Микаса/Леви. Слишком эмоционально, Аккерман.

      Зайдя в свою комнату, мужчина сложил приводы на стол, снял запыленную рубашку и жабо, и, проследовав в прачечную - небольшую мрачноватую комнатку в глубине штаба, взялся за стирку. - Ти, пыль такая едкая, мерзость, - бормотал себе под нос Ривай, стирая.       УПМ она оставила в казарме, а вот вещи надо было постирать, ведь завтра вылазка и многие станут расспрашивать, почему одежда девушки не в чистом состоянии, а ей эти вопросы ни к чему. Азиатка одела ночнушку, которая была больше похожа на полупрозрачный мешок, да, ничего по нормальней для солдатов-девушек здесь не нашлось. Взяв свои вещи в охапку, она направилась в прачечную, где и застала Ривая, разговаривать с ним или ввязываться в новую драку не хотелось, тем более все тело у неё болело. Найдя в прачечной лохань и решетку для стирки, она начала застирывать свою одежду, подобно еноту. - Ривай...ты так и не дал мне бумажки с планом, - разорвала нависшую тишину та. - Можешь взять на столе в моем кабинете, - не глядя на девушку, сказал Леви. - Если возникнут вопросы, спроси Ханджи, она дежурит по штабу этой ночью.       Сидя у крана, из которого вытекала ледяная вода полуобнаженный капрал старательно перетирал вспененную, но все еще сероватую ткань, то и дело смывая мыло и намыливая ее вновь. Вся грудь мужчины была влажной от попадавшей на нее воды. Вода из-под крана была действительно холодной, руки девушки почти не привыкли к работе, хотя она и много трудилась, они были такими же нежными женскими руками, как и прежде, от холода кончики пальцев незаметно посинели и готовы были отпасть, но Микаса вовремя закончила со стиркой. Девушка хорошо выжала белье, ведь силы ей не занимать у других девушек, хорошо, что именно в прачечной можно было развесить мокрое белье, дабы высушить его, несмотря на свой высокий рост, даже Аккерман пришлось встать на табуретку, чтобы достать до бельевой веревки. Когда капрал закончил стирать вещи, азиатка уже вешала на веревку свою рубашку, держа в зубах прищепку, которая могла ей понадобится вскоре.       Он вытер лоб обратной стороной запястья, смахнув с него пену. "Кажется, чисто". Капрал принялся полоскать рубашку и жабо. Вскоре его руки онемели от холодной воды. Он закрыл воду, встал. Сжав одежду в руках, напрягнув рельефные мышцы, он выжал всю воду и встряхнул ее. - Что ж. Я закончил. Раз так получилось, я жду тебя у себя. Заберешь бумаги и проваливай, - не выражая эмоций, сказал брюнет. - Хорошо, я поняла...- отозвалась та, кивнув в знак согласия.       Взглянув на себя, Ривай с досадой прошипел: - Ну вот, брюки тоже намочил.       И удалился в свою комнату.       Когда капрал ушел, девица осталась наедине с мокрой одеждой, которую надо было высушить, она закрепила прищепку на рубашке, дабы она не «убежала» у неё из-под носа, но когда она уже хотела закрепить второй прищепкой свои брюки, её нога её же и подвела. Брюнетка не удержалась в пространстве и вместе с табуреткой грохнулась на плитку этой злосчастной прачечной. Боль. Боль отдалась по всей ноге, но сероглазая была не настолько жалка, чтобы плакать из-за своей собственной оплошности, она лишь хотела, чтобы её падение никто не слышал, дабы не позорится, её радовала та мысль, что никого здесь не было, никого, кроме нее самой, развалившейся на полу.       Капрал ушел и назвать её жалкой в этот момент будет некому. «Как я устала...почему мои части тела меня подводят. Не упасти бы также в грязь лицом на вылазке, то-то все в развед-отряде посмеются, наверное, им приятно видеть меня беспомощной. Не хочу…я больше не хочу видеть испуганное лицо Армина...я не хочу его пугать» - думала об этом темноволосая, лежа на полу.       Развесив одежду у себя, капрал снял ботфорты и забрызганные брюки, отложив их на кресло.       "Сегодня ее реакция замедлена, что-то явно не так; как бы на вылазке не подвела, думала только лишь о ходе боя, а не об интересных позах и мужских достоинствах. Глупая извращенка. "       Несмотря на боль в ноге, та встала и пошла, образно пошла, она хромала, её печалило то, что кабинет капрала был на четвертом этаже, а до него еще переться и переться: с трудом, но все же дойдя до его кабинета, перед тем как зайти к нему, она постучала, подровнялась и с трудом для себя, пройдя к капралу, старалась не хромать.       Услышав стук, Ривай очнулся и осознал, что так и стоял практически голым, в одних трусах посреди комнаты. Он хотел было рвануть к шкафу и приняться разбирать вещи там, но упрямая своенравная Микаса вошла в комнату, не дождавшись разрешения. - Бумаги... - потребовала та.       Разрешение у капрала спрашивать Аккерман не собиралась, тем более она была зла на него, да и ей было глубоко плевать на его звание, да и на всего его, поэтому перед входом в помещение принадлежащее ему, та лишь постучала. Увиденное в комнате сразу заставило Микасу покраснеть от пяток до ушей и встать посреди комнаты, так как, несмотря на капрала, она дошла до середины комнаты и лишь потом подняла на него глаза.       Он замер. Это выглядело странно, если не сказать, глупо. Хоть в кабинете освещение от нескольких свечей было очень слабым, многие "детали" вполне можно было разглядеть.       Рельефный пресс, упругие бицепсы, довольно широкие плечи и массивная шея. Леви впервые предстал перед девушкой в таком виде; он всегда слыл щупленьким коротышкой, однако, сейчас своим видом он доказал обратное. Капрал уставился на Микасу. Неловкая пауза затянулась. Сероглазый очнулся, хотя и не знал, как действовать дальше. - За...забери на столе, - выпалил он. - Чего уставилась? Прежде чем входить в следующий раз, подожди, пока я разрешу, отродье.       Девушка не знала посмеяться ли ей или надеть ему штаны, или сначала посмеяться, а потом надеть ему штаны. Мысль о том, что увидя её краску, он посчитает её извращенкой или кем-то в это роде, заставила её неловко отвернуться, пытаясь не смотреть на его шикарное тело. А тело Ривая было действительно просто прекрасно, особенно под светом свеч, сероглазой хотелось подольше смотреть на его накачанный пресс, бицепсы, трицепсы, голые ключицы и, конечно же, на пах и темно-серые боксеры, которые также шикарно подчеркивали его талию. И тут азиатку захлестнуло любопытство, она подошла к нему вплотную посмотрела в глаза, потом на пресс и снова глаза, в конечном итоге провела ладонью по прессу, считая мысленно кубики. «Один...два...двенадцать». -       Ты же знал, что я приду, тем более сам сказал мне сюда прийти, ты же солдат, мог бы и побыстрее среагировать. Неужели смущаешься, да еще, было бы кого…Для меня мужчина или женщина ты - безразлично, но вот пресс у тебя и правда классный, надо мне поднакачать пару кубиков...а то совсем расслабилась. И не думай, что я потрогала твой пресс исключительно из-за своей извращенности, нет, просто так, из любопытства...специально для меня никто еще из мужчин не раздевался...ну, нет, если ты начал стриптиз, я могу еще и подождать, только сильно не крути попой, а то у меня глазные яблоки из орбит выпадут от смущения... - сказала ему сурово Микаса. - А вот так вот смущайтесь почаще, вам идет, а то видеть вашу ежедневную кислую мину утомляет...Говоря откровенно, вам следует одеться, вы же «мой» мужчина, я буду «ревновать», мы же просто "созданы друг для друга" и оба такие же сволочи, - с сарказмом в конце произнесла брюнетка. - Ладно уж, не буду забивать вашу «хорошенькую» головку своей философией...до свиданья, "развратный" капрал... - сказала девушка и направилась к столу с бумагами. – Хах, «развратный»? – переспросил мужчина.       И она на эмоциях уже развернулась к двери и хотела эпично покинуть это помещение, но, так как она старалась не хромать, что-то в ноге, а точнее в лодыжке предательски хрустнуло и девушка со звуком падающего бревна брякнулась на пол, как же ей хотелось орать благим матом, не столь из-за боли, столь из-за упущенного эпичного момента. Белые листы разлетелись по всей комнате, бедная Аккерман, не в силах ничего сказать в вот этот момент, стала живо и ревностно собирать все листы до единого, пытаясь скрыть свою боль и эмоции за челкой из черных волос.       Собрав наконец все листы до единого, она встала, точнее попыталась встать и вновь упала, на душе у неё сейчас стало мерзко, гадко и холодно, будто облили грязью перед всеми. Снова встает. Падение. Руки плотно сжаты в кулаки, нервно дрожат. Глаза смотрят на лодыжку, смотрят и ужасаются тому, во что превратилась её нога, сплошной фиолетовый синяк с кровавыми подтеками. «Нет, только не сейчас, мне же надо было всего лишь уйти..ну вот. Теперь я действительно жалка...» - Просто не смотри... - выдавила она из себя. Краем рубашки она прикрыла лодыжку, чтобы её плачевного состояния не было видно, а затем просто поползла к двери.       Капрал, быстро схватив с полки первые попавшиеся брюки, небрежно натянул их, и, даже не застёгивая, подошёл к лежащей на полу девушке, поставив босую ногу ей на спину, оставаясь всё с тем же невероятно привлекательным голым торсом. – Не смотреть, говоришь? – Леви сверху бросил на неё свой бесподобный высокомерный взгляд. – Ну, как же я могу на это не смотреть, ведь я – «развратный» капрал, «твой» мужчина, ведь так, Аккерман? Меня забавляет это зрелище…Хотя знаешь, мы и без того достаточно унизились друг перед другом, это пора прекратить, но так не хочется…Я бы хотел видеть твоё жалкое лицо, когда ты будешь в слезах, поглощённая своими проблемами…Нет, во мне действительно есть что-то развратное… – вслух размышлял он.       Чего-чего, а такого она от него не ожидала, но от того, что нога Ривая хоть и слабо, но была на её спине, она не стала противиться и просто позволила ему вдавить себя в пол, так как сил сопротивляться у неё не было, да и не особо хотелось, её лицо все еще выражало безразличие. Микаса не чувствовала, буквально, ничего. На его «речь» она ответила, как всегда, без эмоций, хотя тот был прав, впрочем, не было ничего такого, в чем бы Леви и не был прав, разве, что он был не прав в том, что она была шлюхой. - Да...именно…вот только сейчас мое лицо жалкое, самое жалкое не так ли, хочешь видеть мои слезы? Не думаю, что кто-то вроде тебя заставит меня плакать...хотя, может я буду плакать от «ревности», ведь ты только «мой», Аккерман...Да, ты действительно садист, хотя не скрою от тебя, мне тоже приятно видеть твои эмоции, какими они не были... - притворно улыбалась Аккерман, хотя ей сейчас было не до этого.       Капрал нагнулся и навис над девушкой, надавив ступнёй еще сильнее, затем поставив на её спину колено. Он пропустил между пальцами локон её волос, провёл по шее.       От прибавившейся тяжести, тело сероглазой прогнулось и она еще больше расслабилась, подчиняться ему не так уж и сложно, даже её гордость сейчас не так уж волновалась, ей было слишком стыдно признаться, но ей нравилось все этой унижение; нравилось, даже приносило некое удовольствие, тем более его слова заключали в себе некую долю нежности. Когда он трогал её локоны, затем шею, это, кажется, вообще вышло за рамки дозволенного ему, азиатка уже была готова залиться краской и отпрянуть, но, конечно же, все его действия были пустой провокацией, не более. – Насчёт сволочи ты абсолютно права, - сказал Ривай. – Мы оба такие, но ты ведь ещё к тому же и похотлива, оказывается, – шёпотом добавил он. - Я не ошиблась, называя тебя «развратником»! А, что мне делать, когда со мною делает подобные вещи «любимый» человек?! Для твоего полного удостоверения в том, что я непристойная девушка, мне простонать, может...раздеться? - посмотрела на него она, подняв бровь. – «Любимый» человек, вот как? – удивился капрал. – Что ж, это было неожиданное заявление, должен сказать, – сказал он, понимая, что Микаса говорила это не искренне, с сарказмом, однако, сам применил сарказм в ответе. – Однако, вернёмся к теме, – его настроение резко переменилось и с нежного, но всё же с ноткой жестокости голоса, он вернулся к низкому и сухому; капрал собрал бумаги и отложил их в сторону, не отпуская Микасу. – Я смотрю, на вылазку ты завтра не собираешься? Это жалко. Ведь без тебя Эрену несдобровать, ведь я прав? - Собираюсь! Ты не посмеешь! Я не оставлю Эрена и Армина одного... - резко выдавила Микаса, прикусив свою губу. - А всё почему? Почему эта травма? Потому что оттачиванию своего интеллекта и работе в команде ты выбрала изнурительные тренировки, с которыми явно перестаралась, – произнёс мужчина, обнажив лодыжку азиатки и легонько проведя пальцами руки по больному месту. - Аргх...не трогай меня... - огрызнулась девушка, её голос стал слишком высоким и почти перешел на крик. - Пожалуйста, не предавай этому никакого значения. Я отосплюсь и все будет нормально, мне не больно…Прошу, пожалуйста, позволь мне участвовать в вылазке, если тебе так будет угодно, я даже могу поплакать...хотя, даже, если ты запретишь мне или отберешь мое УМП, я все равно буду участвовать в вылазке тайком, я хочу предупредить тебя о моих намерениях...конечно, если ты посадишь меня на цепь: я не сбегу, но я не перестану вырываться... - сказала та на нервах. – Ты выглядишь жалко, когда умоляешь, это мерзко, должен признать, я вполне удовлетворён этими играми с чувствами, – произнёс Леви, убрав ногу с ее спины. - Мерзко, жалко, а разве это тебе не нравится, сам же говорил?! - сказала та. - Удовлетворен, да? О каких чувствах может быть речь, не о моей ли «любви» к тебе, да, я тоже этим сыта по горло... - "Любви" ко мне? Ты не умеешь любить, Микаса, а умеешь лишь дорожить и защищать, но не более, - произнес Ривай.       Когда он убрал от неё ногу, ей стало немного полегче, вообще, такие его действия казались ей добрыми, она задавалась постоянным вопросом: "Неужели он может быть таким милым, или я попала в его сети и купилась на наживку?», ответа она не знала. – Да, пожалуй, этого достаточно. - Хоть мне глубоко наплевать на тебя и твоих дружков, я не намерен более рисковать жизнью других; ты дорога отнюдь не как человек или девушка, а лишь как боец, так что не обольщайся. Я не пущу тебя на вылазку, даже не надейся, ясно? – сквозь зубы прошипел Ривай. - Рада слышать, что тебе не полностью плевать на меня, я тоже самое думаю о тебе. - Раз хочешь отправиться в бой завтра утром – попробуй для начала встать, просто-напросто подняться. - Хорошо, я поднимусь...могу...я могу! - Мне уже порядком наскучила твоя целеустремленность. Хочешь погибнуть, так и не вернув долг Эрену - погибай, вперед! Только знай, что он не простит тебя за то, что ты оставила его, уже никогда. Ты как всегда думаешь, что заботишься о нем, но это не так. Подумай и о благе Эрена. – В таком случае о твоих жалких дружках позабочусь лично. Попробуй сбежать, если действительно хочешь пойти на корм этим тварям; это равносильно самоубийству. Говорю в который раз, Микаса, ты – глупа. Никто не заботится о тебе, и сама ты не умеешь этого. Такие люди обречены. - Что? Но...но...ты же только что сказал, что, если я поднимусь...Даже, если я обречена...это лучше, чем сидеть здесь, как ничтожество и думать о том, как твои товарищи погибают вместо тебя, я так не могу, это выше меня и уж тем более важнее моей и без того глупой и жалкой жизни...И...спасибо - тихо произнесла Аккерман.       Капрал встал и протянул руку девушке. Девушке и вправду было бы тяжело подняться самостоятельно, не факт, что она бы вообще смогла подняться, азиатка крепко взяла его за руку и попыталась встать. Сделав один шаг она, буквально, упала в его объятия, но, хорошо, что он, в отличии от неё крепко стоял на ногах. Странно, она никогда не чувствовала себя слабее чем есть, сероглазой нравилось вот так, как сейчас опираться на крепкое мужское плечо, все время, которое они шли до казармы Микаса молчала, так как сказать было нечего, все итак было уже сказано.       Доведя Микасу до места и проводив до самой кровати, Ривай тихо сказал: - Спокойной ночи, Аккерман; выздоравливай, - и, развернувшись, чуть помешкая, вернулся в свой кабинет. - Я постараюсь выздороветь до завтра!Спасибо... - произнесла та, ради приличия помахав рукой.       Зайдя в кабинет, он заменил уже выгоревшие свечи, надел рубашку и жабо и сел в кресло, поглощенный мыслями. "Мне должны быть абсолютно безразличны ее проблемы и чувства; я должен дорожить ей лишь как бойцом, не более того, но почему же тогда я...Я не хочу отпускать ее на вылазку под совершенно иным предлогом: она просто дорога, как человек...Но нет! В моей душе не место чувствам, я не собираюсь тратить время на глупые пустые иллюзии...Смотря на Микасу я понимаю, что ее взгляд меня по непонятным причинам манит...Очнись, отродье! Симпатизировать кому-то? Чувства лишь для таких болванов, как Эрен!" - размышлял Леви, сидя в кресле. Сам того не замечая и не отдавая себе отчета, мужчина заснул, сложив руки на столе и положив на них голову. Так он и проспал до утра.