Пленен тобой. Ошибка природы

— Я думал, мы поедем к Джону, — посмотрев на сидящего за рулем брата, произнес Ариэль, когда машина свернула с дороги, ведущей к дому врача, являющегося членом стаи, и повернули на ту, что вела на нейтральную территорию — в центр города.  — Джон ждет нас в клинике, сказал, что не может вырваться, — ответил Аро, не отводя взгляда от дороги и останавливаясь на красный свет светофора. — И он сказал, что хочет провести кое-какие тесты, чтобы удостовериться, что все хорошо и, как ты и говоришь, у тебя нет депрессии. Ариэль вздохнул и посмотрел на переходящих дорогу пешеходов. Кто-то шел никуда не спеша, кто-то — уткнувшись в телефон. Другие спешили поскорее перебежать дорогу. То ли куда-то торопились, то ли просто боялись не успеть преодолеть переход, пока мигает зеленый человечек, сменяющийся на волка и обратно. Ариэлю за последний час столько раз сказали, что у него депрессия, что и самому начало казаться, что он не здоров. Да, он переживал из-за того, что его ожидания от секса оказались завышенными, как, наверное, любой оборотень или человек, первый раз которых оказался совсем не таким, каким они его представляли. Да, партнер оказался из тех, кто заботится только о своем удовольствии. Эгоистичной скотиной, как обозвал Сет Клея. Но и он сам вел себя не как нежная фиалка. Чего должен ждать взрослый и, чего уж греха таить, красивый и сексуальный оборотень от парня, которого подцепил в клубе для траха в туалете? Наверное, опытности и умения получать от этого удовольствие. Ариэль помнил, как пытался убедить Сета, что Клей не при чем и не виноват. Он ведь не знал и знать не мог, что «человек», которого он затащил в кабинку относительно чистого туалета, окажется девственником. Клиника, в которой работал Джон, расположилась в пятиэтажном здании персикового цвета на одной из центральных улиц города, что рассекали транспортные артерии на нейтральной территории. В основном, практически в любом городе именно в центре жили люди, располагались офисные здания, торговые дома, развлекательные центры и больницы с учебными заведениями. Оставив машину на просторной парковке, оборотни вошли в автоматически раскрывшиеся перед ними стеклянные двери. Остановившись в просторном светлом холле, служившем приемной, со стойкой регистратуры в центре, Аро достал телефон и, быстро пролистав список контактов, нажал на вызов. — Джон, это Аро, я привез… — быстро заговорил в трубку оборотень, бросив взгляд на осматривающегося брата. — Понял. Сейчас поднимемся. Ариэль, проследив взглядом путь смартфона брата до кармана темно-синих джинсов, пошел следом за Аро в сторону лифтов. Разы, когда он приходил в эту клинику, можно было сосчитать на пальцах одной руки. Оборотни, при их средней продолжительности жизни в триста лет, болели крайне редко. От рождения обладая отличным иммунитетом и здоровьем, они могли пострадать, в основном, в драках между собой. Чаще — в периоды гона, два раза в год. Разумеется, иногда бывали и серьезные стычки, еще реже — со смертельным исходом. Но на такие случаи практически в каждой стае был свой врач, получивший должное для практики образование. Джон был врачом стаи Саммерсов, сколько Ариэль себя помнил. Именно Джон Милтон был тем, в чьих руках он оказался в момент своего рождения. В карих глазах беты всегда были видны те участие и забота, которые он проявляет к своим пациентам, даже к тем, кто не является членом его стаи. И, наверное, как и любой другой врач, Джон работал в одной из клиник города, оказывая помощь всем нуждающимся. Лифт остановился на третьем этаже и коротким сигналом оповестил о прибытии. Ариэль подождал, когда Аро выйдет из серой кабины и, бросив взгляд в узкое зеркало, последовал за братом. Выйдя из-за широкой спины Аро, громко поздоровавшемуся с Джоном и пожимающего тому руку, Ариэль с удивлением посмотрел на стоящих в паре шагов родителей и смотрящих на красивую пару пациентов, ждущих своей очереди у дверей кабинетов. — Мам, пап, а вы что здесь делаете? — посмотрев на оборотней, спросил Ариэль. — Волнуемся за твое здоровье, вот и решили узнать все из первых рук, — ответила Кейтлин Саммерс, растянув тонкие изящные губы в улыбке. Ариэль ни на секунду не поверил. В этой натянутой улыбке на миловидном лице женщины не было ни капли искренности, а в обычно сияющих радостью и счастьем голубых глазах явно виднелось беспокойство и нервозность, которая проявлялась и в том, что Кейтлин то и дело постукивала тонким пальцем по маленькой сумочке и поправляла край блузки. Ариэль прекрасно видел, что мать волнуется. Как заметил и нервозность отца, которая была хорошо видна от того, что альфа редко когда позволял себе показать окружающим свое волнение. Вожак всегда излучал спокойствие и уверенность как своими действиями и поступками, так и выражением на мужественном лице. Но сейчас Ариэль видел, что тот явно нервничал. Длинные темные волосы взлохмачены, что было явным признаком того, что альфа то и дело запускал в них пальцы. На широком лбу залегли складки морщин, а в серых глазах читалось беспокойство. Что-то было не так, в этом Ариэль был уверен. — Ари, мальчик мой, не сказал бы, что рад тебя здесь видеть, — заговорил Джон, подходя к своему пациенту и нарушая неловкую тишину. — Добрый день, — поздоровался в ответ оборотень, пожав широкую ладонь беты. — Пойдем в мой кабинет, — положив руку на спину Ариэля, произнес Джон, задавая молодому оборотню направление. — Мы справимся сами, — добавил собравшимся идти следом членам семейства Саммерс. Кабинет, по мнению Ариэля, был стандартным. И с последнего раза, когда он был здесь с Аро, который подрался с оборотнем из другой стаи, попутно обменявшись с тем парой переломов, не изменился. По словам брата, пьяная драка началась из-за одной женщины не самого строгого поведения. После, обменявшись ударами, оба пришли к Джону, который в ту ночь дежурил в клинике, поддерживая друг друга и ведя нетрезвые разговоры о взаимоуважении и глупых, ничего не понимающих бабах. Присев на указанный Джоном стул за столом, на котором лежали стопкой папки с одного края и разные бумаги с другого, врач подошел к картотеке и, немного поискав нужную ему карту пациента, сел на свое место напротив Ариэля. Омега никогда не видел записей в своей больничной карте, хотя, однажды, лет в тринадцать, любопытство взяло верх, и он, будучи в больнице по причине, которую уже и не вспомнит, забрался в картотеку в поисках нужных бумаг. Джон зашел в кабинет, когда искомое уже было в его тонких руках и, забрав, вернул ту на место, закрывая шкаф на ключ. В ответ на разочарованный взгляд Ариэля, сказал, что там нет ничего интересного, лишь запись о его простуде, которой он заболел в десять лет, и осмотры, когда тот родился. Тогда Ариэль поверил. Но сейчас — глядя на Джона, раскрывшего карту, которая была заполнена куда основательнее, чем могла бы быть при условии, что он болел лишь один раз пару дней и осматривался только три раза: в день своего рождения, на десятый и в день, когда ему исполнился месяц — сильно засомневался. В голове в который раз появилась мысль, что что-то тут не чисто. Обычно, стоило ему чихнуть или шмыгнуть носом, Джон приезжал на дом. Осматривал, ощупывал и, сказав, что он здоров, уходил. В клинику его не привозили — из-за чего он и бывал здесь в единичных случаях. И то, что он сегодня здесь — говорит о том, что дело вряд ли в той выдуманной его семьей депрессии. — Ну, рассказывай, — заговорил Джон, открывая медкарту на чистой странице и записывая ручкой дату и время посещения. — О, возьми градусник, на столике у кушетки. — Я здоров, мне не нужен градусник, — ответил Ариэль, но, поймав строгий взгляд, вздохнул и поднялся. Пройдя пару шагов до белой кушетки и взяв с высокого стеклянного столика градусник из баночки с обеззараживающим раствором, вернулся на свое место, засунув термометр подмышку. — Это стандартная процедура, — произнес Джон, проследив за действиями пациента. — Итак. Твои родители говорят, что в последнее время твой аппетит изменился и у тебя проблемы с нюхом. Это так? — До сегодняшнего дня, пока мне не сказали, что я почти все время ем, я и не замечал, что мой аппетит как-то изменился, — ответил Ариэль, пожав хрупкими плечами. — А нюх… Ну, не нравится мне, как пахнут новые духи Ирэн и явно испорченный суп. Да и дома у нас проходной двор, к вожаку приходят почти все члены стаи и запахи от них разные, а вкупе они имеют просто убойный аромат и, как и от духов Ирэн, от этого амбре любого начнет тошнить! — И это все? Больше тебя ничего не беспокоит? — Разве есть те, кого что-либо не беспокоит, — ответил Ариэль, разглядывая Джона, что-то записывающего в его карте. — Ариэль, если тебя что-то беспокоит, скажи. Если у тебя депрессия — это не страшно, она лечится. У оборотней она бывает крайне редко, и избавиться от нее нам куда легче, чем людям. — Ну, пару раз ныл живот, но он проходил быстро. Думаю, Ирэн права, как и остальные — я стал слишком много есть, и от переедания живот и тянет. — Так ноет или тянет? — А есть разница? — Возможно, — ответил Джон, постучав пальцами по столешнице. — Нужно точно все проверить. Пойдем. — Куда? — спросил Ариэль, не сводя взгляда с поднявшегося врача. — Сдашь кровь на пару анализов. Это, конечно, лучше было сделать с утра, но мы оборотни, а у оборотней несколько иной метаболизм в отличие от людей, так что, то, что ты уже поел, и не один раз, не сильно повлияет на тесты, которые я хочу провести. Потом сходим на УЗИ — хочу посмотреть на твой живот. — Джон, я просто переел и заработал несварение, — запротестовал Ариэль, но, увидев строгий взгляд врача, вновь глубоко вздохнул и пошел следом за оборотнем по длинному светло-голубому коридору. Ариэль, сцепив зубы от неприятных ощущений, лежал на кушетке, пока человек, специалист по ультразвуковому исследованию, елозил в его заду длинным устройством и о чем-то перешептывался с Джоном — и делал это так тихо, что даже острый слух оборотня не помогал парню услышать хотя бы слово. На вопрос Ариэля, когда в него решили засунуть эту длинную штуковину вместо той, которой до этого водили по животу, ответили, что плохо видно и нужен более тщательный осмотр. И по словам врачей, это ему будет перенести проще, чем колоноскопию. Вот только чувства, испытываемые им в этот момент, заставляли сомневаться. Стараясь отрешиться от противной процедуры, Ариэль осматривал кабинет, но картины, висевшие на стенах, облепленных зеленой квадратной плиткой, с изображением человека и оборотня в разрезе, не сильно помогали — и он сосредоточился на суровом лице Джона, которое ему было хорошо видно. Мужчина хмурил густые брови и выглядел напряженным, пока человек, изредка с любопытством поглядывая на пациента, что-то показывал ему на тонком мониторе. Ариэль вздрогнул от неожиданности, когда Джон резко перевел взгляд на него и, поднявшись со стула, вышел за дверь. — Можете одеваться, — произнес человек, продолжая с любопытством бросать взгляды на поднимающегося с кушетки парня. — Можете взять салфетку на полке, чтобы вытереться. Ариэль, прикрыв рукой член, посмотрел в указанном направлении. И, как и сказал врач, на одной из полок шкафа, стоящего в двух шагах, лежали специальные зеленые салфетки. Стоять на холодном кафельном полу было некомфортно, и, быстро шагнув за ширму, он вытер живот с промежностью и стал одеваться, чувствуя, как волнение разрастается внутри него все сильнее. Джон явно не был удивлен, но озадачен. И очень сильно. И чувство, что что-то не так, становилось в оборотне все сильнее. Из поведения врача можно было делать вывод, что что-то не так было у него, Ариэля, внутри, потому как Джон выглядел странно и взволнованно. Страх перед неизвестностью начал накатывать на юношу, и Ариэлю стало казаться, что он болен чем-то страшным, пугающим. Возможно, неизлечимым. В его случае — это было бы неудивительно. Возможно, природа ошиблась при его создании еще сильнее, чем он думал, наградив чем-то ужасным… Когда Ариэль вышел из-за ширмы, он увидел сидящих на кушетке, на которой он лежал несколько минут назад, родителей и Аро. Он слышал, как хлопнули двери, но думал, что это вернулся Джон или вышел тот человек. Лицо матери было бледным, губы сжаты, а пальцы, сжимающие край красной, в тон туфлям, сумочки, дрожали. Суровое и мужественное лицо отца, которое в любой ситуации сохраняло спокойствие, сейчас всем своим видом выказывало всю ту нервозность, которую испытывает в данный момент Нил Саммерс. А Аро смотрел на него с таким участием и… жалостью. Именно жалость Ариэль разглядел в голубых глазах брата. — Что происходит? — спросил омега, с недоумением и не скрываемым волнением в голосе, переводя взгляд с семьи на Джона и обратно. — Ариэль, присядь, — пододвинув к нему стул, ответил врач, смотря прямо в глаза. — В чем дело?! — уже громче переспросил парень дрожащим голосом. Он был напуган происходящим и неизвестностью. Но также боялся услышать то, что ему хотят сказать. — Ариэль, — вновь произнес Джон, подойдя и положив ладони ему на плечи. — Это не так страшно, как может показаться на первый взгляд. Твоя семья, я — да и, я уверен, вся стая — поддержат тебя. Мы все тебя любим. Ты член нашей большой семьи… — Джон, ты его пугаешь, — тихий, но как всегда твердый и уверенный голос отца перебил речь врача. — Да, Джон, ты меня пугаешь! — воскликнул Ариэль, поднимая руки и снимая с плеч горячие ладони. — Ариэль, ты же знаешь, что ты родился… особенным, — подождав минуту, снова заговорил Милтон. — Мне ли не знать. — Но твоя особенность не только в том, что ты родился омегой. — Что еще? Что еще, помимо того, что я родился дефектным? Я смертельно болен? — на выдохе протараторил вопросы Ариэль. — Ари, ты не… — заговорила Кейтлин, но резкий взгляд сына заставил ее замолчать. — Джон, скажи уже! — выкрикнул парень, вскочив с места. Волнение, испытываемые им ранее, переросло в самый жуткий страх, который он когда-либо чувствовал. Ужас, когда кто-то собирается сказать что-то, о чем ты не знаешь и никогда не подозревал. Ужас, который охватывает, сковывает все тело, когда ты понимаешь, что то, что услышишь — изменит все. Ужас, который перечеркнет жизнь, поделив ее на до и после. Ужас ожидания момента, когда тебе станет известна та страшная причина, которая изменит тебя самого. — Ариэль, — заговорил Джон, глядя на парня, на лице которого можно было прочесть все его эмоции. — Да, ты родился омегой. Мужчиной-омегой, — подчеркнув последнее, договорил Милтон. — О, я знаю! — Ариэль, понимаешь, когда мы… все мы люди, оборотни… Все мы вначале — девочки. Мальчиками мы становимся позже — из-за генов. Яичники опускаются и становятся яичками. — Я знаю биологию, — сказал Ариэль, расхаживая взад и вперед. — Да, вот и твои опустились, но… Ариэль, во время беременности тобой твоя мать испытала сильный стресс, когда у нее чуть не случился выкидыш. И, я предполагаю, что это из-за него произошел сбой в твоем развитии. — К чему ты клонишь? — Ариэль, твои яйцеклетки опустились, но лишь одна из них стала яичком. Твое правое яйцо не является таковым — это специально разработанный для тебя имплант. — Что? — переспросил Ариэль, замерев и пораженно уставившись на врача. — Во время стресса на твое развитие повлиял сбой, как и на выработку твоих гормонов и перестройку всего организма, из-за чего у тебя… У тебя развилась матка, прикрепленная к прямой кишке, в том месте, где она изгибается и переходит в Сигмовидную ободочную. Рядом с яичником. — Что за бред? — рассмеялся Ариэль, натужно рассмеявшись в лицо Джону. — Ты же сейчас шутишь, да? — Ари, ты… Особь с мужскими и женскими половыми органами. Истинный гермафродит. Ариэль замер, пораженный словами врача. Он стоял и смотрел на Джона, качая головой и улыбаясь, и понимал, что ничего не чувствует. Видимо, сказался шок, который завладел его мозгом после сказанного Милтоном. — Нет, Джон, ты ошибаешься, — произнес омега, переведя взгляд на замерших членов семьи. — Скажите ему, что он ошибается. Это же неправда! — закричал Ариэль, переводя глаза со сдерживающей слезы матери на бледных отца и брата. Он видел сочувствующий взгляд Джона, глаза членов семьи, в которых плескалась жалость и все то же сочувствие. Ариэля трясло, но он не замечал этого, вглядываясь в лица напротив, надеясь, что те опровергнут слова, сказанные врачом. — Но, я — мужчина! — снова закричал Ариэль, переводя взгляд с одного оборотня на другого. — Я мужчина! Я даже доказать могу! Смотрите сами — я мужчина! Трясущимися руками Ариэль потянулся к пряжке ремня на темных джинсах, с трудом расстегнув который, взялся за пуговицу. «Он всем докажет, кем является. Покажет, что они ошиблись». — Я мужчина, — снова и снова повторял парень, отпихивая от себя руки Джона и сдергивая штаны вместе с бельем и показав пальцами на сжавшийся член. — Я — мужчина! Видите? Мужчина! У меня есть член! Я мужчина! — Ариэль, Ариэль, — с трудом натянув на парня штаны, тараторил Аро, подскочивший к брату, из глаз которого лились не замечаемые тем слезы. — Мы знаем, что ты мужчина. Успокойся. — Вы… — оттолкнув Аро и посмотрев на членов семьи, заговорил Ариэль, — вы все знали?! Знали — и не сказали мне раньше? — Ари, мы и не планировали тебе ничего говорить. Надеялись, что ты проживёшь обычную жизнь и никогда этого не узнаешь, если бы… — Если бы что? — прервав Джона, спросил парень, дрожащим голосом. — Если бы что? — Послушай, мы не думали, что такое возможно. Точнее, думали, конечно, но к этому ничего не располагало — у тебя даже течки ни разу не было! Был гон, но не течка, как у волчиц, — сжав плечи и тряхнув Ариэля, заговорил Аро. — Ты тоже знал? Знал и не сказал, что я мало того, что ошибка природы, но и гребаный урод! — Ариэль, ты не ошибка и не урод! Такие как ты рождаются! Да, пусть редко. Очень редко. Истинные гермафродиты — единичные случаи, — добавил Джон, надеясь успокоить истерику шокированного парня. — Хотя никто из них не был способен… — Не был способен на что? — переспросил Ариэль, не замечая дрожи в голосе. Единственное, что он — что его мир распался на куски и нет ни малейшей возможности собрать его назад. И хуже чувства он никогда не испытывал. — На беременность, — наконец хриплым голосом громко произнес Аро, пытаясь сосредоточить внимание брата, которое скакало с одного участника этой его маленькой трагедии на другого. — Брат, ты беременный! — Нет, — прошептал Ариэль, потрясенно уставившись во взволнованное лицо Аро. — Этого не может быть! — Мы тоже так думали, но твоя связь с тем оборотнем… Ариэль! — закричал Джон, видя оседающего в руках брата оборотня. Нервы не выдержали, и организм Ариэля нашел единственный выход для спасения разума парня, погружая омегу в темноту, где царит лишь тишина и спокойствие.