Ведомый

      У всех есть прошлое. Все живут с верой в будущее. В случае Джессики Джонс «сейчас» всегда идет об руку со вчерашним днем. И даже дешевое пойло не избавляет от ужасных картинок прошлого. Она была обречена переживать один и тот же день снова и снова, когда все было потеряно.       Вот и сейчас она утоляла жажду очередным дешевым виски, который прикупила за углом. Напиток обжигал горло, но после первого большого глотка ничего плохого в таком ужине она не видела. За окном глубокая ночь, даже машины изредка разрезают ночную тишину громкими выхлопами. Но в квартире Джессики Джонс были сумерки — спасибо вывеске напротив окна. Она решила не включать лампу, темнота сегодня для нее более приемлема. Хотя со сном приходится бороться, и у нее не всегда получается. Глаза сами слипаются. Когда для одних сон — обычная физиологическая потребность тела, для Джонс это сущее мучение. Никогда больше она не ощущает себя так уязвимо, как в тот момент, когда закрывает глаза и падает в объятья Морфея. Вместе с ними приходит Он. Тот, кого она боится, тот, кто скрывается в ночи.       Но была в ее жизни и светлая полоса, светлый человек — Триш. Она оставляла одно сообщение за другим, надеясь, что сестра ответит. Джонс же решила держаться подальше от сестры, даже не так, она решила держать подальше всю темную сторону своей жизни, которая шла вдобавок к ее туше.       Один момент – экран монитора, она изучает документ или фото – неважно; другой момент – все вокруг меняет цвет, словно кто-то переделывает освещение, придавая ему оттенки пурпура.       — Возвращайся, Джессика.       Она так быстро открывает глаза и осматривается по сторонам. Ее ночной кошмар снова посетил ее. И чтобы восстановить дыхание, она вспоминает считалочку: Мэйн-стрит, Бёрч-стрит, Хигенс-драйв, Кобалт-лейн.       Он словно где-то рядом, совсем близко. Это никогда не закончится. Ей остается либо принять это, либо бороться с этим. Джессика Джонс выбирает очередной стакан виски, наполняет его до дна и осушает. Усталость побеждает страх, она засыпает. Не помнит, как добралась до постели, сбросила джинсы и провалилась в сон. Она помнит только картинки, сменяющие одна другую, как калейдоскоп.       Она стояла и бездействовала, словно наблюдала за происходящим, но не могла ничего сделать — типичный сон. И все эти действия, слова, даже ощущения боли и страха, бывшие ничем иным, как отголоском, длились недолго. Только последняя картинка оказалась ярче других. На пристани она смотрит в глаза Триш. В ее глазах страх, она глядит прямо на нее, ожидая действий. Но она обещает немыслимую чушь, проще сдаться и умереть, но не принимать реальность без Триш, а она согласна, даже улыбается. В этой улыбке ни тени счастья, только обман. И только финал успокаивает: Джессика Джонс победила. Но была ли эта победа чистой? Так много людей пожертвовало жизнью.       Но это был сон, просто очередной ночной сон. Она просыпается в своей постели, в стенах своей квартиры от шума соседей. Приходится запускать в потолок свой ботинок, должного эффекта она не добивается, только штукатурка падает. Рука рефлекторно тянется за телефоном.       — Вот черт, — телефон полностью разрядился.       Но это была не самая страшная из ее бед. В квартире кто-то был: донесся странный звук из кухни. Джессика прислушалась. В ее голове пронеслось единственное имя — Килгрейв. К тому же дверь в спальню была приоткрыта, хотя и нет ничего ужасней, чем закрытая дверь, но в этот раз с Сартром она была не согласна. Кто-то откровенно хозяйничал на кухне, ей оставалось только прислушиваться и медленно продвигаться туда. В дверном проеме никого не оказалось; немного приоткрыв дверь, чтобы можно было пройти, Джессика тихонько двигалась дальше по коридору. И выдох облегчения.       — Черт побери, Малькольм. Ты меня до усрачки напугал.       Мужчина выглядел как всегда «опрятно», на руках красовались еще красные следы от уколов. Он явно был под кайфом и заглянул к ней, дабы пошарить по холодильнику. Даже сейчас, обороняясь от нее ножом, он вызывал скорее раздражение, чем страх.       — Что ты делаешь в моей квартире?       — Это моя квартира.       — А, потому нет ни крошки, — с этими словами он облизал нож. Джессике встреча с соседями рано утром не казалась хорошей идеей. Увы, она не была приятной соседкой, желающей подружиться с другими жильцами дома. Чтобы помочь ему быстрее покинуть квартиру, Джонс схватила его под локоть и потянула к выходу. Ничего сложного, он сильно не упирался.       — Знаешь, дверь была сломана.       — Я не заметила.       — Твой сарказм – чтобы держать людей на расстоянии.       — Но ты почему-то здесь. Катись к черту домой.       Она желала просто остаться одна, но не тут-то было. Сегодня у нее просто акция — посети Джессику Джонс без опаски получить в глаз. За дверью находилась пара средних лет, и только она увидела их, у нее случилось то, что в глянцевых журналах принято называть дежавю. Эти люди были ей знакомы, но она никак не могла вспомнить, где их видела. И стоило им открыть рот, все встало на свои места.       — О, извините. Это вы Джессика Джонс? — начал мужчина.       — Да.       — Мы пытались звонить, — «мой гребаный телефон лажает, когда так нужен».       — У меня телефон не фурычит.       — Но вы — Джессика Джонс, — включилась в разговор мамаша. — Частный следователь. Малкольм утвердительно покачал головой. Ему было пора. И чтобы быть уверенной, что под эту шумиху он не сможет потеряться в ее квартире, она выставила его вон с территории.       — Да, я частный следователь.       Хотя Джессика не верила во все эти пророчества и вещие сны, но послушать возможных нанимателей все-таки стояло. Вдруг дежавю не больше, чем последствия дешевой выпивки.       — Я Барбара Шлоттман. Это мой муж – Боб.       Пока все сходилось, как линии жизни на ее руке.       — Мы прилетели из Омахи, чтобы найти нашу пропавшую дочь. Джессику трясло, в ее памяти всплыл неясный фрагмент сна, она смутно вспоминала девушку: блондика, спортсменка, отличница.       — Дорогая, Хоуп не пропала. Она звонит нам раз в неделю.       — Она могла попасть в культ.       Обычное заключение мамаши из далекого городка. Но такие вот предубеждения зачастую добавляют нулей на банковский счет и добавляют солидности кошельку.       — Заходите.       — Похоже, кто-то выкрутил винты.       — Это не в первый раз, — Джессика вздохнула, принимая такой расклад утра. Никаких личного пространства и одиночества, только работа.       — Начните сначала, — словно психотерапевт, она задавала таким образом темп разговору, пока мужчина возился с входной дверью.       — Хоуп учится в университете Нью-Йорка. На спортивную стипендию, — у Джессики перехватило дыхание. — Легкая атлетика. Она капитан.       «Бинго и бинго», — подметила про себя Джонс.       Матери всегда имеют при себе фотографии ребенка, особенно когда очень гордятся им, особенно когда предмет их гордости и любви внезапно пропадает.       — Месяц назад она позвонила и сказала, что берет перерыв.       Конечно же, родители принесли фотографию с медалью. Ни тебе простой улыбчивой девчушки на заднем дворике, ни счастливого лица в кругу семьи. Они действительно очень гордятся ее спортивными достижениями. И Джессика смотрела на Хоуп, вспоминая, как она пыталась спастись из рабства Килгрейва, как пожертвовала своей жизнью, чтобы она смогла поймать его. Руки тряслись так сильно, что даже Барбара обратила на это внимание, но сочла, что Джонс перепила. Пытаясь не реветь как последняя дура, она просто слушала рассказ Барбары. Возможно, есть шанс сохранить всем жизнь. Если у Джессики Джонс получится быть героем.       — Это на нее совсем не похоже, — тем временем вещала мать Хоуп. — Она выехала из квартиры, мы не знаем, куда. Когда она ушла из команды, мы сели в самолет.       — Есть уровень, я могу повесить ее ровно.       — У нее нет уровня, Боб, — Барбару откровенно раздражало то, что муж не воспринимал ее опасения всерьез. Классика: матери чувствуют, когда что-то неладное.       — Мы обратились в полицию. Они сказали, что нет никаких признаков преступления, и кто-то посоветовал обратиться к вам.       «Скажите, пожалуйста, кто это мог быть?» — ехидничала про себя Джонс, но вслух произнесла другое.       — Хорошо, я возьмусь за это дело, — не понимая, почему просто не закрыла дверь перед их носом. В таком случае они наверняка остались бы живы.       «Да и Хоуп может просто не найтись».       — Мисс Джонс, одна надежда на вас, — Барбара практически рыдала. И Джонс просто хотелось сказать ей: «Возвращайтесь в Омаху и забудьте о своей дочери. Она уже не будет прежней».       Но никто бы на это не согласился. Матери не сдаются. А ее после таких слов могут отправить в лечебницу, и она бы согласилась, если бы это решило все ее проблемы, если бы это уберегло ее и близких от Килгрейва.