Солнце Минас-Тирита

Усталый Боромир спешил к себе после долгого военного совета с отцом и другими военачальниками Белого Города. Что-то странное творилось в последнее время за Андуином, на последнем рубеже свободных земель: все чаще сгущались там зловещие тени, в которых таились порождения зла, снова появились орки, уже давно не смевшие пересекать границы Гондора, ужас поселился в тех краях. За последний месяц эти твари совершили два дерзких набега на пограничные деревни. И они не грабили, а просто перебили всех мужчин, поднявшихся дать отпор врагам, а когда в живых не осталось ни одного защитника – безжалостно истребили стариков, женщин и детей. Боромир в ярости сжал кулаки, вспоминая рассказ единственного уцелевшего – мальчика одиннадцати лет, которого отец в тот день отправил к кузнецу в соседнюю деревню. Вернувшись, он нашел дома лишь пепелище, реки крови и изуродованные тела своих соплеменников. Чудом ему удалось добраться до Минас-Тирита – вокруг все еще шныряли орки. Военный совет, созванный утром, продлился целый день. Дэнетор был непоколебимо уверен в несокрушимой мощи Гондора и дерзкие вылазки орков счел жестом отчаяния, но они с братом убедили его и советников выдвинуть два отряда для укрепления восточной границы. Они с Фарамиром должны были отправиться туда через две недели. Сейчас же сын наместника мечтал лишь об одном – выспаться. Все эти разговоры утомляли его куда больше, чем даже битва с превосходящим по силам противником. Это Фарамир владел оружием слова не хуже меча или лука, старший же брат предпочитал не обсуждать, а действовать. Вот и сейчас, толкнув дверь своей комнаты и обнаружив невысокую фигуру в черном одеянии с капюшоном, что-то делающую над его постелью, он, не раздумывая, бесшумно выхватил меч, и, все также не издав ни единого звука, в два шага пересек комнату и приставил острие к горлу злоумышленника. – Что ты здесь делаешь? – процедил сквозь зубы военачальник, заламывая руку человеку в черном. – Отвечай немедленно, иначе отведаешь гондорской стали! Ответом ему был лишь тихий жалобный стон. Почувствовав как тонка и слаба и рука, которую он со всей силы сжимает, Боромир нахмурился и одним резким движением развернул своего пленника к себе лицом. И наткнулся взглядом на прекрасные, цвета чистейшей лазури, глаза, полные слез. – Проклятье! Простите грубого вояку, миледи, – сын наместника убрал меч и склонился перед девушкой в учтивом поклоне. – Все эти разговоры об орках… Начинаешь видеть врага там, где его нет. Только теперь он разглядел на ее черном платье вышитое Белое Древо. Капюшон свалился с ее головы, и по плечам рассыпались волосы цвета красного золота. Тонкими нежными пальцами она медленно вытерла слезу, стекающую по бархатной коже ее щеки, и подняла глаза на Боромира. И он вздрогнул, пораженный ее красотой. Казалось, перед ним не смертная женщина, а эльфийская царевна, чья красота, воспетая менестрелями, пережила бессчетные века. Закатное солнце, протянувшее свои последние лучи в скромную обитель гондорского воина, играло в ее волосах яркими бликами, и вся она, ее лицо, ее изящная, по какой-то нелепой случайности закутанная в черное фигура, ее тонкие руки, ее прозрачная кожа, ее глаза, словно сияли. Казалось, она была рождена из солнечного света и исчезнет в сумерках вместе с последними лучами. – Капитан Боромир, – прошелестел ее тихий голос, – Я слышала, вы храбрый и доблестный воин. Но если вы будете также беспощадны со служанками, как с вашими врагами, вам придется овладеть искусством уборки лучше, чем воинским. А мне, видимо, стоит обучиться сражаться, чтобы и дальше приходить сюда без страха. Она говорила о страхе, но ни тени его не промелькнуло в ее лазурных глазах, и слезы, катившиеся минутой ранее по ее щекам, были, скорее, слезами ярости от осознания своей беспомощности перед грубой силой гондорского воина. – Еще раз прошу прощения за мою поспешность, миледи. Вы столь же доблестны, сколь и прекрасны. Я никогда не задумывался, кто же убирает мою комнату, я все время провожу в казармах или в дальних походах. Теперь я знаю, что в мою обитель спускается само солнце, чтобы застелить мне постель, и я чувствую себя счастливейшим человеком во всем Белом Городе. – Благодарю, лорд Боромир, – девушка не теряла времени и за их короткий разговор успела закончить дело, от которого ее оторвало бесцеремонное вмешательство сына наместника. Она поправила одеяло, подхватила стопку белья и уже взялась за ручку двери, чтобы уйти. – Вы бережете наш покой, защищаете нас, и люди восхищаются вашей храбростью и благодарны вам за мир в Минас-Тирите. А мы, служанки… Мы не обладаем доблестью, вы ошиблись. Мы просто делаем так, чтобы после тяжелых сражений с тьмой вы возвращались в уютные чистые комнаты и чтобы у вас на столе всегда был горячий обед. В последний раз взглянув на Боромира прекрасными лазурными глазами, девушка скрылась за дверью. Военачальник тяжело вздохнул и принялся снимать перевязь меча. После ее ухода на душе у храброго воина стало мрачно и сумрачно, как в дремучем лесу после захода солнца. Перед тем, как он забылся тяжелым, полным кошмаров сном, его последней мыслью было то, что он даже не узнал ее имя.