***
В более нелепой ситуации Грею уже давненько не приходилось бывать. Наверное, нечто подобное испытывают те, кому волей случая приходится приглядывать за стайкой неразумных детей. Он предпочёл отмахнуться от них и спрятался в дальнем углу, чтобы не участвовать в идиотских развлечениях. Они сидели на полу маленькой, но уютной гостиной, взявшись за руки и мечтательно смежив веки — действительно открытые друг для друга и готовые принять всё, что им поведают. Заглотить любую наживку, какой бы лицемерной и лживой та не оказалась. С тихим треском мерцала, поблёскивая, маленькая лампада, стоящая в центре круга. И если бы кто-то ещё удосужился в этот момент открыть глаза, то увидел бы, какие уродливые тени она отбрасывает на снедаемые серостью стены. Но им не дано было увидеть всю картину в целом; они были слепы — быть может, с рождения. У предметов, людей и явлений — абсолютно у всего имелась не только светлая, но и тёмная сторона — простая, но нерушимая истина. Все они лгали в первую очередь себе, смотря на мир через уродливую призму собственного восприятия. Все эти лживые речи, в правоте которых они были уверены и которые так упрямо навязывали другим, были ничем другим, как утопичным бредом. — Этот год многому научил меня, — начала первой Люси. — Работая корреспондентом, мне пришлось побывать в таких передрягах и местах, о существовании которых я не подозревала, даже состоя в нашей гильдии. И хотя было далеко непросто, это был приятный и полезный опыт. Я познакомилась со многими интересными людьми, стала увереннее в себе и смогла взглянуть на многие вещи под новым углом. Давно позабытое тепло от ставших родными прикосновений — сухая, мозолистая ладонь Нацу и слегка влажная от волнения ладошка Венди — распространялось по всему телу, заполняя его от макушки до кончиков пальцев. Она пыталась придать голосу серьёзность, но было заметно, что уголки её губ невольно дрожат и приподнимаются вверх, выдавая рвущуюся наружу улыбку. Её умиротворённое, расслабленное лицо невольно притягивало взгляд и словно выделялось на фоне статичности окружающей обстановки. Его хотелось рассматривать снова и снова, отмечая про себя едва уловимые штрихи: трепещущую линию длинных ресниц, капризно вздёрнутые уголки верхней губы и несколько выбившихся из хвоста волосков, упавших на лицо и щекочущих нос. ... А ведь по сути она ничем не отличается от всех остальных. Сама с каждым днём загоняет себя всё дальше в угол. Но почему от этого он чувствует такую острую боль, как будто горло прошивают иголками? Почему именно ей так хочется верить — до последнего, несмотря ни на что, когда, по сути, верить уже не во что и незачем? Она такая же наивная и глупая дурочка, как и остальные феи, но в то же время особенная. А может ли быть такое, что она действительно уверена в том, что всё делает правильно? Поступает так, как велит ей совесть и честь, а не прикрывается благими намерениями ради выгоды. В конце концов, ведь это именно Люси поставила его на место, когда он был одним из Аватаров. И не было абсолютно никакой боли в пылающей после удара щеке — только расцветающее где-то внутри чувство гордости. Если бы заклинательница в тот момент промолчала, он бы, скорее всего, разочаровался в ней. Ледяного мага больше удивило то, сколько горечи и разочарования было в её словах; пусть они и состояли в одной команде, но никогда не были по-настоящему близки. По крайней мере, сам Фуллбастер считал, что набралось бы как минимум пять человек, с которыми его связывали более близкие отношения. И один из них в тот момент был с ним рядом. Вот только Драгнилу было плевать на мнение Грея, его интересовал лишь результат — так всегда было. А ведь в гильдии их считали лучшими друзьями... — Но, знаете, ребята, — она не выдержала и широко улыбнулась, — где бы мне ни приходилось побывать, я никогда не забывала о вас. Вы всё время были со мной, и ваша негласная поддержка помогла мне и не дала упасть духом. И я... действительно рада, что теперь мы снова вместе. Все вы для меня — самые дорогие люди. Интересно, если бы он так же открыто и прямо признался ей в своих чувствах, что бы Люси ответила? Наверняка несказанно удивилась, слегка наклонила голову набок и, смущаясь, сказала, что тоже любит его. Она бы определённо не поняла, что он имел в виду. И за шумным сбивчивым шёпотом, который подхватил возбуждённо галдящий Нацу, никто не заметил, как тихо скрипнула, закрываясь, дверь.***
Одиночные комнаты — лучшее, что только случалось с ним за последние несколько дней. Теперь не было нужды слушать непринуждённую болтовню бывших согильдийцев и с каждым словом, режущим сильнее ножа, осознавать, что всё это — не твоё, что ты всегда был чужд этому и теперь уже навсегда останешься. Проще спрятаться в этом коконе из четырёх стен и, сдирая старые раны, захлебнуться в сочащихся гное и злобе. Убивать себя до рассвета, снова и снова, до отупения, до тех пор, пока не лишишься возможности думать. Не слышать, не чувствовать, не вспоминать. Не жить. Жить? Он давно только существует — ради ненависти, боли и мести. Его цель: уничтожить E.N.D. — так завещал отец. А дальше? Что делать дальше? Почему никто не сказал об этом? — Ты должен бороться, Грей. У тебя ведь есть мы, твои друзья. «Друзья? Напарники? Я всегда был одиночкой». Он с трудом сдержался, чтобы не поднять руку и не потянуться за отражением в стоящем напротив зеркале. Неужели он стал настолько жалок, что теперь его даже здесь, в изоляции, будут преследовать видения с ней? Или же... — Зачем ты пришла? — от резкого, почти грубого голоса Люси вздрогнула. Нерешительно замялась на пороге и всё же вошла внутрь, прикрывая за собой дверь. Теперь она — часть его мира. — Ты странно выглядел сегодня, и я решила зайти и поинтересоваться, как ты себя чувствуешь. С тобой всё хорошо, Грей? Он не расслышал последние слова — просто осоловелым взглядом смотрел, как беззвучно шевелятся её губы, пытаясь что-то донести до него. Глядя на её сосредоточенное хмурое личико, всё же не сдержался и, запрокинув голову назад, расхохотался. Хорошо ли всё? Нормально? То, что с ним происходит — это далеко не нормально. — Тебе действительно это интересно? — от его улыбки кровь застывала в жилах. В комнате царил полумрак, но его горящий, болезненный взгляд, устремлённый прямо на неё, словно заживо пришивал к месту — она видела это слишком отчётливо. От этой пугающей тяжести хотелось бежать, от этой холодной синевы, которая словно убеждала: «Это ты во всём виновата», хотелось прятаться. Этой безжизненной обречённости хотелось отдаться и подчиниться. — Прекрати эти ребячества. Я ведь просто хочу помочь, — её голос дрожал, перерастая едва не в мольбу. И почему только всё так обернулось? Она могла в любой момент плюнуть на это гиблое дело, развернуться и уйти восвояси, оставив Фуллбастера самого разбираться со своими проблемами. — Хочешь помочь мне? Так сделай это. Иди сюда. И она пошла. Разве могло случиться что-то плохое? Разве было чего бояться? Ведь это же Грей, который всегда был рядом и столько раз защищал её. Словно в подтверждение мыслей тяжёлая холодная рука осторожно коснулась её запястья, нежно поглаживая и убеждая отпустить страх. Удивительно, но он всегда остро чувствовал подобные перепады в настроении заклинательницы. Отстранённый, холодный и будто бесчувственный, временами он казался Люси бесконечно тёплым, чутким и понимающим. Жаль, что ей, похоже, никогда не удастся узнать, что же творится с ним, какие мысли его посещают. — Действительно хочешь это узнать? — сильнее сжимая хрупкие плечи, прошипел Грей, обдавая лицо мертвенно-холодным дыханием. Люси с опаской подняла стеклянеющий взгляд и испуганно вжалась спиной в широкую грудь — потрескавшееся старое зеркало теперь стояло прямиком перед ней. Кровь грохотала в висках, а перед глазами всё расплывалось чернильными пятнами. Фрагменты отражения становились всё меньше, пожираемые чем-то, и было уже непонятно, расползалась эта субстанция по самому зеркалу или же тому, что перед ним стояло. Пространство дрожало, искажалось, извивалось в агонии, а проклятый чёрный цвет вокруг всё множился гнилью. И поймав в крохотном оконце едва уловимое движение сзади, заклинательницу осенило: метка. Это была его метка убийцы демонов, и с ней определённо творилось что-то не то. — Наверное, это так здорово — поступать всегда так, как тебе хочется, открыто заявлять о своих чувствах, но не всем это под силу, — от исступлённого шёпота, прокрадывающегося в каждую клеточку сознания, Люси трясло так, что едва не кидало из стороны в сторону. — Думаешь, ты действительно дорожишь ими, действительно любишь? Ни на грамм не поверю в этот бред. А знаешь, в чём дело? То, что берегут больше всего, держат под сердцем. Об этом не кричат налево и направо, не размениваются по мелочам. Чем больше любишь человека, тем меньше говоришь о нем, потому что он — твоя главная слабость. А тот, кто прямо указывает на уязвимое место, либо безумец, либо последний глупец. — И что бы ты сделал, окажись в подобной ситуации? Что бы ты сказал, Грей? — Ничего. Совсем ничего. — Ты сумасшедший. Отпусти меня, — девушка дёрнулась, вырываясь из его хватки, и отскочила к стене, жадно хватая ртом воздух. От её полного ужаса шёпота, почти отвращения в обычно ласковом взгляде резко потемнело в глазах. Ледяные пальцы, голос, всё её существо с каждым мгновением вонзались под кожу всё глубже, ранили всё больнее, лишая возможности дышать. По потолку, стенам, полу — не щадя ничего, расползались диковинные узоры инея, с громким щелчком захлопывая ловушку. Магия сошла с ума вместе с её обладателем. Выхода из этого кокона уже не было. — Ты ведь сама пришла сюда. Никто тебя не звал, так почему теперь ты хочешь уйти? — обычно бесстрастный и низкий тембр теперь надрывно звенел. Грей явно был не в себе. — Ты просила поделиться с тобой, и я всё рассказал. Тебе ли знать, что подобная честность для меня — большая редкость, Лю-си. Научись отвечать за собственные желания. Тебе не сбежать. Только сейчас, немного придя в себя, она почувствовала, насколько же здесь было холодно. Жгучий сухой мороз опоясывал лёгкие, лишая возможности сделать хотя бы вдох. Вся комната превратилась в сплошное ледяное пространство, в котором не было даже крохотной лазейки наружу. Заклинательница изо всех сил зажмурилась, пытаясь прогнать наваждение. Ничего подобного просто не могло происходить на самом деле, абсолютно точно. Тихий, грудной смех обжёг её слух, и что-то внутри отозвалось на него обжигающим теплом, как после добротного глотка крепкого вина. Глупая, запуганная феечка — он видел её насквозь, все мысли, страхи и желания. Грей видел их все и именно поэтому твёрдо знал, что никуда не отпустит Люси. Уже на следующее утро она очнётся в мягкой, тёплой постели своего номера, и всё произошедшее покажется ей не более, чем дурным сном. На несколько сладких мгновений она с облегчением вздохнёт, вытирая со лба липкий пот, а после почувствует нездоровый озноб во всём теле и заметит крохотное пятнышко на левом запястье. Будто кто-то случайно уронил на него каплю чернил и, сразу же спохватившись, принялся стирать его, но сделал лишь хуже. И тогда в глазах вновь резко потемнеет, а в голове отголоском прозвучит знакомый хриплый шёпот: «Тебе не сбежать».