— Как глупо, — шепчет беззвучно Люси и недовольно хмурится. — Если всё на самом деле так, то такой неправильный мир нам не нужен. Когда я вступлю на трон, всё будет совсем по-другому.
Эрл вновь не может сдержать улыбки. Она ещё слишком юна и многого не понимает. И всё же, смотря в её глаза, горящие решительностью, на маленькие кулачки, комкающие кружевные оборки, на сердце почему-то становится тепло-тепло. Ему хочется верить, что этой маленькой девочке действительно по силам сделать этот мир хотя бы чуточку лучше.
— У вас всё получится, госпожа Люси, просто верьте в себя и не упустите свой шанс. Если что-то пойдёт не так, если ваш мир начнёт рушиться, я спасу его, обещаю.
И девушка замирает, чувствуя, как в груди немеет сердце, как необъяснимый трепет охватывает её тело от макушки до кончиков пальцев. В смятении даже забывает о том, что ей следовало бы рассердиться на слова своего рыцаря: ей уже надоело отчитывать Эрла за официальные обращения в её адрес.
— Значит, ты будешь рядом со мной всегда? Не оставишь одну?
В карих глазах, так похожих на его собственные, плещется через край столько кроткой мольбы и надежды, что ответить отказом Эрл сейчас просто не в силах — проще достать меч из ножен и воткнуть его себе прямо в сердце, пробив стальную обшивку из лат. Он всё так же многозначно молчит, смотря на закат, только улыбка медленно стирается в его побледневших губ, а на лице вместо неё застывает каменная маска.
Люси отлично знала, насколько прямолинеен и бесхитростен Эрл во всём. А ещё — что он совсем не умеет лгать.