Чудеса, да и только!

Легкий белый снег, изящно кружась, мягко опускался на землю. Первые лучи утреннего солнца освещали небольшую гостиницу у подножия гор. Они золотили волосы мирно посапывающего в постели юноши, скользили по золотому обручу на его голове, играли со стеклом пенсне молодого человека, задумчиво стоящего у окна. Тот умиротворено рассматривал открывающийся перед ним пейзаж и ласково поглаживал ластившегося к нему белоснежного маленького дракончика. В воздухе царили мир и гармония. - Ах ты, чертов плешивый монах!!! Раздался неожиданно вопль из соседнего номера. Потом в стену ударило что-то тяжелое, и раздался другой не менее громкий голос: - Заткнись, проклятый каппа!! Еще пару раз что-то ударилось, и опять первый голос нервно прокричал: - Какого ты делаешь в моей постели, развратный поп?! Ни за что не поверю, что ты страдаешь сомнамбулизмом, старый маразматик!! - Ооо, - делано удивился второй голос, - не знал, что ты знаешь такие сложные слова, Годжо! - Ах, ты... - взревел первый. В стену опять что-то ударило. Потом раздались выстрелы и поток несвязной брани. Молодой человек у окна только вздохнул. - Хаккай... - раздался сонный голос с кровати. Мальчишка лет 16-17, полу прикрыв глаза, с забавной мордашкой раскачивался на кровати. - А что, уже завтрак? Хаккай повернулся к нему и с виноватой улыбкой ответил: - Еще нет, Гоку. Парень со стоном упал обратно на подушку. - Аааа, как они меня достали! Сколько можно орать по утрам?! - Нуу... - засмеявшись, молодой человек подошел к двери. - Если не ошибаюсь, то сейчас... - ХАККАЙ!!!! В комнату ворвался высокий красноволосый парень, явно пребывающий в состоянии крайней взбешенности. - Ну, как я и думал, - подмигнул Гоку Хаккай. Тот залился смехом. Красноволосый недоуменно моргнул. - Да-да, Годжо, я внимательно тебя слушаю, - как ни в чем не бывало, обратился к нему зеленоглазый. - Хаккай, этот несчастный монах опять, представляешь, ОПЯТЬ, залез в мою постель, пока я спал... - заныл Годжо, почти повисая на друге. - Годжо, ты опять пришел жаловаться на Санзо Хаккаю! Ну прямо как маленький ребенок! - засмеялся Гоку. - Молчать, Бака-Сару!! Сам-то не лучше! Постоянно виснешь на нем при первой возможности! Что он тебе, мамочка?! - Не смей называть меня обезьяной, Эро-Каппа! - запустил в ханьё подушкой Гоку. - Ах ты маленькая... - Годжо кинул подушку обратно и бросился душить Гоку. - Ладно-ладно, успокойтесь, - сделал попытку разнять их Хаккай. - ЭТО ВСЕ ОН! - заорали оба, указывая друг на друга пальцами. Хаккай впал в каплю. По правде говоря, в такие моменты он как раз ощущал себя мамочкой хоть и небольшого, но очень неуравновешенного, на всю голову, семейства. - Так, посмотрим, - он присел на соседнюю кровать и сделал умный вид. Еще умнее чем обычно. На него тут же воззрились три пары восторженных глаз. - Годжо, ты говоришь, что Санзо опять, то есть уже седьмой раз за неделю залез ночью в твою постель? Годжо быстро-быстро закивал. - Надеюсь, он ничего с тобой не сделал? - Хаккай! - возмутился ханьё, потом покосился на Гоку, - Ну не при детях же! - Это кто тут ребенок, Каппа-Переросток?! - Молчи, глупая мартышка! - Так, не ссорьтесь! - прервал новую перепалку Хаккай. - Годжо, я ничего ТАКОГО не имел ввиду. Например, он мог тебя связать сутрой во сне или... - лицо Хаккая приняло мечтательное выражение. - Ничего такого, говоришь? - в шоке глядя на него, хором спросила молодежь. - КЮ?! - поддержал их забеспокоившийся дракончик. - Ну, как бы там ни было, - радостно заулыбался вернувшийся на землю Хаккай, - нам надо решать, что делать с Санзо! - А что с ним делать... Мне ясно одно - я с ним в одной комнате больше не сплю! - воскликнул Годжо. - Ну, Годжо, ты же знаешь, это не поможет, так как три дня назад ты ночевал в одной комнате со мной, а утром мы нашли Санзо в одной кровати с тобой! - Хаккай, не напоминай, а? - красноволосого ощутимо перекосило. - А вам не кажется странным, что Санзо лезет в постель только к Годжо? - потирая подбородок, нахмурился Гоку. - Оя, что я слышу! Уж не хочешь ли ты, мартышка, чтобы он лез к тебе? - мерзким тоном протянул ханьё. - Ничего я не хочу, извращенец! И не называй меня мартышкой! - завелся Гоку. - Но ведь на самом деле странно! - растеряно закончил мальчик. - Да, Гоку прав! Вообще странно такое поведение Санзо, да еще что он лезет именно к тебе... - покивал Хаккай. - Нуу-у... Может, он наконец не устоял перед моим неотразимым обаянием? - заулыбался Годжо. - Невозможно! Просто нереально! - возмущенно потряс головой Гоку. - Чего?!... - Ладно-ладно, давайте подумаем! - вмешался Хаккай. - Это все началось неделю назад, Санзо когда проснулся был очень удивленным.. - Ага! Он даже не пытался меня пристрелить! - А в следующий раз он решил почему-то, что это мы с Годжо хотели его разыграть, и весь день на нас злился! Просто жуть вообще! - Да, а на следующий день он подумал, что это я. Мне пришлось объяснить ему, что я не занимаюсь такими глупостями. Надеюсь, он меня понял... - вокруг Хаккая появилась грозная темная аура. - Хаккай страшный... - парочка на соседней кровати обнялась и отодвинулась к стене. - Ну а потом началось каждодневное шоу «Хаккай, он меня достал, убери его из моей постели!» - Ага, ага! - Так, теперь нам нужно выяснить, действительно ли Санзо ходит во сне, или делает это осмысленно. И если во сне, то не действие ли это какого-то йокайского дзюцу. А если осмысленно, то по каким причинам. - Ооо!!! - зааплодировали с соседней кровати. - Итак, когда план составлен, можно пойти позавтракать, а детали мы обсудим позже, - удовлетворенно улыбнулся Хаккай, вставая. - Ура!!! Завтрак-завтрак-завтрак!!! - подскочил Гоку и понесся к двери. - О, кстати, Годжо! А куда делся Санзо, после того как ты пошел к нам? - А, вниз наверное... Вот блин, как представлю, что придется опять увидеть его нулевую морду... Бли-ин, как бесит-то... - Годжо недовольно встрепал волосы и достал сигарету. - Ничего-ничего, потерпи! - ободряюще улыбнулся ему Хаккай, и друзья покинули номер. *** Санзо, как и ожидалось, обнаружился внизу в преотвратительнейшем настроении со стаканом в руках и сигаретой в зубах. Хотя по его виду можно было сказать только, что он очень зол, особо внимательный глаз заметил бы, что под привычной раздраженностью скрывается тщательно маскируемая растерянность. Седьмой раз просыпаясь в одной постели с одним красноволосым придурком, хотя точно помнил, что засыпал один и в своей кровати... Это было как минимум странно. В первый день он был так удивлен, что даже почти не разозлился... Потом он подумал, что это дурацкие шуточки парочки идиотов, которые явно поставили себе цель свести достопочтенного Санзо с ума. Но они оба выглядели слишком возмущенными, да и на явных самоубийц все же не походили, хотя сам Санзо иногда в этом сомневался. Конечно, решить, что это шуточки их ненормального водителя было не самой лучшей идеей, и тот успешно это доказал. Санзо передернуло от воспоминаний о преувеличенно вежливом и спокойном тоне Хаккая, а так же о его ласковом взгляде, от которого любой йокай сбежал бы на Луну. На всякий случай сделав всем троим примерное внушение и погрозив любимым веером, Санзо-сама отправился спать... чтобы проснуться опять в объятиях красноволосой бестии. Просыпаться с ним было... приятно. Ханьё довольно посапывал ему в макушку, собственнически прижимая к себе тело монаха. Свои руки он обнаружил на талии проклятого каппы, а его нога упиралась ему в пах. Это тоже было неожиданно... приятно. И возбуждающе. Мысленно обругав себя за извращенные мысли, Санзо попытался отодвинуться от горячего тела рядом, но... Красноволосое недоразумение чему-то радостно разулыбалось, сгребло монаха в охапку и уткнулось ему в шею. Санзо, краснея, выругался сквозь зубы. Теперь ханьё лежал на нем, придавливая к кровати своим не маленьким весом, и его теплое дыхание щекотало кожу на шее. Все это сильно смущало. Конечно, можно было бы разбудить Годжо, наорать и выгнать из комнаты, но... Горячие руки, уверенно обнимающие его, дарили удивительное чувство уюта и защищенности. Хотя сам Санзо считал, что в защите он не нуждается, непривычное чувство теплом разливалось в груди. Ханьё пошевелился, слегка надавливая на возбужденную плоть, и тепло стало не только в груди. Монаху показалось, что все его тело вспыхнуло. - Чертов каппа... - пробормотал Санзо, чувствуя, как горят щеки. «Проклятая старуха, - продолжил он мысленно, - за что мне все это?!» (За все хорошее, дорогой Конзенчик! - радостно подумала Всемилостивейшая). Санзо между тем решил успокоиться, а уж потом будить красноволосого идиота, ибо хоть хои длинные да широкие, лежа прямо на нем, возбуждение монаха сложно будет не заметить, а служить объектом постоянных пошлых шуточек придурошного каппы не хотелось. Ему и так обычно уделялось повышенное внимание. Пытаясь отвлечься, он уставился на безмятежно спящего оболтуса и удивленно моргнул. Обычно Санзо вообще не интересовало, как выглядят его спутники во время сна, хотя они довольно часто ночевали в одних комнатах. Но глядеть на эти рожи еще и по ночам... Увольте! И вот теперь в таких вынужденных обстоятельствах... Лицо Годжо во сне выглядела удивительно милым и нежным, без своих вечных ухмылок он казался совсем юным, почти ровесником Гоку. Санзо заворожено коснулся теплой щеки, отвел красную прядку с глаз, провел пальцами по шрамам. Длинные ресницы шевельнулись, и на монаха уставились два сонных глаза цвета спелой вишни. Годжо недоуменно моргнул, округлил глаза и, прежде чем Санзо успел что-либо сказать, слетел с него и выскочил из комнаты. Вернулся он пару минут спустя, таща за руку не выспавшегося Хаккая. К тому времени Санзо уже сидел, закинув ногу на ногу, и нервно курил, раздраженно поглядывая на них. Годжо принялся что-то шепотом объяснять тому, периодически показывая на Санзо. Хаккай скептически шепнул ему что-то в ответ, и ханьё пораженно замолчал. Потом оба подозрительно уставились на монаха. - Что?! - окончательно разозлился Санзо, которому и так приходилось бороться и с подкатывающим смущением, и с никуда не девшимся возбуждением. - Не, ничего! - хором ответила парочка и куда-то испарилась. С тех пор он постоянно просыпался в годжовских объятиях. Даже если засыпал в другой комнате. Памятен был случай, когда, проснувшись, он наткнулся на укоризненный взгляд Хаккая... И хуже всего было даже не то, что он никак не мог вспомнить, как перебирается к каппе под бочек, и даже не то, что каждый раз, просыпаясь, он долго лежал, разглядывая этого идиота и наслаждаясь непривычным теплом. И даже то, что он с не понятно откуда взявшейся нежностью перебирал красные прядки или очерчивал контуры лица, осторожно касаясь густых ресниц и приоткрытых губ, не шло в никакое сравнение с тем мерзким чувством, когда Годжо, в очередной раз обнаружив в своей постели монаха, начинал орать и ругаться, а потом бегать жаловаться Хаккаю. Это было неожиданно обидно. И вот теперь, сбитый с толку столь новыми для него чувствами, растерянный и оттого еще более раздраженный чем обычно, Санзо злобно уставился на подошедших к столику компаньонов. Продолжение следует...