Игра в шишки

Дождь ронял тяжелые жемчужные слезы. Лес дышал тишиной, какая бывает только на изломе весны, когда последние осколки минувшей зимы чернеют и исчезают бесследно, обращаясь журчаньем ручьев. В Лесное царство приходило утро, и молодые ярко-зеленые листья, омытые свежей росой, блестели упоительной новизной. Но ни один голос не приветствовал возвращение весны, никто не радовался свету обновления, казалось, весь лес застыл на границе с мучительной скорбью и напряженно прислушивался, боясь услышать, как оборвется хриплое дыхание умирающего. - Надежды почти не осталось, но король все не отходит от него,- передавалось из уст в уста. С тех пор, как жалкие остатки армии Ласгалена вернулись под сень родных древ, неся с собой тело смертельно раненного владыки Лотлориэна, король Трандуил, унаследовавший трон, не покидал покоев, где, мечась в бреду, медленно умирал Келеборн. Никто из лесных эльфов не отваживался обсуждать, почему это происходило – какое дело было Трандуилу до столь дальнего союзника – прежде имя Келеборна вовсе не произносилось в стенах подгорного дворца. Но теперь это не имело ровным счетом никакого значения – Владыка умирал, и все, что оставалось – это позволить душе покинуть израненное тело. И целителей, бессильных прогнать смерть, куда больше беспокоила судьба безутешного короля. Владыка Келеборн не мог уже бороться с наступающей тьмой, но вместе с ним жертвой этой тьмы готов был, казалось, пасть и Трандуил. Бледное лицо осунулось и заострилось, все краски покинули его, заставив потускнеть вешнюю зелень глаз и светлое золото волос, пальцы на жилистых руках стали похожи на паучьи лапы, а кожа стала такой прозрачной, что сквозь нее проступали голубые вены. Он угасал от скорби и отчаяния, и ничто не могло вернуть ему радость жизни. Когда однажды, совсем уж не зная, что делать, один из целителей позвал в покои маленького Леголаса, Трандуил лишь скользнул по нему пустым взглядом, а принц так испугался перемен, произошедших с отцом, что расплакался в голос. Больше мальчика к королю не подпускали – все вокруг сошлись на том, что если уж не удастся спасти нынешнего правителя, то надо сохранить жизнь хотя бы его наследника. День проходил за днем, ночь – за ночью, но ничего не менялось. Трандуил почти не покидал покоев Келеборна, а Владыка балансировал на границе сумеречного ничто, но был, однако, еще жив. *** Кажется, он на пару мгновений потерял сознание. С тех самых пор, как они вернулись в Ласгален, Трандуил почти не смыкал глаз. Лишь время от времени его настигала тревожная темнота забвения, в которой не было снов, и в которой его преследовал звук тяжелого свистящего дыхания. Он засыпал и просыпался, сжимая ледяную недвижную руку, слушая это дыхание и моля судьбу о том, чтобы она не разлучала их снова. Но в этот раз он проснулся от оглушительной тишины. Трандуил сразу понял, что что-то не так. Пальцы в его ладони судорожно дернулись, сжимаясь. Но дыхание, доказательство того, что жизнь еще теплилась в этом теле, оборвалось. - Нет,- прошептал Король, сильнее сжимая холодную ладонь возлюбленного,- нет. Он выпустил его руку, но лишь затем, чтобы, улегшись на ложе рядом с Келеборном, обнять его за плечи – казалось, тело Владыки уже начинало остывать. Трандуил тихо, стараясь даже не дышать, прислушался – сердце молчало. Ни единого звука – с ним рядом лежала пустая оболочка, которую дух уже успел покинуть. - Вернись,- прошептал Трандуил в отчаянии,- не смей покидать меня снова. Вернись, или я последую за тобой в чертоги Мандоса, и даже там ты не сможешь скрыться от меня. Вернись же. Он покрывал поцелуями застывшее лицо, чуть прикусил бледную губу – прежде Келеборн никогда не спускал ему этого. Он недовольно хмурился, но всегда возвращал поцелуи. Теперь же он был неподвижен и тих. Трандуил поцеловал его вновь – в высокий восковой лоб, а потом, следуя странному порыву рвущегося на части сердца, негромко запел. То была песня надежды – робкой, почти нелепой, последней надежды, когда прочие светочи уже погасли. Трандуил пел о бескрайних просторах степей и нехоженных лесных тропах, о том, как солнце, вставая, окрашивает небо медовым и розовым. О том, как рука об руку стояли бы они с Келеборном на вершине утеса, глядя, как под их ногами степенно несет воды стальная река. О том пел он, что даже если этого всего не будет, что если никогда больше ему не суждено увидеть ни степи, ни лес, ни солнце, ни звезды – лишь об одном он просит – держать за руку своего единственного – в этом мире или в любом другом. Пусть даже мир сожмется до размеров этой комнаты. Он пел, и каждым словом просил Келеборна вернуться – или дождаться его на той стороне. В ночной тишине за окном у самого потолка завела свою трель птица, возвещая близость рассвета. Трандуил замолчал, закрыл глаза и застыл. Это было последнее утро – он твердо это решил. Свежий ветер тронул тяжелую занавесь, и в комнате словно стало легче дышать. Он почувствовал, как холодные пальцы, что он сжимал, чуть дрогнули. Как вновь забилось сердце. Келеборн вздохнул и закашлялся. Трандуил приподнялся над ним, глядя ему в лицо. Владыка слабо улыбнулся – у уголка губ выступила крошечная алая капля. - Ты очнулся,- голос Лесного Короля дрогнул, и по впалым щекам заструились прозрачные слезы,- ты жив… - Ты пел,- ответил Келеборн хрипло,- и я вернулся, чтобы послушать – ты так давно не пел для меня. *** С той самой ночи, когда путь сквозь смертную тьму вывел его к свету, Келеборн больше не видел Трандуила. Убедившись, что жизни владыки ничего не угрожает, король покинул его покои, и больше не появлялся в них. Целители, явно удивленные, как быстро владыка шел на поправку, не отвечали на его вопросы. Они были внимательны и добры, но, стоило Келеборну заговорить об их короле, эльфы спешили уйти или сменить тему. Это тревожило Келеборна – он не знал, что и думать. Не сама битва перевернула его жизнь, но то, что произошло до и после нее. Судя по тому, что ему рассказывали, Враг был повержен. Это была очень таинственная история, и Келеборн, услышавший ее от одного из лекарей, решил, что все это – сплетни. Слишком невероятной казалась история о том, что король людей собственноручно срезал Единое Кольцо с длани Саурона. Впрочем, легендами была жива земля, и Келеборна подробности славной победы не занимали. Куда больше его волновало собственное положение – он помнил нежные, осторожные объятия, в которых он очнулся от сна, схожего со смертью. Он помнил звуки негромкой песни, которой Трандуил звал его. Помнил он и ту ночь, накануне решающей битвы, жаркие вздохи, беспорядочные ласки и то, как тела их сливались в отчаянном танце возвращающейся страсти. А потом – те слова Трандуила. Для него Келеборн был единственным, и все столетия врозь он хранил эту любовь в сердце. Когда слабость начала отступать, боль утихла, Келеборн остался со своими тревогами и сомнениями один на один. Он был связан обязательствами и клятвами, но вместе с тем в нем родилась уверенность, что сама судьба подтолкнула их друг к другу. Судьба отправила их на эту войну, чтобы спустя столько веков дать им возможность исправить старую ошибку. И Келеборн не хотел упускать этого шанса, даже если он будет очень дорого ему стоить. Беда была лишь в том, что Трандуил к нему так больше и не пришел. Владыка увидел его снова почти через неделю. Его проводили в тронный зал, где новый Король Ласгалена приветствовал гостя во всем блеске своего лучезарного великолепия. В Зеленолесье приходила весна, и златовласую голову Трандуила венчала корона из белых и нежно-голубых первоцветов. Светло-зеленая мантия, ниспадавшая со ступеней трона, была, казалось, выткана из полупрозрачных молодых листьев. Лицо Короля больше не было осунувшимся и бледным – еще более прекрасное, чем Келеборн мог вспомнить, оно сияло мягким внутренним светом, намеком на улыбку, словно откуда-то сверху на него падал солнечный луч. В руке Трандуил держал легкий резной дубовый посох, и длинные пальцы, чьи чувственные прикосновения Келеборн помнил кожей, поигрывали им. С левой стороны от трона на небольшом каменном возвышении маленький светловолосый мальчик вертел в руках игрушечный лук. Келеборн скользнул по нему взглядом с недоумением – он, конечно, слышал, как на Совете у Элронда Трандуил упоминал своего сына, но слышать и видеть своими глазами – разные вещи. Малышу на вид было лет пять, не больше, но ни о какой королеве Ласгалена никто никогда не слышал. Не могла же она, подобно Мириэль, жене Финве, всю себя отдать рождению ребенка и уснуть после этого вечным сном? Но все эти вопросы сейчас имели мало значения. Стоя пред прекрасными очами Трандуила, Келеборн ощутил себя вдруг осужденным преступником, святотатцем, готовым держать ответ перед суровым правителем. Трандуил мягко повел рукой в воздухе, и Келеборн не смог побороть желание почтительно склонить перед ним голову. - Рад видеть, что силы вернулись к тебе, владыка,- проговорил король, чуть опуская голову в ответ. Улыбка с его лица исчезла, а взгляд стал пристальным и немного колючим. - Лишь твоими стараниями, король ,- ответил Келеборн, все еще растерянный, не понимающий, куда вел этот разговор. - Если ты достаточно здоров для путешествия, я готов снарядить с тобой сотню моих воинов, чтобы они проводили тебя,- Трандуил улыбнулся, но взгляд его остался холодным,- дороги все еще небезопасны, хотя Враг повержен. Но осколки тьмы еще разбросаны в этом мире. Келеборн непонимающе посмотрел на короля. Проводить его? Но куда? После всего того, что произошло, Келеборн догадывался, что обратной дороги для него нет – более того, он вовсе не хотел возвращаться в Лотлориэн. Ему предстояло объясниться с Нарвэн, но объяснение это он надеялся отстрочить подольше. К тому же едва ли Трандуил посылал его именно для этого. Он, кажется, действительно ждал, что владыка покинет его королевство, словно Келеборн уже злоупотреблял оказанным гостеприимством. Присутствие стражей и мальчика, который отвлекся от своих игрушек и теперь прямым пытливым взглядом наблюдал за Келеборном, мешали владыке задать вопрос напрямик. А в лице Трандуила, в его взгляде ничего определенного прочесть было невозможно. - Ты отсылаешь меня прочь? – спросил он ровно и негромко,- почему? - Отсылаю? – Трандуил поднял темные брови,- я лишь не смею больше задерживать Владыку Лотлориэна в своем королевстве. Если ты желаешь погостить еще, или чувствуешь, что рана помешает твоему путешествию, я возражать не стану. Лицо Трандуила, когда он говорил это, не дрогнуло, а вот Келеборн чувствовал, что готов броситься вперед, схватить короля за грудки, встряхнуть его покрепче и выкрикнуть в лицо «Тогда какого балрога ты все это затеял, гоблинов сын! Зачем пришел ко мне в шатер? Зачем вынес меня с поля боя? Зачем звал из долины смерти? Все ради этого момента торжества? Ради мести?» Келеборн медленно кивнул. - Я понимаю, и немедленно покину твои чертоги, о король,- произнес он, борясь с желанием повысить голос,- прости, что доставил тебе столько хлопот. Более этого не повторится. Он развернулся, готовый уйти, но Трандуил медленно поднялся с трона. - Сколько веков прошло с тех пор, как мы в прошлый раз разговаривали? – спросил он, словно бы ни к кому не обращаясь. Король махнул рукой, и стражи скрылись за дверьми зала. Келеборн повернулся к Трандуилу и непонимающе воззрился на него. - Много,- наконец проговорил он тихо. Мальчик, снова возившийся с игрушками, перебирал короткие легкие стрелы, не глядя на взрослых. - Много,- повторил Трандуил,- я тоже сбился со счета. Но ты, конечно, помнишь, что случилось после. - Конечно,- он снова заговорил об этом – как и в ту ночь в походном шатре Трандуил напоминал ему о том страшном предательстве, что Келеборн совершил, оставив возлюбленного ради брака с Артанис. Одним богам было известно, почему все трое совершили эту ошибку, вступили в эту противоестественную игру, не сделавшую счастливым ни одного из них. Но сделанного воротить было нельзя, и Келеборн готов был заплатить за свои проступки, только вот Трандуил, кажется, не спешил назначать цену. - Я хочу, чтобы реки наших судеб слились в единый поток,- заговорил король едва слышно,- я хочу, чтобы, рука об руку, мы наконец пошли по тропе жизни вместе. Но пока это невозможно. - Что мне сделать? – с неожиданным даже для самого себя жаром спросил Келеборн. Он ступил вперед, будто хотел пасть на колени перед троном. - Ничего,- качнул головой Трандуил,- ты ничего не можешь сделать. Кроме как в этот раз попытаться сдержать свое слово. И я клянусь тебе – я дождусь того дня, когда мы сможем быть вместе. Он наступит. - Но когда? – Келеборн подошел к самым ступеням трона, глядя на Трандуила, не отрываясь. - Когда та, кто стоит между нами, найдет свой путь туда, где сердце ее обретет покой,- Трандуил чуть склонил голову к плечу. Келеборн же замер, сжав кулаки. Это условие казалось почти невыполнимым, немыслимым… Маленькая стрела клюнула его чуть выше талии, и Келеборн удивленно уставился на мальчика, закладывавшего в тетиву еще одну стрелу – лицо малыша было таким серьезным и решительными, словно Келеборн и впрямь собирался напасть на Трандуила, а юный защитник готов был отдать жизнь за своего короля. - Леголас,- лицо Трандуила вдруг расцвело искренней улыбкой, и на сердце у Келеборна потеплело,- целься выше, мой мальчик. Может, тогда попадешь ему в сердце. Келеборн улыбнулся ему в ответ. - Я принимаю твои условия, король,- он снова склонил голову, и Трандуил кивнул. - Уезжай,- сказал он решительно,- но возвращайся следующей весной - когда солнце разбудит мой лес ото сна, как я разбудил тебя. Хоть ненадолго, но мы увидимся вновь – я обещаю дождаться. **** На границе Лориэна отряд Келеборна встречали несколько воинов приграничной стражи. Имриль, их предводитель, совсем еще юный эльф с глазами огромными и лазурно-голубыми, поклонился вновь прибывшим: - Лориэн приветствует вас, храбрые защитники! Добро пожаловать домой! Владычица Галадриэль шлет вам свое благословение и свой привет! Воины, сопровождавшие Келеборна, приветствовали своих сородичей сдержанно и даже немного напряженно. Казалось, все уже знали, что на самом деле в Лотлориэне Владыку и его спутников едва ли ждал радостный прием. Он возвращался живым с войны, но то, как именно это происходило, откуда он ехал и как там оказался, придавало возвращению Келеборна дурной оттенок, и воины - и те, что сопровождали Владыку из Ласгалена, и те, кто был отправлен ему навстречу - невольно прятали глаза, смотрели кто куда, лишь бы не останавливать взгляд на Келеборне. Сам же Келеборн выглядел усталым, но вполне владеющим собой. Он не возвращался, как победитель, но, видимо, никакой вины за собой тоже не признавал. - Приветствую и вас, верные стражи,- сказал он тихо и ровно, глядя прямо на предводителя встречающего отряда, который поспешил спрятать взор. - вы проводите нас к Владычице? - Да, Владыка Келеборн, нам выпала такая честь! - ответил Имриль. Ему ведомы были слухи о том, что что-то случилось на войне, что-то такое, о чем эльфы не могли даже говорить друг с другом. И странно, что Галадриэль не отправилась сама встретить тех, кого провожала на бой. Но Имриль не верил дурному. Распространять черные слова - недостойно тех, кто исполняет свой долг. Каковы бы ни были причины, по которым Галадриэль не встретила тех, кто вернулся - эти причины должны быть достаточно вескими. Ведь так многие пали в битве! Отряд Келеборна, сопровождаемый людьми Имриля, добрался до Карас-Галадона за день - в провожатых, конечно, не было нужды, они шли по своей стране. Там, у ворот, на большом лугу, накрыты были столы, там ждали их родные и друзья. Не все дождались своих любимых в этот день.... И Владычица Галадриэль была там, в простом белом платье, с волосами, заплетенными в косы. - Приветствую вас, славные воины! - Проговорила она, поклонившись. - Эльфы Лориэна славят тех, кто вернулся и славят тех, кто пал на поле боя! Владыка Келеборн прошел между накрытых столов прямо к ней - он смотрел прямо, но без приветливой улыбки, и за какое-то мгновение вокруг стихли гул голосов и легкие переливы музыки - все взоры обратились на Владык. Келеборн остановился в шаге от Галадриэли, поклонился и, выпрямившись, взглянул ей в глаза. - Долог был мой путь,- сказал он ей,- но судьба сделала так, что он привел меня сюда. Здравствуй, Артанис. Галадриэль ответила ему долгим взглядом. Артанис, говорит он! И смеет еще повторять слова, сказанные героем, вернувшимся из плена! Откуда вернулся ты, о Келеборн? И зачем ты вернулся? А ведь когда-то она любила его. Когда-то. Так недавно. Так недавно - но с тех пор прошла целая эпоха. - Наша судьба - в наших руках, - ответила Галадриэль тихо. Он улыбнулся. Улыбка вышла печальной, но отстраненной. Келеборн кивнул. - Увы,- ответил он, покачав головой,- иногда мы встречаем то, что оказывается сильнее нас. Или же... - он плавно поднял руку,- или же сами мы оказываемся слабее, чем полагали. Все вокруг, должно быть, ждали, что Владыки возьмутся за руки, и сейчас жест Келеборна мог обозначать его желание дотянуться до ладони Галадриэль. - Воистину так, - ответила Галадриэль, поклонившись, словно не замечая протянутой руки. - Но наш долг - воздать последние почести тем, кто не вернулся из боя. За павших героев! - Она подняла кубок. - За тех, ждет нас в Чертогах Мандоса! - За павших героев,- эхом откликнулись все. Келеборн опустил руку, взглянул еще раз на владычицу и тоже поднял кубок, больше не ища ее взгляда. Мало-помалу вокруг снова зазвучали голоса и музыка. Те, кто ждал, и те, кто вернулся, говорили друг с другом. Келеборн же подошел к Галадриэль вплотную и наконец снова посмотрел ей в глаза. «Ты ведь знаешь, что случилось», - сказал он так, чтобы никто, кроме нее, этого не услышал. - Да, Келеборн Мудрый, - ответила Галадриэль. И потом добавила мысленно, так, что лишь он один мог услышать: "Ты желаешь объяснить что-то? Или ты желаешь попрощаться?". "Ты всегда была мудрейшей из тех, кого я знаю",- ответил он мысленно,- "но с моей стороны было бы глупо надеяться на твое прощение, а тем более - на совет. Я вернулся, чтобы поговорить с тобой, а не прятаться и лгать. Но если ты хочешь, я немедленно уйду." "Я не думаю, что мои желания много значат для тебя, о Келеборн. Но о чем ты хотел поговорить?" "Ты хочешь говорить здесь?" - спросил он, и легкая улыбка скользнула по его губам, но Келеборн, однако, тут же стер ее с лица. "Да, здесь. В этот час мы должны быть с народом. Впрочем, это ты хотел говорить, Келеборн. Говори же." Он кивнул и опустил глаза. "Я совершил много ошибок, и теперь расплачиваюсь за них",- начал Келеборн, чуть помедлив,- "я был глуп, жесток и несправедлив. Я нарушил клятву, и, должно быть, не стою прощения, а, значит, и счастья. Я всегда причинял боль тем, кто был мне ближе всех, и теперь, когда свершилось то, что свершилось, я пришел просить тебя не держать на меня зла. Ибо то, что я обидел тебя, что не сдержал слово, данное тебе, глубоко меня ранит. Но иначе я поступить не мог." - Не надо! - попросила Галадриэль вслух. В голосе ее была боль, которую Артанис не смогла скрыть. Потом, взяв себя в руки, она продолжила неслышно: "У нас с тобой было прошлое, не разрушай его мольбами. Я готова сделать для тебя то, что ты хочешь, только не проси о прощении. " - Хорошо,- ответил Келеборн также вслух. Музыка вокруг была словно бы прозрачной стеной, ограждавшей их двоих от посторонних ушей и глаз. Они были одни, и никто не мог вмешаться в их разговор или даже услышать его. "Я не знаю, о чем могу просить тебя",- продолжил Келеборн мысленно,- "сейчас мне нет места ни здесь, ни там, где осталось мое сердце. Я - блуждающий путник. И я знаю, что сам обрек себя на это." "Я не могу тебе помочь", - ответила Галадриэль. - "Ты сам выбрал свой путь, тебе и идти по нему. Тебе и тому, кого ты выбрал. Если хочешь, оставайся в Лориэне. Хочешь - уходи. Но, что бы ты не выбрал, Келеборн Прекрасный, мое сердце отныне для тебя закрыто. Быть может, лучше было бы нам не видеть друг друга - так боль утраты могла бы утихнуть со временем". Келеборн кивнул. "Я останусь," - его тон не изменился, но в глаза Галадриэли он больше не смотрел,- "Потому что леса эти были моим домом так долго, и я люблю их не меньше, чем ты. Здесь живут те, с кем провел я много сотен лет бок о бок. И я благодарен тебе, что ты позволяешь мне остаться. Обещаю, я не потревожу тебя" Золотой лес вокруг них наполнила меж тем светлая, но печальная песнь расставания. Эльфы Лориэна прощались с павшими. Галадриэль пела песню расставания вместе с теми, кто провожал своих любимых навсегда. На берегу реки эльфы прощались с теми, кого они не увидят в этом мире уже никогда и чьи тела они даже не смогли похоронить. Эльфы бросали в воду венки из дуба и остролиста и пели о тех, чей путь в Средиземье был окончен. И Галадриэль тоже сплела венок и бросила в быстрые воды. Она прощалась со своей любовью. Тот, кого она любила, не ждет ее даже в Чертогах Мандоса. ***** Новый король вернулся с победой. Цена ее была высока, и многие не возвратились с войны, но молва о доблести Исилдура далеко обогнала поход его войск, идущих домой. История о том, как Черные Врата пали пред королем, как его рукой был повержен Враг, передавались из уст в уста, и к моменту, когда Исилдур ступил в Минас-Тирит, его деяние уже было объявлено более славным, чем все подвиги его предков из Нуменора. Но сам король был отстранен и мрачен – словно слишком тяжелым было бремя, легшее на его плечи, словно тени тех, кто погиб, сражаясь под его знаменами, следовали за ним по пятам. И на пятый день после своего возвращения в столицу, когда траурные песни по павшим уже отзвучали, но город был погружен в напряженное уныние, Исилдур призвал к себе старшего сына, Элендура, которому он доверял больше прочих. Он отвел его в самое сердце Цитадели – туда, где за прочными дверьми хранились главные королевские реликвии. Исилдур осторожно – как хрупкого ребенка – поднял рукоять с обломанным лезвием – осколок Нарсиля, которым был повержен Враг. - Посмотри на него,- сказал Исилдур сыну,- подойди, взгляни поближе. Элендур подошел к отцу и с почтением посмотрел на обломок благородного клинка. Он знал историю этого меча - Нарсиль был выкован в далекую Первую эпоху. Мастером, создавшим клинок, был наугрим Телхар. Но как удалось оружию, созданному смертным, поразить бессмертную длань? Об этом Элендур хотел спросить отца, но не решался, видя, как мрачен тот был с самого дня возвращения. - Я вижу, отец, - проговорил Элендур. - Это - залог безопасности нашего королевства,- Исилдур поднял глаза на сына, и в глубине его зрачков Элендур, казалось, видел тьму, с которой король столкнулся, и которую победил,- я заплатил за эту победу страшную цену, но то, что обрел я, ценней. - Залог безопасности? - переспросил Элендур. - Но что грозит нам? И как может обломок меча охранить нас от будущих зол? Глаза Исилдура сузились и потемнели. Лицо его вдруг заострилось, он поджал губы - и рот короля превратился в тонкую жесткую линию. - Мы думали, что Саурон, поверженный этим мечом, был единственным нашим врагом, но, боюсь, это не так,- ответил Исилдур наконец,- сейчас война отгремела, но союз людей и эльфов после победы распался - и сердце подсказывает мне, что то был последний союз. Ибо те, кто сражались с нами, шли вперед, повинуясь лишь клятвам. Те же, кого вело сердце и воля, пали. Элендур нахмурился. Все в Минас-Аноре верили, что враг повержен и наконец настал мир, которого так долго ждали. Об этом барды слагали песни и Вириндор, друг Элендура, который работал над Хроникой Людей Запада, даже решил назвать так завершающую главу: "О Последней Войне". Саурон повержен, с кем воевать теперь? - Отец, твои слова мне неясны. Пусть это был последний союз - но против кого нам воевать в будущем? Надеюсь, мы справимся со всеми оставшимися орками теперь, когда их не стало их повелителя? - Орки,- хмыкнул Исилдур,- орки - это безмозглые твари, которые только и могут, что следовать одному лишь приказу - уничтожать. Бояться, сын мой, надо не силы рук и крепости мечей. Бояться стоит изворотливого разума, медового языка, под которым истекает ядом жало. Ныне же слушай мой отцовский совет - будь зряч. И не позволяй ничему - ни любви, ни гордости, ни обиде, ни радости, ни победе - ослепить себя. Чем больше король говорил, тем меньше Элендур понимал его слова. И этот странный блеск в глазах, словно Исилдур, сын Элендила, не спал уже несколько ночей. Должно быть, ему снятся кошмары. - Скажи мне, отец, что ты имеешь в виду, прошу тебя! - Воскликнул Элендур. Может быть, его отец видит незримую опасность? - Ты узнаешь, когда увидишь его,- теперь Исилдур говорил, как во сне. Голос его звучал глухо, седая прядь волос упала на глаза, и от этого взгляд стал еще более тяжелым,- ты поймешь, ибо тебе я оставлю оружие, сразившее Врага. Главное - прими его и храни веру. Он дрожащей рукой протянул Элендуру рукоять меча, но внезапно где-то над их головами резко хлопнуло окно или крикнула ночная птица. Исилдур вздрогнул, и осколок меча со звоном упал на пол. Король поднял взор на сына - и глаза его снова были ясными, взгляд - слегка растерянным. - Я очень устал,- сказал он тихо. Элендур быстро поднял меч с пола и с поклоном протянул отцу. - Тебе нужно отдохнуть, - проговорил он. - Война позади, отец. Ты привел нас к победе! Позволь мне позаботиться обо всех делах. Исилдур кивнул и оперся на руку сына, словно был глубоким старцем. Так король Арнора и Гондора, победивший самого Саурона, медленно и неуверенно вышел из сокровищницы Цитадели, сопровождаемый сыном, на лице которого явственно видна была тревога.