« — Дорогой Томас, это, похоже, мое первое письмо, естественно, я не помню писал ли я их до Лабиринта. Но даже если оно не первое, скорее всего, оно будет последним. Главное, знай: я не боюсь, смерти, по крайней мере. Страшно забывать, я теряю себя из-за вируса и это меня пугает. Поэтому я каждый вечер вслух повторяю их имена: Алби, Уинстон, Чак… Я повторяю их и повторяю, как молитву, и я снова все вспоминаю. Мелочи, например, как изумительно солнце освещало Глэйд в момент перед тем, как оно скрывалось за стенами. Вспоминается вкус рагу Фрайпана, я и не думал, что буду так по нему скучать. Безусловно, я вспоминаю, как Кит целовала меня перед тем, как я закрывал глаза. И я вспоминаю тебя, как ты первый раз появился в лифте, просто напуганный новичок, который даже имени своего не помнил. Но в тот момент, когда ты побежал в Лабиринт, я понял, что пойду за тобой куда угодно. И я пошел, как и все мы. И я прошел бы через все это снова и не стал бы ничего менять. Я надеюсь, что вспоминая все это много лет спустя, ты сможешь сказать тоже самое. Будущее теперь зависит от тебя, Томми. И я знаю, что ты найдешь верное решение, как всегда. Пожалуйста, береги всех ребят, особенно Кит, и береги себя. Ты достоин счастья. Спасибо, что был мне другом. Прощай, дружище. Ньют.»
Мое сознание вырывается из оков беспокойного сна, в котором все картинки смешались в один большой микс красок, невозможно хоть что-нибудь разобрать. Затем мне приходится поднять тяжелые веки и ощутить все те неприятные ощущения, которые были с этим связаны. Полопавшиеся сосуды в глазах и соль, застрявшая между ресницами, давали о себе знать. Я и не заметила, как уснула, и сейчас чувствовала себя совершенно пустой. У нас с Ньютом всегда была связь. Даже когда мы были не рядом физически, я всегда ощущала его, будто бы частичка его содержалась в воздухе, которым я дышу. Тот тип связи, который помогает узнать тот самый голос среди миллионов кричащих голосов. А сейчас я не ощущаю ничего.« Могли ли мы оставить Минхо на растерзание ПОРОКа? Кажется, ответ более чем очевиден. Поэтому, спланировав перехват поезда до мельчайших подробностей, имея при себе эффект неожиданности, мы бросились в очередное рискованное приключение без сомнений за спиной. Когда вагоны с иммунами были отцеплены от основного состава, мы с Ньютом вышли из своего безопасного укрытия и направились к вагонам. Крикнув пару раз „Минхо“, мы услышали ответный яростный крик, он явно выделялся для нас из тысячи голосов других ребят, которым не терпелось оказаться на свободе. И пока светловолосый плавил, я отстреливалась от противников, которым, как тараканам, не было конца. Стреляла и старалась приручить сердце, которое обеспокоенно замирало каждый раз, когда пуля пролетала рядом с Ним. О себе же оно совсем не заботилось. Однако все обошлось для нас в очередной раз и мы улетели. Какое же разочарование нас ждало в нашем небольшом убежище среди руин… Оказалось, что идеально сработанная операция была полнейшим промахом. Минхо не оказалось в нашем вагоне. Но в поезде он был. »
Сон окончательно оставляет меня, и я начинаю вспоминать все, что произошло, на меня снова сваливается эта тяжелая ноша, которую я сбросила, прикрыв усталые глаза. Вернувшись в нашу квартиру, я направилась в ванну, чтобы умыться и успокоиться. Но стоило только моим рукам коснуться бортика раковины, внутри меня взорвался какой-то сосуд с болью, и из глаз полились слезы. Всего на секунду я согнулась, жилами ощущая, как боль от груди расходится по всему телу, до самых кончиков пальцев. И снова подняла лицо к зеркалу. Нижнее веко было слабеющей дамбой для бесконечного моря слез, которое было за ним. Я попыталась утереть мокрые дорожки пальцами, но это не помогло, а только заставило политься водопад сильнее. Искривленный в агонии рот, красные глаза и нос, сморщенный нос и сведенные брови. После всего, что мы пережили, плакать кажется отчаянно глупым. Помню, как мне захотелось выключить свет во всем мире, чтобы никто не увидел меня такой.«Но сколько бы неудач не преследовало Томаса, он снова и снова рвется в бой. Стоило Арису только заикнуться о каком-то Городе, как он тут же ухватился за эту идею и потребовал дать ему всех способных держать оружие людей, чтобы двинуться в эту сторону. И как раз в тот момент, когда спор начал набирать опасные обороты, разговор прервал некий шум. Сначала непонятные помехи на радио, а потом и совсем ясные слова. Поисковый патруль ПОРОКа. Кто-то крикнул: „Вырубите свет!“ — и через несколько секунд все вокруг погрузилось во мрак. Перед этим Ньют успел притянуть меня к себе. Мы сели у стены и принялись ждать. Мы ждали исхода в наэлектризованном от напряжения и страха воздухе, потому что знали, что если нас найдут, это может быть конец. Мы прижимались к друг другу слишком сильно. Но все закончилось так и не успев толком начаться. В этот раз было очень близко. После этого происшествия Томас согласился, что пора сваливать отсюда. Но противное, липкое чувство беспомощности все еще не оставляло меня, как тревожный взгляд Ньюта. Он смотрел на меня так, будто бы я в любой момент могу испариться. »
Я смотрю на электронные часы на моей тумбочке. Хоть они и спешат на две минуты, я понимаю, что с моего возвращения прошло уже несколько часов. Почему он до сих пор не вернулся? Где он? Что делает? О чем думает? Эти вопросы разрывают мою голову и навязчиво кажется, что во всем виновата я. Потому что я его отпустила и оставила одного.« Вечером мы ложимся на наше спальное место и лежим молча, наблюдая как окружающие тоже медленно готовятся ко сну. Как только основной шум значительно стихает, Ньют вдруг встает и начинает собирать свои вещи. — Ты куда? — спрашиваю я, ощущая, как нас снова затаскивает на первый план разворачивающегося апокалипсиса на планете Земля. — Ты думаешь, Томас отступится? Он пойдет туда, даже если ему придется сделать это одному. А я не могу позволить сгинуть ему или Минхо, — отвечает он, продолжая складывать все необходимое. ‚Он же и дня без Ньюта не протянет‘, — подумала я. Я вздыхаю. Затем встаю, беру свой рюкзак и начинаю искать глазами то, что стоит взять с собой. — Ты не идешь с нами, — я резко поворачиваю голову в его сторону. — Ты остаёшься здесь, в безопасности. — Разбежался, — поборов желание к ментальному и физическому насилию, бросаю в ответ я. — Знаешь, она в чем-то права. Нам очень пригодится пара лишних рук, — встревает Фрайпан. Молодой человек, который вдруг вздумал раскидываться приказами, всего на секунду удостоил своим взглядом вмешавшегося в разговор, а затем снова устремил на меня свой стальной уверенности взор. — А ты, что, думаешь, что я отпущу тебя туда одного? Где за тобой каждый день охотятся то одни, то другие? Ты позволил себе хоть на секунду представить, что я позволю тебе это? — не выдерживаю я, и выкладываю все, как поток, льющийся из меня быстрой рекой. — Кит… — попытался что-то мне противопоставить Ньют, но я перебила его. — Нет! Даже не пытайся. Мы начали это вместе, вместе и закончим. »
Мы с Ньютом вместе чуть-чуть меньше, чем я себя помню. Мы вместе так долго, что не только притерлись и срослись, но и уже хорошо поняли свои роли. Я умная — умею складывать факты и находить решения с наиболее вероятным благоприятным исходом, а он мудрый — его опыт позволяет ему принимать решения, которые приводят к благоприятным последствиям, даже если это противоречит правилам логики и рациональности. И все же мы иногда ошибаемся, ссоримся, ругаемся, забывая поставить себя на место другого, и замыкаемся в себе, погружаясь в собственную боль с головой.« На пути у нас стояли очередные стены. И стены эти очень напоминали стены лабиринта. Мы будто бы были мышами, которые рвались обратно в мышеловку. Ощущение было странное и неприятное. Перед нами был Последний Контрольно-Пропускной Пункт. И все бы ничего, проскочили бы, как ни в чем не бывало, да только на дороге встал шиз. — Он ведь один, — скрывая страх под самонадеянностью, сказал Томас. — Объедем по-тихонечку. — По-тихонечку, — вторил ему Фрайпан. Но им как всегда не повезло и за одним вылезла дюжина, а затем и целая тьма зараженных. В ходе езды ‚тихонько‘ машина перевернулась. Нам с Томасом легко удалось выбраться из машины, потому что мы сидели сзади. Я слышала, как кто-то упорно повторял: ‚Моя рука‘. И это был голос Ньюта. Он поранился. Когда он вылез, крепко держась за правую руку, я, не обращая внимания на ад вокруг нас, пристально его разглядывала. Заметив это, он легонько кивнул, и в моей голове зазвучал его голос: ‚Я в порядке‘. Я понимала, что полностью верить ему сейчас нельзя, потому что знала блондина еще с Лабиринта, но почему-то позволила себя обмануть. Хорошо, что Бренда и Хорхе подоспели вовремя и вытащили нас оттуда. »
Меня охватывает желание вскочить с постели и броситься к нему. Бежать, искать, найти, обнять… Но я сдерживаю этот порыв, оставаясь в постели и сжимая в кулаке одеяло до белых костяшек пальцев. В большей степени я останавливаю себя от обиды и горечи.« Мы понимали, что попасть в город будет нелегко, еще когда выехали из КПП. Но только подъехав к стенам, мы полностью осознаем, какой ад по Данте творится там. Толпы людей кричат и требуют, чтобы их впустили внутрь. Митинг и группа, вооруженная до зубов. Сами люди в их множестве и многообразии подносят нас прямо к воротам. И тут же Сатана смеется нам в лицо. Люди бегут сломя голову еще до того, как до Томаса доходит, что происходит. Земля, пыль и асфальт взрываются под ногами и за спиной. Мы снова бежим и от скорости зависит наша жизнь. Появляется еще кто-то, о ком так хотел нас предупредить Ньют, и похватав всех нас небольшими группами, уроды распихивают нас по машинам. Последнее, что я вижу, это лицо Ньюта, который яростно рвется ко мне. Потом перед моим лицом захлопывают двери минивэна и увозят куда-то. Доставив в место назначения, нас также грубо вытаскивают. Со мной Томас и Бренда. Я бросаюсь на людей в противогазах и защитных масках, выкрикивая: „Выпустите меня! Где он? Где Ньют?!“. Из соседней машины вытаскивают наших и среди них я вижу знакомую светлую челку. Я вырываюсь из чужих рук и бросаюсь к нему. Его испуганное лицо ищет меня и находит, когда я уже почти рядом. Мы кладем ладони на лица друг друга и некоторое время смотрим на родные черты. Он успокаивающее повторяет: „Я здесь, я в порядке, все хорошо“. Оказалось, что за такой прием мы обязаны Галли. Сначала я пожалела, что он не остался мертв, но после того, как Томас ему хорошенько врезал и моя злость вышла наружу, а вспомнила его слезы и сердце мое смягчилось. »
Вдруг слышу, как в замок входит ключ. Я знала, что он вернется, но теперь неимоверно страшусь того, что будет. Всеми фибрами тела ощущаю, как ключ проворачивается. Щелчок. В кромешной тишине его громкость равна выстрелу в моей голове. Раз. Еще один поворот. Еще один щелчок. Еще один выстрел. Инстинктивно подношу руки к ушам. Два. Последний поворот. Последний щелчок. Летальный выстрел. Три. Дверь открывается.« Анархическая компашка Галли начала раздражать меня все больше. Теперь, из-за того, что его босс „бизнесмен“, я была вынуждена отпустить Ньюта одного в Город, кишащий работниками ПОРОКа, которые готовы в любую минуту приняться разрывать его на части. А другого варианта у меня и не было — таковы были условия сделки. И теперь я сидела и ждала, прокручивая все воспоминания после КПП в голове. С его рукой что-то было не так, необходимо было его осмотреть, но нам все некогда. Вспоминала и каждый раз испуганно вздрагивала, слыша выстрелы за непрочными стенами руин, в которых мы остановились. Вскоре эхо от этих выстрелов стало меня преследовать, голова раскалываться, а уши зудеть от надоедливого звука. »
Он входит внутрь привычным неспешным шагом. Руки в карманах пальто. На его лице нет ни одного признака беспокойства или волнения. Ни следа даже легкой тревожности. Не знай я о нашей недавней ссоре, я бы решила, что все хорошо, настолько он сдержан. Выходит из коридора прихожей и останавливается примерно напротив меня у противоположной стены. Он всегда был спокойным, не вспыльчивым и не конфликтным.« Они снова вернулись невредимыми, но по сути с одним фактом: если не воспользуются Терезой, окажутся в полном тупике. Уверенность Галли, уход в отказ Томаса, слово за слово и вот уже Ньют кричит, держа последнего за грудки и прижимая к стене. Я даже не успеваю понять, что произошло, как бывший бегун уже начинает извиняться, сначала перед брюнетом, а потом и перед всеми нами. Я никогда не видела его таким. Да и был ли это человек, которого я любила все это время? Но все это становится не важно, когда я понимаю, что это ответ на все мои размышления о том, что случилось с его рукой. Его укусили. Он заражен. Эти слова кружились вокруг моей головы, словно рой пчел вокруг улья, и повторялись снова и снова, каждый раз все больнее ударяя по беззащитному сердцу. Беру себя в руки насколько это вообще возможно, когда ты узнаешь, что твой любимый человек умрет вне зависимости от того, что ты сделаешь или что случится в ближайшие дни. Он умрет и я ничего не смогу сделать. Беру себя в руки и поднимаюсь на крышу, где он сидит, ожидая моего прихода. Кто-то из местных решил сделать из крыши здания оранжерею — высадил парочку растений, которые на фоне сухой бетонной пустоши выглядели очень непривычно. Одно из них был прямо под боком у Ньюта. Он оборачивается, когда слышит мои шаги. — Видимо, скрывать уже больше нет смысла, — устало улыбаясь, говорит глейдер и поднимает рукав своей коричневой куртки. Я подхожу ближе и мне открывается вид на самую страшную черную дыру во всей необъятной вселенной. Она уже успела разрастись и набросить свои щупальца от локтя до запястья. Прикрываю рукой губы от ужаса и желания не сказать чего-нибудь лишнего. Присаживаюсь на самый край рядом с ним и, проглотив комок в горле, задаю следующий вопрос: — Почему не сказал? — боль перебарывает меня и предложение звучит как упрек. Он опускает рукав и смотрит вниз. Во всяком случае, так мне кажется, потому что ясно видеть слезы мне уже не дают. Они льются ливнем по моим щекам и стекаются на подбородке. — Я должен защищать тебя не только от физической боли, — на его лице проскользнула ухмылка. Он рассказывает мне о том, что хочет успеть сделать все, что только можно, для спасения Минхо, который будет жить. Я рыдаю без остановки, пока он целует мои глаза. Он умирает. Через некоторое время после того, как мои всхлипы стихают, на крышу заявляется Томас. Я стою и смотрю на восток, там, где солнце, к которому Ньют повернут правой стороной. Оборачиваюсь и вижу, как глаза Томаса распахиваются чуть шире, когда он видит мое распухшее, покрытое двумя красными пятнами, лицо. Кареглазый объявляет ему, что заражен. А Томас задает тот же вопрос, что задала и я. Ньют отвечает: — А что бы это изменило? — он никогда не признается ему в том, что целью было защитить меня. Но ему и не нужно. Томас это сам понимает. »
Я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание. Вместе с этим воздухом в моих легких я останавливаю ход времени ненадолго. Всего на несколько секунд, чтобы прочувствовать этот момент перед тем, как все для меня изменится. Возможно, изменится навсегда.« Состояние Ньюта еще сильнее подстегивает нас. Мы только быстрее стараемся найти решение поставленной проблемы. Поэтому Томас решается почти без сомнений на приведение в исполнение плана Галли. Впервые за долгое время я снова смотрю Терезе в лицо. Она нас предала, обрекла на эти испытания, обрекла Минхо на мучения, и, если подумать, это она виновата в том, что Ньют заразился. Но она все еще когда-то была моей подругой… Поэтому я, как и Томас, не могу относится к ней, как к заклятому врагу. Мы и без помощи предательницы понимали, что с помощью чипов вычислить нас для ПОРОКа — плевое дело. Поэтому мы вручили ей в руку скальпель и приказали вытащить это из нас. Только для всех это было намного проще, чем для меня. Отсутствие обезболивающего, стопроцентно стерильных приборов и само наличие лезвия меня пугало точно так же, как игла для забора крови. Но я спокойно села на табуретку перед Терезой и убрала волосы вперед. Ньют, который пошел на это первый, встал передо мной и взял меня за руку. Смотрел мне в глаза, но уже не улыбался. Улыбались и светились этой поддержкой только его глаза. Я дивилась тому, откуда это в нем, когда был сделан надрез. Он опустил взгляд всего на пару мгновений, когда я сжала его руку, а потом восстановил зрительный контакт. С прошлого раза все изменилось. Я не боюсь. »
Я выдыхаю, когда он достает левой рукой сигареты и кармана джинс, а правой — зажигалку. Последняя дрожит. То есть не зажигалка дрожит, а рука, которой он ее держит. Словно дрожь идет от сердца и болезненно усиливается в его пальцах. Повертев зажигалку в руках, наблюдая, как пальцы не справляются с обыкновенными приказами, отдаваемыми мозгом, он со вздохом убирает все обратно по карманам. Он понимает, что сигареты нужны ему, чтобы успокоится, но добровольно отказывается от них.« У нас снова есть идеальный план, на нашей стороне снова эффект неожиданности, но меня совершенно не удивляет, когда мы не находим Минхо среди других иммунов. Его перевели в операционную, чтобы выкачать из него столько сыворотки, сколько только возможно. По плану мы должны были получить всю синюю воду, которую только удалось достать ПОРОКу, и ввести малую ее часть Ньюту, чтобы продлить его жизнь еще хоть ненадолго. Но и хранилище было затворено слишком большой дверью, чтобы вот так просто достать то, что нам нужно. Поэтому он с легкостью отказывается от спасительной жидкости, чтобы помочь Томасу вызволить последнего, самого важного для нас, иммуна. Ньют спасает всех вокруг, продолжая плевать на себя, ведь ему уже не помочь. Я понимаю это и всего лишь издаю очередной вздох сожаления, перед тем как продолжить прикрывать его спину. »
Он открывает рот и из него неровным строем выходят слова: — Может быть, мы слишком поторопились. Возможно, мне стоит переехать на какое-то время. Дадим друг другу пространство для размышлений, — затем он замолкает, будто бы неуверенный в своем предложении. Мое сердце, сжимаясь, ускоряет свое биение. Для меня это предложение звучит как завуалированное: «Я больше тебя не люблю». И только от мысли о возможности такого подтекста, земля уходит у меня из-под ног, разверзается и проглатывает меня целиком, засыпаясь в мои легкие сыпучей грязью через ноздри. Я не могу дышать. Страх завладевает мной.« Мало кто понимал как и что с нами происходило все то время, что мы выдвинулись с -3 этажа. Даже нам плохо удавалось это понять. Только вот на все же удалось найти то, что мы так отчаянно искали. Минхо сам бросается нам на встречу с лицом полным ярости, сбивая с ног очередного бронированного из ПОРОКа. В его глазах я нахожу обнаженное лезвие безумного страха, которым его наполняли по капле. Слыша выстрелы и ощущая пролетающие мимо пули кожей, мы крепко обнимаем его все вместе. »
Я закрываю лицо подушкой, скрываю и душу слезы в себе, которые все равно прорываются наружу. Давлю беспомощные всхлипы, чувствуя, как щеки наливаются кровью и по ним стекают капли. Первая волна боли сходит и я использую этот промежуток облегчения, чтобы, кивая, согласится: — Да, — хоть и понимаю, что это полный бред. Я полюбила его не потому, что он не любил меня, я пошла за ним в темноту не потому, что он не любил меня и я жила для него не для того, чтобы он не любил меня. Неужели мы прошли весь этот путь, чтобы расстаться сейчас? Он закусывает свой указательный палец и хмурит брови в размышлении. Видимо, он не очень поверил мне. И это меня не удивляет.« Мы снова оказываемся в тупике. Перед глазами мелькают похожие картинки: за спиной гриверы, впереди — бесконечная, темная зловеще зияющая пропасть. Томас разбивает стекло. Остается только прыгнуть и надеяться, что мы попадем в бассейн, а не на камень. А даже если и попадем, надеяться, что не переломаем все кости и не повредим органы о поверхность воды. Очередное безумство в характере нашего безумного предводителя. Беспокойно смотрю на Ньюта. Его бьет лихорадка: озноб, который заставляет мышцы непроизвольно сокращаться; при этом температура, которая почти заставляет меня поверить в то, что его тело горит; холодный пот на лбу, от которого волосы мокры, как после бани. В общем, все кричит о том, что ему необходим срочный отдых, тело на последнем издыхании. — Ты справишься? — со сквозящим сомнением в голосе спрашиваю я. Он кивает. Я не удивлена ответом, но все же сжимаю горячую руку крепче. Пусть этот прыжок только его взбодрит. »
Ньют закрывает глаза и прислоняется лбом к углу стены. Затем тяжело вздыхает и говорит: — Я люблю тебя. Эти слова пробивают стену между нами, разбивают потолок и вырываются в ночное небо. Осколки падают на пол и пронзительно звенят, пока я убираю подушку от лица. Он признает свое поражение перед невозможностью противится правде.« Прыгаем. И несколько душераздирающих секунд несемся навстречу черной глади воды. Ныряем. Борясь с тяжелой броней, всплываем на поверхность, вдыхая сладкий воздух. Вытащив свои тушки, мы прячемся от обстрела за цветочными клумбами. Ньют продержался еще недолго. Через какое-то короткое время, когда он прислонился спиной к очередному укрытию, легкие против его воли стали выкашливать наружу кровь. И это уже не была кровь здорового человека, это была мертво-черная жидкость зараженного. Моментально хватаюсь за его плечо и стараюсь сфокусировать его внимание. Ничего, ничего, вот-вот мы встретимся с Брендой и он получит необходимую дозу сыворотки, чтобы радовать мои глаза еще немного. Главное, чтобы он не сдался до этого момента. За спиной слышу предательский голос азиата: « Давно он заразился? » — я не обращаю внимания. Но это подстегивает блондина также, как следующие слова: — Эй, друг, ты в порядке? Я проклинаю все на свете, когда он проглатывает остатки своей крови и отвечает: — Да… Просто дайте мне еще одну чертову минуту. »
— Я тоже люблю тебя, — выдыхаю я в глухое пространство между нами. Я тоже сдаюсь, я так же поднимаю белый флаг над собой. Сейчас я чувствую любовь к нему особенно сильно, но даже представить не могу весь ее настоящий объем. И очень сильно сомневаюсь, что кто-то другой может его представить.« Мы несем его, мы тащим его, мы прикрываем его, пока перед нами не проносится горящая машина, преграждая дорогу, а Галли не кричит: « Переждем! » . Мы проводим его через горящие адским пламенем улицы, пока его сил хватает передвигаться, пока его глаза не заливает полутьма, пока с его губ не начинают стекать черные дорожки крови. Кладем его на асфальт. Одного только взгляда хватает, чтобы понять, что происходит и чем это закончится. Мы с Томасом впадаем в одинаковую панику. — Беги, Минхо, — почти шепчет он сначала. — Беги, Минхо! Беги за сывороткой, Минхо, быстро! — неожиданно срывается на крик и только тогда бегун понимает. Галли хватается за автомат покрепче, готовый прикрывать. — Беги с ними, Кит, — добавляет Томас. — Я позабочусь о нем. — Нет! — тут же отвечаю я, хватая Ньюта за плечи. Не знаю, с чего они оба решили, что могут распоряжаться мною и моими действиями, но чем бы они не руководствовались, я не стану слушать. Я не бегунья и не воин. И я не позволю ему умереть одному. — Я его не оставлю! — кричу на Томаса еще сильнее, ощущая, как уголки глаз намокают. Он кивает и Минхо с Галли стартуют с бешеной скоростью. Проводив их взглядом, ощущаю что-то неладное. Голова Ньюта безвольно падает на собственное плечо, глаза полностью заволакивает темнота, он теряет сознание. Резко беру его лицо в свои руки и смотрю в его глаза: — Ньют, Ньют, посмотри меня! Сфокусируйся на моем голосе! Мы уже близко, осталось совсем немного, — замечаю, как его взгляд прочищается, чернота сужается до зрачков. Он уже сознательно смотрит на меня. Мы справимся. »
По его лицу пробегает легкая ухмылка, прежде чем он говорит: — Тогда все решено, — и переводит взор с безмолвной стены на меня. Я не знаю, что решено и что будет дальше, но совершенно не беспокоюсь. Замешательство в его голосе пропало, он снова стал спокойным и уверенным юношей. Только задумываюсь на пару секунд о том, что все всегда решено еще до нас.« Через несколько минут мы с Томасом снова предпринимаем попытки продвигаться дальше. Поднимаем Ньюта и несем вместе, укрывая головы от несущихся над головами обломков города. Сам блондин еле-еле помогает нам здоровой ногой, больная же волочится хвостиком без признаков жизни. Загребущие руки огня отражаются для меня на потных лицах глейдеров, и поражает ужасная мысль: „Они ведь еще мальчишки“. Но мы продолжаем идти, потому что готовы сделать все, чтобы хотя бы приблизить больного к серебристому флакону с надеждой, если не принести его прямо к нему. Однако идти нам удается не долго: Ньют падает в каком-то закрытом дворике, не в силах даже держаться за нас. Продолжать путь становится невозможным. Томас хлопочет над ним. Я выглядываю из нашего укрытия в сторону места назначения. Из колонок начинает звучать голос Терезы. Ну, давайте, выгляните хоть кто-нибудь из-за того угла с сывороткой в руках и спасите нас. Осталось совсем чуть-чуть. От бессмысленной мольбы меня отвлекает подозрительный звук сзади. Звук шиза. Я оборачиваюсь. Ньют уже встал и его голова с полуслепыми глазами обернулась к Томасу. Он обратился, как обращаются оборотни в полнолуние. Только вот он не вернется. То, что было когда-то человеком, бросается на брюнета, который, по словам предательницы из динамиков, может спасти весь мир. Его горло клокочет нездорово-агрессивным рыком зараженного. Я понимаю, что время пришло. Вынимаю пистолет из кобуры и целюсь в светловолосую голову. Хоть я и держусь за рукоятку двумя руками, дуло слегка подрагивает. Задерживаю прерывистое дыхание и тогда меня перестает шатать. Слышу только собственное сердцебиение. Я не могу. И не потому, что могу попасть в Томаса, а потому, что могу попасть в Ньюта. Тем временем парочка валится на землю, они борются и бегун проигрывает в схватке с беспощадным вирусом. Но вдруг моя любовь вырывается из темноты и выхватывает из кобуры Томаса пистолет, приставляет его к своему виску. — Нет! — вскричал Томми и выбил оружие из слабых рук, исчерченных черными жилами. — Пожалуйста, Томми, — беспомощно шепчет Ньют. — Пожалуйста, если ты когда-нибудь был моим другом, убей меня, — умоляет парень. А затем его вынырнувшее лицо снова утягивает на дно. И я почему-то уверена, что теперь это навсегда. Снова проснувшийся монстр выхватывает из своих ножен перочинное лезвие и принимается махать им вокруг себя, стараясь хоть краем кончика задеть Томаса. Они сближаются. Мой указательный палец дрожит на курке. Звучит пронзительное вхождение холодного орудия в плоть. Первые несколько секунд я не понимаю, что происходит. Разрываюсь между двумя очевидными вариантами исхода, гадая, какой будет хуже из них: Ньют убил Томаса, Томас убил Ньюта. Но в следующем мгновении весь мой мир падает на асфальт. Нож торчит у зараженного в груди, воткнут прямо в сердце. Я не верю своим глазам. — Нет, — падает из моего рта почти беззвучно. Подбегаю ближе и, сквозь подступающие слезы, агонию, отчаяние, горе, я вижу в темноте, как последний луч жизни угасает в его глазах. Все было решено за нас еще до того, как это случилось. И то, что случилось, невыносимо. — Нет! — кричу я. Боль накрывает меня с головой, я покорно падаю на колени, раздирая кожу в кровь. Слезы, которые прежде текли медленно, вытекая из глаз по одному, ринулись наружу беспорядочным ливнем по щекам. Мой крик почти не похож на это слово, он практически животный, полный отчаяния, более схожий с волчьим воем, чем с человеческим голосом. Такую боль невозможно передать или описать словами. Это тот тип боли, который уничтожает полностью, не оставляя ничего. Когда в легких не остается воздуха, а горло сорвано до металлического вкуса крови внутри, я снова обращаю свой взор к нему. И беру его за руку. Лихорадка прошла, его руки снова стали теплыми, как и прежде. Но скоро они остынут. Поворачиваюсь к нему, краем глаза зацепляя Томаса, который хватается за камуфляжные штаны, украденные у ПОРОКа, мнет их и содрогается от рыданий. Беру его лицо в свои руки и прижимаюсь своим лбом к его лбу. Кашель, тяжелое дыхание и другие симптомы этого кошмарного вируса прошли. На его лице было безмятежное спокойствие. Я уже так сильно по тебе скучаю, кареглазый… Закрываю глаза всего на мгновение, позволяя скорби захлестнуть меня. Мои слезы капали на его щеки и, когда я открыла, казалось, что он плачет вместе со мной. Прощай… »
Он подходит к тумбочке в прихожей и берет ключи от машины. Я узнаю об этом по звону металлических вещей. Привстаю и смотрю ему вслед, он поворачивает голову ко мне и, довольный нашим воссоединением, говорит: — Пойдем, — его мягкий голос разливается в ночном воздухе, как млечный путь на небе. Натягивая сапоги на ноги, я думаю о том, что возможности другого исхода никогда и не существовало. Потому что для нас жизнь друг без друга — настоящий кошмар наяву, а по этой причине невыносима. Решительно, абсолютно, совершенно невыносима.« Смотрю на поверхность пистолета, который лежит около моих колен. Должно быть, я выронила его, когда упала рядом с ним и закричала. Смиренно берусь за рукоять, блестящую от пота на моих руках. Даю себе всего несколько секунд для того, чтобы подготовиться к поднятию той тяжелой горечи, которая собралась в моем сердце. Затем медленно встаю на ноги, ощущая как беспомощно пощипывает разодранную кожу. Томас почти безучастно поднимает свой взгляд на меня. Делаю глубокий вдох, расправляя неизмеримо потяжелевшие плечи. И приставляю холодную сталь дула к своему виску. Все происходит прежде, чем Томас успевает что-нибудь сказать или сделать. Кажется, я прожила неплохую жизнь. Я улыбаюсь. Выстрел. А потом — темнота. »
Мы перемещаемся в пространстве в большом металлическом механизме. Проносимся мимо светящимся огнями города улиц: мимо жилых лампочек в окнах, мимо уютных кафе, ночных баров и неоновых вывесок клубов. Все источники света смешиваются за пределами машины в одно общее безумное смешение красок в палитре. В какой-то момент мы с Ньютом решили завести дневники, куда записываем мысли, которые не хотим забыть, или которыми не можем поделиться друг с другом. Он в основном рисует, я видела это краем глаза. В свой дневник я же однажды записала, что допускаю возможность того, что эта жизнь после смерти дана нам для того, чтобы прожить ее так, как мы и должны были. Ехать с открытым окошком стало почти привычкой. Ветер, залетающий свободно внутрь, развивает мои волосы. Иногда я даже высовываю голову, чтобы позволить себе утонуть во встречном потоке яркого и прохладного. Чаще же кладу локоть на границу между внутренним миром и внешним и помещаю свою голову на запястье. Ньют наблюдает за мной с умиротворенной улыбкой. Я думала, что все потеряно, а потому и кончено. Но сейчас, в салоне этой серебристой тачки, я ощущаю нашу связь особенно сильно. Она, словно канат между двумя сердцами, крепко соединяет нас. Еще я люблю выпускать мою руку навстречу потокам ветра. Я аккуратно перебираю пальцами воздух, легко глажу горизонт и просто извиваюсь ею в пространстве. Если нам и дали второй шанс, у нас остались воспоминания, а потому прожить жизнь правильно будет очень тяжело. Обычно Ньют не останавливается перед пешеходными переходами, даже если горит красный свет, потому что глейдеров не так много, чтобы создавать трафик, который требует следовать правилам дорожного движения. У нас в городе не то что пробок не бывает, сложно увидеть вторую машину на дороге, особенно в такое время. Поэтому он минует зебры одну за другой, редко задумываясь. Мы бы легко пересекли и эту, если бы не непредвиденное обстоятельство. Он притормаживает перед очередными белыми полосами на асфальте, освещенными желтым светом фонарных столбов. На переходе стоит темная фигура. Мокрая от пота голова и легкие подрагивания истощенного до изнеможения тела дают понять, что она нездешняя. Пока что. На переходе стоит темный силуэт.