1
Луиза постаралась выдать любезную и милую улыбку, если с таким лицом что-то да может быть милым, так это улыбка. Конечно же, если смотреть только на чуть пухлые губы, не замечая остального уродства. Для этого нужно быть как минимум слепым. — Достопочтенная эреа! Преподнесите же эти великолепные лилии госпоже Оллар, — пухлый посыльный облизывал губы, потные ладони сжимали хрупкие цветы. Не ей судить, однако. — А вот этот букет лично от меня и лично Вам, сударыня. Неужели Рокслей совсем отчаялся, чтобы делать попытки пробраться до Ее бывшего Величества через дуэнью Айрис Окделл? Дражайшей Катари дело не было до лилий, хризантем, цикламен и фуксий. Уж лучше бы преподносили гиацинты, кошке они к лицу. — Благодарю Вас, Госпожа Оллар в восторге от лилий, — уж пусть хворый агнец хоть немного, но вкусит плоды своей красоты. Хотя она уже вкусила с Рокэ, как минимум трижды. А если слушать стенания Катари, то святой Сильвестр лично держал свечу пред их постелью. Гонец ждал благодарного взгляда или восторга от страшной женщины, но ему пришлось разочароваться. Госпожа Арамона кивнула ему в знак прощания и, покрепче обхватив охапку цветов вошла в обитель страдающей. Одетта поспешила навстречу с широкой улыбкой, хочет сама преподнести дар от очередного влюбленного осла? — Пожалуйста. Сегодня в ногах у Катарины Ариго сидела Селина, какая же она все-таки красавица, даже удивительно, что бывшая королева все же позволила оставить ее при себе. Против слова Рокэ не пойдешь, вот и терпит и дуэнью, и через чур красивую фрейлину, не в пору Айрис. Окделл ходит уже который день сама не своя, с тех пор как Рокэ Алва был взят под стражу Его Величества Ракана. Луиза не осуждала влюбленную девушку. Вся свита кошки только и состояла из влюбленных в кэналлийца дур, к которым Госпожа Арамона отнесла себе еще будучи с законным супругом, ненавистным, но все же законным.2
Букет лилий громоздился подле хризантем. Вазы, казалось бы, были совершенно одинаковы, но где-то ближе к низу то ли на правой, то ли на левой из них виднелась легкая вмятина, будто царапнули кинжалом, а рана была глубокая, даже слишком. Так ведь люди и поступают. Те, кто клянутся быть верными — предают и царствуют. Те, кто сражаются до последнего за свою присягу страдают сильнее простых смертных. И ведь это правда. Словно эта черная с узорами ваза, с истекающей кровью раной, Первый маршал Талига находится в руках ТаРакании. Глаза предательски защипало, но не жила бы Айрис Окделл со своей дрожащей матушкой, если бы она не смогла сдержать этот порыв. Скалы. Она тверда как скалы. И пусть брат предал, но она, Айрис Окделл, дочь своего отца, не предаст! Пусть хоть четверо откажутся от нее и ее бренного тела, да пусть к чертям собачьим летят все устои и приличия, но она отомстит, выйдет сухой из воды вместе со своим суженным. Пожертвовать жизнью за любовь — запросто. Айри — дочь своего отца, Повелителя скал. Будь прокляты все повелители скал. Холодной рукой Айри проводит сперва по первой вазе, тщательно обводя большим пальцем узоры. Холод Надора никуда не делся, замер на ладонях, навеки остался на кончиках пальцев, запрятался глубоко в душе. Помнится, как Ее Величество тревожилась о том, здорова ли она и не случится ли здесь приступа болезни. Тогда Айри всем сердцем ненавидела эту лицемерную женщину. Тогда, но не сейчас. Сейчас осталось от той ненависти лишь преданность. Окделл ошибалась, королева оказалась достойна своего положения, но думать о том, что Рокэ прикасался к ней было неимоверно больно. Вторая ваза начиналась именно с той раны, крохотный пальчик нежно коснулся шрама вазы и застыл, заприметив неожиданное продолжение. Уже пару дней Айри проводит с этими вазами, присаживаясь рядом с ними утром, так рано встает только Луиза, которая серьезно смотрит на будущую невесту Алвы. После ужина она также присаживается рядом с ними, запах цветов отгоняет плохие мысли и руки тогда меньше путаются в вышивке. Но продолжение этой раны девушка заметила впервые. Неужели ваза проживает свои последние дни? Как долго она протянет? — Айри… Окделл вздрогнула от неожиданности, но тут же спрятала это за своей фамильной гордости, ведь негоже пугаться подруг. Селина стояла рядом с маленькой подушечкой, взглядом испрашивая компании. Айрис щедро махнула рукой и красавица присела. — Айри, вот твоя вышивка… Давай продолжим работу вместе, чтобы твой жених смог оценить работу. — Бедная, бедная Селина, бедная подруга, она всегда так старается во имя дружбы. Хорошо, что не приняла предложение Манриков, этих злостных крыс. Айрис попросит Рокэ и они подыщут Селине достойную пару, да так, что будет как и у них с Рокэ, по взаимной любви. — Спасибо, — Окделл выдавила из себя улыбку увидев черного ворона на полотне. Когда она начинала эту работу, Он был на свободе. — Мы обязательно вытащим его. — Да, ты права, но а если… — Селина потупила взгляд. — Этого «если» просто не может быть! Мой жених выйдет из Баргелее так, как вышли и мы с тобой, — глаза Айрис, казалось, горели пламенем. Она резко вскочила, задев неловкою рукой ту самую вазу. Огонь в глазах сменился на необъяснимый страх и волнение. Хризантемы рассыпались у ног, а ведь очень жаль их. Красивые цветы, предназначенные не ей. Вода, служившая новым домом для букета, растеклась по полу. Селина успела отскочить со своей подушечкой, Айрис же осталась стоять как вкопанная. Он может не быть живым. Он может быть как эта ваза. А ваза упала, но уцелела. Ноги девушки намокли очень быстро, хризантемы мягко щекотали оголенные лодыжки. Капля крови неожиданно упала в прозрачную воду, усыпанную цветами. По ней прошел волнительный красноватый круг. Ох, дура! Ранила иголкой палец. Мать была бы рада отчитать Айрис за такую неаккуратность и глупость.3
Луизе не спалось, а в душе промелькнул дурацкий страх в виде покойного мужа и нерадивой дочки. А ведь она тогда почти вышла! Вышла бы, дура, если бы не Селина, ангел во плоти. Только что зажженная свеча отразилась в зеркале, играя с хрупким стеклом. Во тьме Луиза наверняка была покраше, без этой свечи. Уж не потому ли Арамона так любил эти ночи. Надо перестать о нем вспоминать сегодня, так и беду накликать не сложно. Только выходца и не хватает в нынешней ситуации. Пламя свечей трепыхалось с каждым шагом. С ним же Госпожа Арамона понимала, что ее действия сейчас могут быть приравнены чуть ли не к заговору, если ее увидят, но разве есть еще такие полоумные, гуляющие ночью? Со стен смотрели тусклые картины, полы юбки то и дело задевали листья цветов. Чертовы поклонники заставили превратить приемную в цветочный сад и коридоры в него превращаются, а кошке без разницы. Лебедь корчит из себя падшего ангела и отказывается от еды. Оно и верно, толстой корове не захочется помогать. Вот она, приемная. Любимое кресло Катари, где она так любит умирать и страдать. Вон на тот подлокотник ее головка всегда падает в обморок. Что за шум? Луиза зашла за стену, притаившись и постараясь спрятать чертову тень свечи. Была не была, Госпожа Арамона задула ее. Воцарилась мгла. Но в углу приемной искрился свет. Мармалюка настолько впала в свою паранойю, что не заметила чужое присутствие, да еще и такое явное. Первый маршал Талига еще три раза подумал бы, прежде чем довериться такой тупой уродине. Необходимо напрячь зрение. Если это наша кошечка пишет письма, то наверняка очень важные. Луиза считала своей необходимостью улавливать всю информацию. Что же спасет горе-дуэнью с ее девочками? А госпоже Арамоне в ее положении знать хоть что-то просто необходимо! Значит, будем следить по ночам. Следить, думать и осторожничать. Нет, для Катари слишком угловатая фигура и слишком не пышное платье. Кукушка любит пышные, они подчеркивают ее нежную фигурку, не такие. Госпожа Арамона сделала пару шагов к свету, проклиная свое любопытство. Риск часто оправдывает себя, а предстать шпионящий за кем-то кроме бывшей королевы можно. Аглая Кредон одобрила бы дочь мысленно, ну, а словами она нежна лишь с покровителем. Ох, Айрис Окделл. Эта то что тут забыла? А, ее любимые вазы, у которых она толчется уже третий день и, как оказалось, ночь. Луиза укорила себя за то, что сразу не догадалась о таинственном человеке в приемной. Кому еще придет в голову такая глупая затея? Альдо Ракан охране госпожи Оллар лишнего не позволял, так что только из дам кто-то мог быть здесь. Глупая затея, то-то уродливая мармаллюка торчит здесь и следить за Герцогиней Надорской. Плечи девушки странно тряслись. Слезы? Зная гордячку можно предположить и простую ярость, клятвы о мести. Глупость. Глупая до ужаса ночь. Дуэнья корчит из себя мармалюку, а подопечная рыдает у ваз с цветами Придда и Рокслея. Селина сплела для Ее бывшего Величество венок из рассыпанного подарка «спрута», но Катари отказалась от такой радости. Не пристало кошке носить подарки «спрута» после алых рой Рокэ. Венок остался у Селины. Придд завтра снова принесет еще. «Спрут» — влюбленный в кошечку осел. Аглая Кредон была бы в восторге. Тут больше делать нечего. Айрис достаточно упряма, а после того, как Рокэ попал в Багерлее, еще и недоверчива. В конце концов, некоторые страдания женщине проще претерпеть в одиночку. Кому как не Луизе это знать.