Крайности BTS

— И угораздило же ее в Японии остаться. Юнги ненавидит перелеты и потому сейчас тихо ворчит, бубнит в кулак и раздражает мужчину рядом. Мин Юра, его старшая сестра, живущая в стране восходящего солнца, вечно зовет младшего брата в гости. Наконец, поддавшись уговорам, он сидит, вжавшись в сиденье, и нервно смотрит в иллюминатор. Облака сменяются другими, более нежными и розовыми, как волосы Юнги. Приземляется он ближе к раннему утру и на выходе из аэропорта его встречает девчачий визг и прохладный ветер. — Боже, братишка, как я давно тебя не видела, — Юра щебечет и прыгает рядом с ним, ерошит колючие волосы и обнимает неженской силой. — Нуна, отлипни, душишь, — кряхтит «братишка», пытаясь отодрать от себя сестру. — Прости, но ты такой милый, — последнее она растянула приторно сладко, зная, как это действует на нервы. Юнги осталось только цокнуть и попытаться прожечь взглядом в миниатюрной девушке дырку. Когда чемоданы были получены, а машина заведена, Юра, включив радио, которое плевалось нотками старого джаза, выехала на шоссе. Киото — большой город, весь усыпанный гирляндами и фонариками, зажигающимися с исчезновением солнца за горизонтом. Сейчас он готовится к зимнему фестивалю в феврале, ожидаемом молодыми парами из-за дня влюбленных. А Юнги никак, его не интересует. У него здесь остались друзья и любимая надоедливая сестра. Завтра злополучное четырнадцатое, фестивальные салюты намечены на вечер, который он проведет в компании родных — должно быть весело. Через некоторое время машина останавливается у небольшого дома, в гостиной брат и сестра делятся историями, а чемоданы одиноко стоят в коридоре. Юра рассказывает о здешних традициях, еде и погоде, жалуется на жаркое лето и огромных цикад. Юнги расслабляется рядом с девушкой, улыбается слабо и, попивая малиновый чай, слушает. Ему рассказывать практически нечего, только о том, что его друг, Намджун, умудрился хлопнуться с лестницы и теперь кукует в больнице. Юра заливается смехом и комната наполняется теплом. Старшая всегда была близким человеком, единственной, кто может бессовестно копаться в душе и упрекать, не страшась быть посланным. С виду спокойная, но улыбчивая и истеричная внутри, такая она. Определившись с планами на завтра, сестра ушла спать, оставив Юнги одного. Утро ясное, холодное, но согретое чаем. Юра ускакала на работу, а Юнги остался дома, созваниваться с друзьями. Мин, приросший к дивану, словно вшитый, пролежал до вечера с плеером, вплоть до звонка сестры. — Юнгиии, прости нуну, — Юра хныкала в трубку, играя в театре одного актера, — Такеда позвал на фестиваль с ним, я не смогу пойти с тобой. — Ээ, Юра, что за подстава? — Мин не то чтобы злился, он просто хотел побыть с родным человеком. — Ладно, не загоняйся, иди веселись. — Прости~ Сад Фонарей огромный и красивый, а Юнги, вечно сонный и легко теряемый, умудрился оторваться от друзей и бродит грустной фигуркой мимо ларьков. Сладкие запахи манят с каждой стороны: справа токояки и яблоки в карамели, а левее игры с призами. Постояв и посмотрев на золотых рыбок, одиноко плавающих в деревянной бочке, пошел в сад. От вида захватывает дух, все дорожки освещены яркими лампочками и все — разных цветов. Огромные поляны света простираются на огромные расстояния, тропинки ведут к маленьким аллеям с арками, украшенным гирляндами. Юнги думается, что ходить одному совсем неплохо, но скучно без разговоров. Остановившись на подсвеченном зелеными фонарями мосту, парень всматривается в поляну белого света. Прохладный ветер морозит затылок и ерошит розовые волосы, а спиртное, купленное где-то ларьках, дает эффект. Парень рассеянно наблюдает за фестивалем: пары гуляют за ручки, целуются в свете фонарей, делают фотографии. Не цепляет. — Красиво, правда? Неожиданно, низкий голос над ухом заставляет мурашки пробежать по позвоночнику. Обернувшись, Юнги видит рядом с собой парня, он стоит к нему боком и смотрит вперед. Челюсть, словно высеченная из камня, красивый разрез глаз. Парень поворачивается к нему, а Юнги словно толкает под воду. Взгляд холодный, но за пеленой льдин видно скачущих веселых чертят, глазами он улыбается. Он одет в черную кожанку, из-под которой торчит зеленая рубашка, на ногах высокие ботинки, а парфюм слабо напоминает мускатный орех. Юнги невольно принюхивается. — Чон Хосок, — парень представляется почти приветливо. — Мин Юнги, — представляется он в ответ и думает, что у Чон Хосока красивый японский, не то, что его. И тишина. Хосок просто молчит, разбавляя тишину лишь своим дыханием и нахождением рядом. Юнги без стеснения рассматривает и ловит себя на том, что заинтересован в новом знакомом. Одним своим появлением он привлекает. — Ты тут один? — Мину хочется поговорить, слова ползут из него, а сам Юнги чуть ли не мурчит. Двигается ближе и смотрит в глаза. — Да. — Нравится фестиваль? — Да. — Ты всегда так разговариваешь? — Да. Юнги прыскает смехом. Этот парень нечто. Хосок смотрит спокойно, но взгляд кажется игривым, как у лисы. Они разговаривают еще немного, постепенно оттаивая в темах и просто наслаждаясь атмосферой. Хосок предлагает пройтись, пока не выключили огни и не начался салют, Юнги соглашается. Они говорят на японском, Хосок поправляет его, Мин смущается и хмурит брови, а Чон впервые за вечер поднимает уголки губ. Хосок много говорит о Японии, а Юнги просто плывет по течению, забыв о друзьях и обещании позже встретиться с Юрой; говорит о сакуре и сравнивает ее с волосами Юнги, а тот улыбается и загибает пальцы на ногах. Время близится к позднему, а значит, скоро фейерверки. Сверху видно лучше, потому они просто забираются повыше. Холм достаточно высокий, видно и фонари, и людей, и парочек. Хосок стоит рядом с сидящим на скамейке Юнги и тихо пьет что-то алкогольное. Мин смотрит на профиль Чона и так же глотает жидкость, а вместе с тем и самообладание. — Хосок, ты мне нравишься, — Юнги проговаривает и встает на скамейку, подходит ближе, смотря сверху вниз. — Мне с тобой тоже уютно, — Хосок поднимает спокойный взгляд, глаза застилает пелена опьянения, а губы приоткрыты на выдохе. Момент, и огни резко гаснут, погружая все в кромешную темень. Секунда, и в небе грохочет, по ночному небу рассыпаются брызги искр и яркого разноцветного света. Миг, и губы накрывают другие, те, что сверху, целуют жадно, будто силясь запомнить и оттянуть момент на подольше, а те, что снизу, отвечают с охотой, будто сорвавшись с цепи. Хосок открывается не в разговоре, а в интимной близости. Тянет руки и снимает Юнги со скамейки, ставя на землю и притягивая ближе за талию. Мин ластится, примыкает ближе, хватаясь за воротник рубашки, тянет на себя. Трение одежды о кожу стряхивают на Юнги запах муската, и тот дуреет. Поцелуй долгий, пошлый и мокрый. Маленький перерыв для глотка воздуха, взгляда в глаза и снова взрыв очередного фейерверка. У Юнги только несколько оставшихся часов в Японии, ему будет все равно, если за эту ночь он с кем-нибудь переспит и этот кто-то его запомнит. В памяти Юнги размытые картинки: дорога, которая привела их с Хосоком в богом забытый мотель, маленькая красная комната с двуспальной кроватью и зеленая рубашка Хосока на полу. У Юнги на утро болит поясница, в кровати он лежит один на помятых простынях, а голова раскалывается. Тело Юнги усыпано красными отметинами, под правой ключицей красуется огромный синяк и парню обидно только за то, что со временем он пожелтеет. Юнги помнит, как матерился в подушку, матерился на корейском, а Хосок продолжал оставлять отметины, не забывая втрахивать Мина в кровать. Сейчас от него остался только еле уловимый запах и записка на тумбочке с криво написанным по-японски «сакура». Юнги прячет листочек в бумажник и на такси добирается до дома. Там Юра с чаем и расспросами, с собственными рассказами о прекрасном вечере, у Юнги же только записка и воспоминания о лисьих глазах. Юнги уже почти забыл и сидит в зале ожидания в аэропорту. Юра ушла к автомату с кофе, оставив парня дожидаться своего рейса. Голос диспетчера гремит в пространстве и слабыми звуками проникает через наушники. Плеер Юнги снова и снова включает по кругу одну и ту же песню, парень постукивает пальцами по блокноту и пишет новые строчки, продолжая зачеркивать старые. Юнги моргает и после не видит в руках блокнота, только улавливает запах муската где-то за спиной. — Мне все-таки не послышался твой шершавый диалект. Юнги почти смешно, потому что у него, как у девочки, бабочки в животе. Хосок не забыл, а запомнил хорошо и даже со спины заметил Юнги в толпе (розовые волосы не в счет). — Ты куда-то летишь? — на корейском Юнги шепелявит еще сильнее, чем на японском, и Хосок давит в себе смех. — Ага, в Сеул и, похоже, нам по пути, — Хосок тянет за собой, в курилку, там стекла тонированные. Там Юнги целуют жарко, гладят по бедру сильной рукой, скребут ногтями по коленкам и матерятся куда-то в шею по-корейски. До рейса еще полтора часа, столько у них оставалось до того, как они сядут в один самолет, поэтому сейчас они зажимаются на лестнице в поисках туалета. Там, в закрытой кабинке повторится японская ночь, там у Юнги появится новый засос под скулой и там у Юнги, кажется, появится парень. У Юнги вышло счастливое четырнадцатое.