Сэм был горячим. Дин никогда ни за что бы не признался, но ему нравилось быть вжатым спиной и задницей в диван, чувствовать на шее обжигающее дыхание, на бёдрах — властные руки брата, а шеей - щекочущие лохмы. Столько лет безутешных чаяний самого себя, наконец, давали результат. И даже если где-то на задворках мелькнула мысль о том, что как-то быстро Сэм всё принял, да и он легко поверил, то это всё тут же утихло.
Сэм, видимо, поймал эту вспышку, влажно лизнул солоноватую кожу брата и проговорил таким шёпотом, от которого у Дина встало всё, что только могло: от золотистых волосков на теле, до, собственно, и так стоящего члена.
— Всё в порядке, мы оба долго к этому шли. Когда-нибудь это бы случилось. Расслабься. Расслабься и целуй меня, вот так.
Было бы преступлением не расслабиться, когда этот голос, кажется, был способен на всё. Дин со стыдом расслабился, его никак не отпускало чёткое ощущение неправильности. Не только из-за того, что сверху брат. Из-за всего вообще. Он старше и не должен так плавиться только от того, что Сэм в кои-то веки взял контроль в свои руки, что ему сейчас не нужно принимать каких-то решений, следить за Сэмом, остерегаться. Всё было легко и до смешного просто.
И колено брата, раздвинувшее его ноги и, тёплые руки, шарившие уже везде, где только можно было. Дин даже не успел засечь тот момент, когда Сэм снял с него рубашку с футболкой и принялся за джинсы. Что ещё интереснее: когда брат сам умудрился раздеться и касаться теперь его кожи своей, гладкой и мягкой.
Дин плыл, вжимал Сэма в себя сильнее, обхватив руками за плечи и сорванно дышал, когда Сэм растягивал его, заменив смазку елеем (пасть ниже перед Богом уже было некуда), когда младший начисто вылизал его анус, и только убедившись, что Дин свободно принимает почти четыре пальца, вставил, наконец, свой член.
Стоит ли говорить о том, что раньше Дин ни с кем из парней не трахался, а единственный мальчишка, парень, мужчина, на которого Винчестер-старший дрочил, сейчас очень воодушевлённо двигал бёдрами, тараня девственную задницу Дина.
Таранил, надо сказать, весьма аккуратно. Боль была, но сотрясала тонкие стеклянные границы на краю понимания реальности. Сэм был на удивление нежен и отзывчив, легко понимал, чего хочет Дин, и давал это.
В какой-то момент Дин почувствовал себя отвратительно грязным и порочным. Это чувство просто разъело всё наслаждение и начало, подобно термиту, грызть Дина изнутри. Сэм это заметил, мягко поцеловал в губы и рвано выдохнул:
— Это всё бред. Неправда. Не важно, кто любит, это чувство всегда будет светлым.
Дин был с этим не согласен, но Сэм был упоительно красив, жаден и голоден, чего не стеснялся показывать. Брат разложил его на диване, так, чтобы видеть каждый сантиметр смуглой кожи, чтобы была возможность в любой момент рассмотреть каждую родинку, каждую крохотную веснушку.
Дин чувствовал себя, как на витрине, но это лишь подстёгивало удовольствие. Ему нравилось, как Сэм смотрел на него, нравилось, сколько вожделения было в этом взгляде, сколько обожания, любви, и ещё гаммы чувств было в этих фисташковых глазах.
Старший не мог застонать — слишком это было… словом, пока Дин не был к этому готов, но дышал тяжело, сбито, как после пробежки, прикусывал губы, хватал воздух, как рыба на суше, и притягивал, притягивал Сэма ближе, бёдрами, плечами, губами, дыша в порозовевшее ухо брата горячим воздухом.
В мыслях крутилось жадное и ненасытное: «ещё-ещё-ещё», но вслух Дин ничего не говорил, каждой клеточкой тела ловил такие же рваные, как у него самого, вздохи брата, и выгибался навстречу касаниям.
Когда Сэм обхватил своей огромной горячей лапой его член, Дин длинно, бесшумно выдохнул и выгнул грудь, понимая, что вот-вот наступит разрядка: с каждым толчком Сэм задевал головкой члена простату, и сдерживаться дальше было невыносимо.
Но вместо того, чтобы начать дрочить брату, Сэм пережал основание и хрипло шепнул:
— Рано, держись ещё. Хочу больше.
— О, тогда заткни свой рот, иначе от этих слов я кончу ещё быстрее, — огрызнулся Дин и двинул бёдрами навстречу руке брата.
Через несколько минут Сэм смилостивился и принялся водить рукой по члену, истекающему смазкой. Дин на мгновение замер и тут же почувствовал, как всё тело прострелила мелкая дрожь от разрядки. Брат в желанную негу провалился секундами позже, и воздух в комнате сотряс тихий низкий стон.
От неожиданности Дин даже разлепил глаза, но всё равно ничего не разобрал сквозь молочную пелену и слепо нашёл губы брата, тычась в них, как щенок в плошку с молоком. Сэм ему охотно ответил, напоследок сжал пальцами упругие бёдра и свалился сверху, полностью обессиленный.
Из груди вышибло весь воздух, но сил ни на что не было. Сэм сверху ощущался приятной тяжестью, и Дину было слишком хорошо за долгие годы, слишком свободно и спокойно, чтобы заморачиваться по этому поводу.
Он почти уснул, растворяясь в мороке сна, когда почувствовал сверху шевеление. Дин широко зевнул и буркнул:
— Не вытаскивай.
Сэм пробурчал что-то про то, что снова возбудится, но возражать не стал, мягко обхватил плечи брата, перевернулся набок, припечатав Дина к стенке дивана, и уложил вихрастую голову между ключицей и подбородком.
Дин фыркнул от щекочущих волос, но сил бороться со сном совсем не осталось, и он уснул, ощущая на плечах тёплые руки и мягкий плед.
∞ † ∞
Просыпаться было не так же приятно, как засыпать. Зад ныл, боль отдавалась в поясницу, и Дин чуть не рухнул с дивана, вдруг ставшего слишком узким, хотя вчера отлично вместил двоих здоровых мужиков. Оказалось, Сэм зачем-то напихал по бокам подушек.
Сэма, кстати, нигде не было. Дин, выбравшись из своеобразного ложа, обернулся пледом и понял, почему брат напичкал его подушками, как младенца. В бункере было холодно. Настолько, что сводило зубы.
Решив, что брат занимается как раз этой проблемой, Дин вздохнул, поразмышлял, что теперь говорить ему, и вообще, как они теперь будут общаться, потому что сейчас был самый подходящий момент, чтобы подумать о том, о чём вчера пораскинуть мозгами было некогда.
Словно услышав его мысли (или, что вероятнее, почувствовав смятение и растерянность брата), Сэм крикнул:
— Дин, я здесь.
Голос доносился из подвала. Сэм оказался там же, с ключом в руке, а-ля "муж на час" и с перемазанной в чём-то чёрном щеке.
— Что-то не так с системой отопления, — пояснил младший, стуча пальцами по небольшому экрану со шкалой. Тут же огромный жестяной короб, от которого расходились трубы, зажужжал, а по трубам зажурчала вода.
Дин хмыкнул и поглубже укутался в плед. Сэм выпрямился и еле заметно улыбнулся брату напряжённой улыбкой.
— Я знаю этот взгляд, — мученически вздохнул Дин. — Что ты задумал?
— М… порадовать тебя? — вдруг развеселился Сэм.
— Бесплатным сеансом психоанализа? — скептически выгнул бровь Дин.
— Нет. Я больше не чувствую этого. Проклятья.
— О, — выговорил Дин и просиял. — Чудненько!
— Но это не значит, что между нами ничего не было, — Сэм, наоборот, нахмурился. — Нам придётся поговорить об этом, хочешь ты или нет. Я не собираюсь больше всё это терпеть и ждать.
— Сэм.
— Нет, Дин. Мы поговорим и всё решим. Раз и навсегда.
— Сучонок, — выдохнул Дин, понимая, что в подвешенном состоянии им, и правда, долго не пробыть. Если уж решать, то раз и навсегда. Братья, любовники. Никто.
∞ † ∞
Кас появился в бункере как всегда неожиданно и тихо, если не брать в расчёт едва уловимый шорох крыльев. Дин и Сэм как раз пили пиво и полировали весь тяжкий разговор бургерами и салатом (угадайте, кто чем?). На психоанализ потратили два часа, кучу нервов, грустных историй о том, «как я влюбился в брата», но в итоге решили попробовать. В конце концов, они всю жизнь бок о бок, знают все плохие стороны и все хорошие, ознакомлены с каждой привычкой и это плюс, потому что не будет тех разочарований, когда розовые линзы спадут и выявится всё то, что раньше скрывалось.
После всего того, что они пережили, можно было и послать к чертям парочку общественно устойчивых моралей и пожить для себя.
— Кровь нашла свои вены, — как обычно, не здороваясь, изрёк Кастиэль. — Думал, на это уйдёт больше времени.
— Так ты знал, засранец, — почти разозлился Дин. — Поэтому на дно залёг.
Кас медленно и важно кивнул:
— Заклятие можно было снять только так. Ритуал бы не помог.
— Чудно. А теперь выметайся, если не хочешь быть свидетелем содома, — пригрозил Дин, хлопнул ангела по плечу и самодовольно широко улыбнулся, когда Кас, совсем как Сэм, поджал губы и растворился в воздухе.
— Эй, полегче, — Сэм хлопнул брата по плечу. — Он в любом случае не желал зла.
— Знаю, но он мог бы и сказать о том, как на самом деле снимается проклятье.
— Дин, он ангел. Пусть и павший, но он не может толкать людей на грех. Тем более, скажи он о том, что нам нужно заняться любовью, ты бы ему начистил перья. Так что успокойся.
Дин протяжно вздохнул и залип на том, как Сэм облизывает свои чертовски длинные пальцы, вымазанные в кетчупе и сырном соусе. Порнушное зрелище, надо сказать. И Сэм, чертёнок, знал об этом, довольно улыбнулся и охотно принял Дина, раздвигая колени, сидя прямо за кухонным столом.
Правило «не заниматься сексом там, где едим», на этот раз было отодвинуто в сторону. Дин разместил ладони на ширинке брата и потянул вниз молнию, дорываясь, наконец, ртом до желанной упругой плоти, сочащейся соком и пряным запахом.
Жёсткие колечки волосков приятно щекотали подбородок и цеплялись за щетину, пока Дин исследовал языком то, что видел в воображении десятки тысяч раз.
Сэм запустил руку в короткие волосы брата и погладил по голове, прикрыв глаза:
— Хорошо, Дин.
И это одобрение сорвало чеку с гранаты. Старший горел ушами от стыда, но тщательно сосал член брата, сомкнув губы вокруг идеальным «О» и перекатывая в пальцах яйца.
Сэм сверху довольно постанывал.
И оба мимолётно подумали о том, что если ради этого нужно было столько лет терпеть, то оно того, определённо, стоило.
