inferno

"Стоит лишь раз преступить какую — то черту, и тебе непременно захочется повторить" Чак Паланик, Удушье

Еще в далекой юности, когда Ганнибал, живя рядом с Леди Мурасаки, познавал японскую культуру и восхищался сдержанностью и самоконтролем этих людей, он понял, каким должен стать. Он любил управлять. Не только своей жизнью, но и жизнями других. Обнаружив в себе задатки человека, способного доминировать над другими, он направил это в нужное русло. Всю свою жизнь Лектер знал, что он возвышается над обычными людьми. Он был способнее и хитрее остальных. Он был лучше во всем. Однако, в случае Ганнибала, это было губительно. Его не ограничивала мораль. Его мировоззрение состояло лишь из строгой эстетики. Но его мнение о себе изменилось, когда он встретил Уилла Грэма. Он понял, что не уникален в своих взглядах. Профайлер не имел ровно никакого отношения к эстетике, но сам он, его способность сопереживать, видеть людей, так же не были не ограничены ничем, кроме смутных отголосков совести. С каждым разом, как Грэм притворялся людьми, не имеющих границ и понятий о том, что правильно, а что нет, эти отголоски становились все туманнее. Единственное, что держало его – мечта о спокойной жизни. Тогда в Лектере и проснулся азарт. Желание показать, что он лучше и умнее. Все вновь переменилось, когда Лектер понял, что Уилл видит людей неосознанно. Тогда Ганнибал по-настоящему заинтересовался. Ему стало интересно, как скоро профайлер, ловящий психопатов, поймает самого изощренного. Того, кому не надо делать что-либо самому, ведь достаточно просто сказать человеку несколько нужных слов. Они были похожи и не похожи – парадокс, будоражащий разум Лектера. Сейчас, когда сексуальное напряжение в комнате, казалось, проникало под кожу, когда они стояли так близко, и когда Ганнибал почти открыто заговорил о любви к Уиллу, он не был честен. Не был до конца честен. Грэм привлекал его, но как объект для изучений. Лектер не стал ждать ответа и наклонился к Уиллу еще ближе. Теперь расстояние между их лицами сократилось на столько, что можно было ощутить невесомое прикосновение чужой щеки. Ганнибал сделал глубокий вдох и отстранился. - Вы… - хмурясь, выдохнул Грэм. – Вы только что понюхали меня? - Трудно устоять. – с мягкой полуулыбкой произнес Лектер. – Твой лосьон, готов поспорить, на нем изображен кораблик… Он перебивает твой запах. Ганнибал давно нарушил грань приемлемого для Уилла поведения, но только сейчас тот решился воздать по заслугам. Сжав кулак, Грэм вложил в удар всю свою ненависть и отвращение, что ощущал к Лектеру после предательства, однако, единственное, что тот сделал – чуть наклонил голову, не меняясь в лице, словно подставляя другую щеку. - То, что вы делаете… - задыхаясь от ярости, выпалил Уилл, - Возмутительно. Хладнокровие и уверенность Ганнибала, что ясно виднелись в его глазах, что он всегда показывал всем своим видом, и что когда-то являлось для Грэма островком спокойствия в его жизни, сейчас вымораживали бывшего профайлера. Теперь в комнате, казалось, было прохладнее, а воздух стал разряженным, как после страшной грозы, после которой должно было выглянуть солнце. Но ни Уилл, ни Ганнибал его точно не ждали. - Прощайте, Ганнибал, - в конце концов произнес Уилл и направился к выходу. - До свидания, Уилл, - Лектер провожал взглядом Грэма. Ничего не ответив, мужчина скрылся за дверью кабинета. Ганнибал еще несколько минут стоял на одном месте. В его голову проникло сомнение – а правильно ли он поступил? Но скоро эта секундная неуверенность в себе исчезла. Конечно, все было так, как надо. Уилл рано или поздно снова появится здесь, а Ганнибал так или иначе станет частью его жизни. Проведя рукой по горящей от удара щеки, Лектер сел за свой рабочий стол, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Дверь в дворец памяти Ганнибала находится в полутьме. Защелку можно найти только на ощупь. Эта дверь – пропуск в огромное освещенное помещение в стиле раннего барокко. Каждому воспоминанию соответствует свое произведение искусства, ведущее к другому. Вся жизнь Лектера заключена в этом необъятном пространстве. Он знал о себе все. Уилл же не желал знать о себе что-либо, видимо, ощущая иллюзорную потребность скрыться от своей сущности из-за неспособности ее принять. Сейчас он сидел в своей машине и пытался проанализировать то, что произошло в кабинете Ганнибала, так же стараясь не отвлекаться от дороги. Было ли это настоящим признанием или вновь игрой? Имело ли это какое-либо значение, ведь больше он никогда не вернется сюда. Он обезопасит свою жизнь от влияния доктора Лектера. С другой стороны, почему он сам не может вступить в эту игру на равных? До дома в Вулф Трапе оставалось несколько миль, когда Уилл увидел на обочине бегающего из стороны в сторону золотистого ретривера. Остановив машину Грэм вышел на улицу и попытался подозвать пса к себе. Тот не сколько раз трусливо отбегал, но в конце концов запрыгнул в машину к Уиллу, и домой они ехали вместе. Назвав пса Уинстон, Грэм вымыл его на террасе своего дома, затем вытер полотенцем и накормил. Сидя с собакой на террасе, Уилл пил виски, с полуприкрытыми глазами продолжая размышлять над словами Лектера. Не зависимо от того, на сколько они оба будут честны друг с другом, если эти отношения станут больше, чем просто дружбой, то это будут однополые отношения. Уилл никогда не задумывался о связи с мужчинами. В общем-то, он даже не часто думал о женщинах. Его не волновало отношение к этому окружающих. Его заботило свое собственное положение в этих отношения. Во всех смыслах, которые только можно вложить в эту фразу. И все это не казалось Грэму таким смешным, как могло бы. В конце концов, Уилл решил лечь спать. Он чувствовал усталость, несмотря на то, что в общем-то не делал сегодня ничего утомительного. Уинстон, виляя хвостом, решил устроиться рядом с кроватью Грэма. Сон был тяжелым, словно Грэм вновь оказался в больнице, а в его крови снова были транквилизаторы. Ганнибал же всегда спал спокойно. Его не тревожили муки совести, никогда не мучали кошмары. Лишь то, что произошло в детстве, что было скрыто в самых мрачных и потаенных уголках его дворца памяти, порой, беспокоило его, но теперь было так смутно, что и не оставляло утром никаких воспоминаний. Проснувшись с утра, если одиннадцать часов можно было назвать утром, Ганнибал принял быстрый душ, оделся и отправился на кухню. Еще одно место, где он был воистину полноправным хозяином. Поставив сковородку на огонь, Лектер открыл холодильник, однако был прерван звонком в дверь. Сомнений на счет того, кто мог бы стоять у двери в такой час, у него не было. Выключив газ и по привычке вытерев руки полотенцем, Ганнибал пошел к двери. - Доброе утро, Уилл, - произнес Лектер, улыбаясь. – Ты плохо спал? - Да, было такое. Я все думал о ваших словах, - Грэм говорил уверенно, но смотрел в сторону. - И что же? Я думал, ты все высказал мне вчера. - Вы так не думали, - уже суровее сказал Уилл. - Проходи, - Лектер пропустил Грэма в дом, - Так что же ты решил? - Я тоже вижу в вас потенциал. Пожалуй, Ганнибал не ждал услышать это так скоро. Закрыв за Уиллом дверь, он повернулся к нему и внимательно посмотрел в глаза. Он не прятал их, но прятал то, что было в его душе. Что ж, они оба не чисты на руку. Осознание этого заставляет Ганнибала вновь улыбнуться. Он почти смеется. - Тебе нужно было время обдумать, - Лектер сделал несколько шагов к Грэму, вновь не оставляя между ними личного пространства. – Я понимаю. - Я тоже, - проговорил Уилл. Он не собирался отстраняться. Когда Ганнибал наклонился к нему, Уилл даже выпрямился, еще больше сокращая расстояние между ними. Это легкое прикосновение губ сложно было назвать поцелуем. Еще несколько секунд мужчины не разрывали зрительного контакта между собой, но затем Ганнибал прикрыл глаза. Это вызвало у Грэма легкое волнение. Сам он не мог заставить себя потерять виденье мира и отдаться только тактильным ощущением. И он вновь потерял понимание того, на сколько откровенен с ним Лектер. Пожалуй, сам Ганнибал потерял понимание того, на сколько он откровенен с самим собой.