Вещий сон

Повелитель пребывал в прекрасном расположении духа. Только что он беседовал с Джихангиром. Мальчик наконец-то перестал спрашивать, когда ему будет дозволено увидеться с матерью. Сулейман тосковал по своей Хюррем, он несколько раз придумывал повод, чтобы навестить её и Мехмеда в Амасии, но всякий раз ему что-то мешало. Несколько дней назад, например, Паша заявил, что, действуя совместно с Аясом-Пашой, ему удалось найти девушку, которая на протяжении нескольких лет пыталась медленно убить Повелителя, зажигая вместо бахура специальную смесь без цвета и запаха, обладающую токсическим воздействием на организм при попадании его на кожу и через дыхательные пути в большом количестве. На допросе девушка призналась, что много лет служила династии сефевидов и была отправлена во дворец Топкапы, чтобы следить за действиями Фирузе-Хатун и обеспечивать её безопасность. Ибрагим, едва узнав об этом утром того дня, когда Хюррем-Султан в паническом страхе за свою дальнейшую судьбу покидала дворец, привёл преступницу к Повелителю, предварительно спрятав её лицо и фигуру под большим чёрным плащом. Однако девушка неожиданно отказалась от своих прежних показаний и, понимая, что в живых её всё равно не оставят, покончила с собой прямо на глазах важнейших государственных деятелей. Повелитель разгневался на Пашу за то, что тот приводит к нему сомнительных людей, которые много лет проводят в гареме и пытаются навредить династии Османов тем или иным образом. Однако Ибрагим не растерялся и уверенно заявил, что Аяс-Паша может всё подтвердить, ведь на допросе они присутствовали одновременно. Повелитель, получив подтверждение слов Ибрагима из уст другого Паши, остался доволен тем, что дело, наконец, можно закрыть. Однако у Султана было множество других важных государственных дел, которые не терпели отлагательств. Поэтому после беседы с Шехзаде он приступил к изучению отчётов о подготовке к итальянскому походу. В этот момент к нему пришёл Аяс-Паша. - Здравствуй, Аяс-Паша. Что-то случилось? - Повелитель, дело в том, что вчера я не смог присутствовать на переговорах Ибрагима-Паши с французским послом, поэтому я просмотрел протоколы переговоров. Повелитель оторвался от документов и вопросительно посмотрел на Пашу. - Кроме того, Повелитель, мне попались записи с предыдущих встреч. Когда вы ездили в Манису к Шехзаде Мустафе Хазрет Лери, тут прошла одна встреча… Аяс-Паша сделал театральную паузу, ожидая от Повелителя какой-нибудь необычной реакции, однако Сулейман с невозмутимым видом вернулся к изучению документов: - Я знаю, Ибрагим-Паша докладывал мне об этом. Предчувствуя, что задумка погубить Пашу с помощью этого протокола не удастся, Аяс-Паша вкрадчивым голосом поинтересовался: - В таком случае, Вам известно, о чём шла речь? Султана начинали раздражать эти непонятные намёки, поэтому он потребовал: - Говори яснее, Паша! Аяс-Паша сделал глубокий вдох и шагнул в неизвестность: - Повелитель, я посмею предложить Вам прочесть протокол… *** «… Самым хищным из зверей является лев. Его приручают не силой, а умом. Льва укрощают, соблазняя любимой едой, а потом это становится для зверя привычкой. Его господин держит палку не только, чтобы хищник боялся, но и для того, чтобы защититься, если возникнет какая-либо опасность. Никто другой не посмеет кормить этого льва. Давать зверю пищу может только тот человек, к которому этот зверь привык. Львы – это повелители, мсье, а укротители – визири. Правитель Османской империи – это лев. И моя задача – воспитывать великого Падишаха, моего Повелителя, воздействуя на него жезлом истины и правосудия…» Повелитель почувствовал, как у него потемнело в глазах. Он несколько раз перепроверил все данные, чтобы удостовериться в том, что эти роковые слова произнёс действительно Ибрагим-Паша. Он перечитывал эти строки снова и снова, чувствуя, как он медленно сходит с ума. Он не сразу услышал, как слуга объявил о приходе Ибрагима-Паши. От пережитого потрясения повелитель не смог произнести ни слова, поэтому просто кивнул головой. Ему предстояло увидеть Пашу. Как он будет себя вести? - Повелитель, пришёл Кадий-Эфенди, чтобы отчитаться о проблеме с поставкой мяса. Я и сам детально изучил этот вопрос… Сулейман не услышал ни единого слова из того, что говорил ему Паша. Он неотрывно наблюдал за человеком, которого когда-то считал своим другом, соратником, братом. Который в самом начале нелёгкого пути в большим завоеваниям всегда был верен Повелителю и никогда не смел ставить себя выше него. Сулейман помнил, как Ибрагим боялся каждого нового назначения, осознавая, какая огромная ответственность ложится на его плечи. Султан настолько любил Пашу, что всецело доверил ему управление Османской империей. Но он никогда не мог подумать, что Паша захочет большего… Сулейман смотрел на Ибрагима и понимал, что того юного Ибрагима из Парги, с которым он целыми днями беседовал в садах Манисы, давно уже нет. Перед ним стоит чудовище. И самое страшное, это чудовище он сотворил сам. Султан понимал, что такое демонстративное унижение Падишаха всего мира перед французскими послами не должно остаться безнаказанным. Наконец он заметил, что взгляд Паши полон тревоги: - Повелитель, что-то произошло? Спазм в горле, который не давал Сулейману даже дышать, наконец, отпустил его, и он тихо выдохнул, улыбаясь Ибрагиму: - Позже, Паргалы… *** - Скажи мне, Ибрагим, какой ты видишь свою смерть? Как хочешь умереть? - Повелитель, я желаю умереть, оставаясь Вашим другом, соратником и братом… Сулейман довольно долго стоял на балконе, наблюдая за тем, как снег густыми хлопьями медленно оседает на землю. Небо быстро потемнело, нагоняя ещё большую тоску на Повелителя. Ему предстояло принять ещё одно нелёгкое решение – казнь Ибрагима. Он всё ещё сомневался, ведь с того момента, как Сулейман даровал Паше свободу, последний стал вести себя гораздо скромнее. Повелителю даже начало казаться, что Ибрагим смог выбраться из тех дебрей высокомерия и бесстрашия, в которых он очень долго плутал. Сулейман не переставал думать о своём странном сне, который, если верить словам Кадия-Эфенди, должен был помочь Повелителю сделать выбор. Когда он отправил Хюррем вместе с сыном в Амасию, то с облегчением вздохнул, ведь принятое им тяжёлое, но справедливое решение осталось позади. Ах, если бы он знал, что самые страшные испытания ещё впереди!.. - Повелитель, - раздался тихий голос его любимой сестры Хатидже. Сулейман обернулся, и, увидев её мягкую улыбку и глаза, наполненные счастьем и умиротворением, почувствовал резкую боль в груди. Султан не мог не вспомнить Бейхан и её жестокие слова, навсегда разбившие ему сердце: «Вы – мой Повелитель, но брата у меня больше нет!» Конечно, у него оставалась слабая надежда на то, что сестринская любовь Хатидже гораздо сильнее, несмотря на её крепкую привязанность к Ибрагиму, ведь когда-то она сказала ему: «Лишиться Вашего доверия и Вашей любви смерти подобно!» Он помнил, как она была готова выйти замуж за больного чахоткой учителя, лишь угодить Повелителю, как хотела пожертвовать своим счастьем, лишь бы не огорчить брата. Поэтому сейчас, любуясь ею, он пытался убедить себя, что она поймёт, что так было нужно. Он даже не хотел представлять, как Хатидже ворвётся к нему в покои и крикнет ему в лицо, что он – братоубийца, что он лишил её детей отца… - Хатидже, моя дорогая сестра, - Сулейман раскрыл объятия для женщины и улыбнулся ей. – Я рад, что твои раны зажили. Как ты? - Благодарю Вас, Повелитель, всё хорошо. Хатидже замерла в нерешительности, собираясь с мыслями, чтобы сообщить о принятом ею решении: - Брат, я пришла сообщить тебе о своём намерении навестить детей в Эдирне. Я очень соскучилась по ним… Сулейман возвёл глаза к небу: «О, Аллах, благодарю тебя!» Он понимал, что если Хатидже уедет, то даже не сразу узнает о казни Ибрагима. А он сможет собраться с мыслями, чтобы взглянуть ей в глаза после того, что… произойдёт. - … Я бы хотела, чтобы Ибрагим поехал вместе со мной. Надеюсь, Османская империя сможет на несколько дней обойтись без Паши, - Хатидже улыбнулась. - Почему ты спрашиваешь меня об этом? Ибрагим теперь свободный человек и сам вправе решать, когда и куда он может отправиться, - в уголках его глаз проступили морщинки. В такие моменты его лицо приобретало особенный вид. Казалось, что его бездонные глаза окутывают нежностью и теплом. Хатидже смущённо опустила голову: - Вы же знаете, Повелитель, что Вас он любит гораздо больше, чем меня, и, конечно же, не посмеет даже вздохнуть, пока Вы не позволите. Сулейман смотрел на сестру и поражался тому, насколько сильно она любит Пашу. Она приняла все западные новшества во дворце: стол, картины на стенах и даже статуи. Хотя ему было известно от Хюррем, что поначалу его сестра до жути боялась этих изваяний. Хатидже видела, как менялся Паша, получая каждый раз всё новые и новые должности, она не жаловалась повелителю, когда Ибрагим установил трон прямо в своём дворце. Он помнил, как она мучилась от неизвестности, после того, как Повелитель узнал, что Ибрагим заказал свою собственную статую. Но, самое главное, она простила его после того, как он унизил её, изменив с Нигяр. Он видел адское пламя, пожирающее Хатидже изнутри, на тот момент ему казалось, что она умрёт от горя, от осознания того, что разведётся с Ибрагимом и потеряет его навсегда… И вот сейчас она говорит о муже с былым трепетом и нежностью. - Конечно же, Ибрагим отправится к детям вместе с тобой… *** - Госпожа моя, я обязательно приеду как можно скорее, - обещал Ибрагим, держа свою жену за руки. – Вы не представляете, как я соскучился по Осману и Хуриджихан. Хатидже сердцем предчувствовала беду, однако никак не могла понять, в чём дело. Видимых причин для тревоги не было, ведь после того, как она поговорила с братом о своём намерении поехать в Эдирне, Хатидже застала Ибрагима в спальне в самом лучшем расположении духа. Паша рассказал ей, что Повелитель, кажется, простил его, ведь выяснилось, что его догадка о Фирузе-Хатун не была лишена оснований. Кроме того, у мужа Хатидже сияли глаза, когда он сказал, что Султан хочет провести с ним вечер. «Мы давно не разговаривали с Повелителем по душам. Я обязательно покажу ему книгу Макиавелли…» Паша говорил с особым азартом и энтузиазмом, и она с грустью осознала, что не посмеет лишить мужа такого долгожданного вечера. Таким образом, супруги условились о том, что Хатидже вместе с детьми будет ждать мужа в Эдирне на следующий же день. Ибрагим ещё раз обнял свою жену и долго целовал её на прощание. *** Султан решил исполнить последнее желание Ибрагима и ненадолго вернуть прежние времена, когда они часами говорили о литературе и искусстве, обсуждали планы грандиозных завоеваний, и главное, наслаждались звуками скрипки, благодаря которой Повелитель нашёл свою родную душу, услышав его мелодию в Манисе. Вот и сейчас Султан неотрывно смотрел на Паргалы, впитывая в себя каждый звук этой самой первой мелодии, перевернувшей его жизнь и жизнь Ибрагима. Он невольно сравнивал того мальчишку, облачённого в скромные одежды и статного мужчину, облачённого в меха и вышитый золотом кафтан. Юношу, который стеснялся идти рядом с Шехзаде, и Пашу, который заявлял, что он правит Османской империей. Султан с горечью осознавал, что уже давно Ибрагим перестал быть тем человеком, который в любой момент готов умереть ради Падишаха. И тот, кто играет для него сейчас на скрипке – лишь иллюзия, с которой Сулейману не хотелось расставаться. «Я – Сулейман. Сулейман, который стал охотником ещё до того, как нашёл свою жертву. Изучавший искусство и логику охоты по движению звёзд. Смотревший с высоты звёздных карт на карту в своём сердце. Нашедший путь во тьме, охотившийся под звуки музыки, влюблённый в звуки тетивы и скрипки. Сулейман, который обрёл однажды на охоте в Манисе свою вторую половину, которую так долго искал, друга, который избавил меня от долгого одиночества. Так говорил Муххиби: «Я уже отдал своё сердце тебе, Больше мне некому его отдать. Эй ты, красавец с соболиными бровями, Не будь я мужчиной, если не выпрямлю грудь навстречу железному наконечнику твоей стрелы, куда бы ты её ни направил. Эх, друг, Ты уже овладел моим сердцем, Если теперь твоя цель – забрать мою душу, то я уже давно протянул в твои руки свою голову и жизнь…» Слушая скрипку, Султан невольно погрузился в воспоминания о чудесных временах в Манисе. Он уже и забыл, сколько раз он говорил Ибрагиму, что обязан ему жизнью… Но сказав те роковые слова, Ибрагим поразил Повелителя в самое сердце. И теперь он никогда не сможет доверять ему… - Я устал, Паргали, пора спать. - Как пожелаете, Повелитель. Завтра мне нужно отправляться в Эдирне, так что я должен отправиться в свой дворец… - Ибрагим, - перебил его Повелитель. – Прошу тебя, останься здесь. - Для меня большое счастье находиться рядом с Вами, - Ибрагим поклонился и собрался, было, покинуть комнату, как вдруг какая-то внутренняя сила словно бы пригвоздила его к полу: - Повелитель, я так благодарен Вам за этот вечер. Давно мы с Вами столько не разговаривали. Кстати, как Вы смотрите на то, чтобы отправиться ненадолго в Манису? Вспомним былые времена, прогуляемся по окрестностям… - Непременно, Ибрагим, - улыбнулся Повелитель. Как только дверь за Пашой захлопнулась, Сулейман не смог сдержать слёз. Ему невыносима была мысль о том, что за соседней дверью скоро произойдёт жестокая казнь. Сердце его болело за наречённого брата, но Сулейман – Повелитель, он не должен допускать несправедливости. Закон равен для всех. Даже для Ибрагима. - Стража! - Слушаю, Повелитель. - Приведи ко мне лекаря… *** Хатидже ехала в карете, но с каждой минутой её трясло всё сильнее. На улице начинало темнеть, и страхи Госпожи вылезли наружу. На свой страх и риск она отправилась в Эдирне без подобающей охраны. Гюльфем уехала утром предыдущего дня, поэтому карета, в которой сидела Хатидже, казалась ей слишком просторной. Ненадолго она задремала. И увидела странный сон. Ибрагим шёл по лесу, но вместо того, чтобы любоваться пейзажами, он увлечённо читал какую-то книгу. Хатидже молча шла за ним. Внезапно земля перед Пашой разверзлась, и оттуда начали вылетать ядовитые языки пламени. Хатидже жутко испугалась и стала отчаянно звать мужа по имени. Однако, как это и бывает во сне, Госпожа оказалась неспособной издать хоть какой-то звук. Тогда она схватила его за плечи и попыталась оттащить от края смертельной пропасти. Но у неё ничего не получилось. Ибрагим уверенно шагал навстречу смерти. Однако вот что странно: когда Ибрагима поглотил огонь, Хатидже прежде чем предаваться ужасу, взглянула на обложку книги, которую читал Ибрагим. Взглянув название, Хатидже с криком проснулась. - Госпожа, с Вами всё в порядке? – услышала она обеспокоенный голос Аги, управляющего лошадьми. - Да, - неуверенно заявила она. Некоторое время она пребывала в замешательстве. Ибрагим шагает навстречу смерти с "Божественной комедией" в руках… Эта мысль не покидала её с тех самых пор, как она увидела во сне, что Ибрагима казнили тайные палачи. Она попросила мужа убрать эту книгу из их спальни, потому что она стала наводить на неё необъяснимый ужас. Но когда она вспомнила слова Паши о том, что ради её спокойствия, он увезёт книгу во дворец Топкапы и оставит в своём кабинете, Хатидже закричала: - Немедленно разворачивайтесь! Мы возвращаемся во дворец!