Микаса/Леви. Слишком эмоционально, Аккерман.

      Лучи полуденного солнца светили через открытое окно, освещая бледное лицо девушки, лежавшей на кровати. Летний зной давал о себе знать в этот день, окна штаба были открыты настежь, но даже это не избавляло помещение от духоты. Темноволосая повернула голову прямо в сторону света, поморщилась и, наконец, с трудом открыла глаза, осмотрев комнату: знакомая кровать, широкий стол и кресло, в котором дремлет уставший мужчина. Где-то она уже это видела… Точно. Её голова. Рука сама собой ложиться на недавно раненную голову, но находит бинты, получается он пришел за ней и спас, да? В серых глазах той блеснули слезы, сначала как-то незаметно для неё, но позже уже крупные капли стали скатываться по щекам, девушка сама была себе противна. Как она могла так рисковать жизнью своего ребенка?! Руки с головы перебираются на живот и, нащупав этот незначительный припухлый бугорок, Микаса успокаивается, однако слезы продолжают катиться по лицу. Она, пытаясь подняться, опирается руками об кровать, голова немного болит и начинает ужасно кружиться, брюнетка старательно отгоняет эту боль, не сдаваясь. Однако чуткий Леви тут же просыпается и одним толчком пальца отправляет её обратно в кровать со словами: — Отдыхай, неразумное дитя!       Аккерман послушно прекращает попытки встать и поворачивается набок, смотря на поведение мужчины и выжидая от него какие-то очень важные и нужные слова в этот момент, но он лишь тяжко вздыхает, подвигает стул к кровати и бережным взглядом осматривает её состояние. Её лицо ещё не приобрело естественный оттенок, но прежняя мертвенная бледность уже потихоньку стала отходить от её худого лица, это немного успокоило того. Ривай плюхается на стул перед ней, вальяжно сгибая левую ногу, ставя её на стул и опираясь на неё локтем, все его действия говорят только об одном: их ждет долгий и серьезный разговор. — Я… — хочет разрушить эту тишину Микаса и с тем попытаться объяснить свой поступок. — Дура, которая не думает не только обо мне, но и о себе и ребенке, — укоряет её тот, презрительно фыркая. — Д-да…это так, — смиренно выдавливает из себя сероглазая, пряча глаза. — Не думал, что ты способна это признать. Что за самодеятельность, Аккерман? Снова заставляешь меня волноваться, чертовка! — раздраженно произносит Ривай, не в сила сдерживать свои эмоции. Он едва не потерял её снова, простым извини она не отделается! — Я просто хотела… — продолжает осторожно Аккерман, но мужчина её перебивает. — Хотела помочь? И кому ты помогла? Если бы я не…ты бы…все вы бы…аргх…       Сейчас мужчине захотелось перевернуть стол, кинуть стулом в стену или что там обычно делают мужья во время скандала, до каких крайностей доводят женщины! Лишь мысль о том, что он мог потерять самое дорогое, что у него есть, заставляла его страдать и выходить из себя одновременно. Чемноволосый соскакивает со стула и пинает ненужную мебель в угол, показывая этим всю серьезность своей злобы. — Я запру тебя в этой комнате навечно, Аккерман… — шипит Леви, рукой стараясь смахнуть скупые мужские слезы, вызванные воспоминанием недавнего происшествия и её болезненным видом. — Леви…тебе вовсе не нужно… — отозвалась виновница всего этого. — Пфф…на твоем месте я бы сидел, помалкивал и согласно кивал, принимая все наказания склоня голову, — вновь прервал её он. — Если ты думаешь, что твоя беременность и отношения со мной делают тебе особенное расположение, то ты крупно ошибаешься, отродье! — едко добавил Аккерман, довольно серьезно срываясь на неё.       Этот его гнев напомнил ей о первых порах их отношений, не самых приятных парах, конечно, Микасе, как любой девушке, приятно то, что он волнуется за неё, но нахождение под арестом в душной комнате — слишком суровое наказание для неё. Даже ради него смириться с этим невозможно, потому сероглазая в недоумении старательно садится на кровати с вылупленными глазам: — Постой, Леви…ты же это не серьезно, да?       В ответ на её вопрос воцарилась секундная тишина, но её нарушил недовольный голос Ривая: — Я же сказал тебе «лежать», ты понимаешь, что тебе нужно в ближайшие несколько дней?! Отдых…и еще раз отдых, никаких больше заданий, никаких опасностей, всегда под присмотром. Больше я не буду так по-детски доверять тебе обе ваши жизни, как всем нам уже видно, ты — безответственная мать, Микаса! Ты не оправдала моих надежд! -разочарованно проговорил брюнет, проводя пятерней по волосам.       Всё это полу-азитка знала и без него, ей было ужасно стыдно, однако она не совсем не понимала, к чему её мужчина клонит. — К чему это все? — задала та вопрос, который больше всего волновал её в последнее время. — Все очень просто, Аккерман, — выдохнул сероглазый, немного успокоившись.       «Все так „просто“, что у меня голова кругом» — промелькнула обиженная мысль в голове беременной. Кивнув своей головой, девушка выжидающе посмотрела на капрала, словно ожидая судебный приговор. — Ты знаешь, что мы уже больше месяца вместе…и...все эти события, которые мы пережили…твоя беременность — очень большая ответственность, легшая на мои плечи, уже не говоря о том, что про наши отношения вот-вот, да и узнает кто-нибудь из штаба, что может очень сильно отразиться на нашей репутации… — начал свой монолог мужчина.       Для него прийти к этому было очень сложно, да и подходящие слова в этот странный и безумно важный момент было неоткуда черпать. Боже, да термины «романтика» и «Аккерман» даже рядом не стоят! Бедная девушка, наслушавшаяся всего не очень лицеприятного, застыла, навострив уши и ожидая от этого худшего исхода. — Понимаешь, Аккерман, ты…я...мы… — не мог связать последнее и главное предложение капрал. — Вы хотите…чтобы мы расстались? — еле-еле пробормотала брюнетка, едва ли не начиная плакать. - Черт, неужели ты подумала об этом?! Я, наоборот, пытаюсь закрепить наши отношения, Аккерман... - тяжко выдохнул Леви, приземляясь перед ней на одно колено.