Between asps'n'pudicity

Дэхён — овца. Ёнгук осознает это, пока стягивает кожаную куртку с угловатых плеч, а ртом глотает затаённую улыбку, подстегивающую и кричащую, что Ёнгук всё делает правильно. Кто на чьи провокации ведется? Дэхён кусает ребро ладони, пока Ёнгук крепко прижимает его к стене раздевалки и нервно дергает за пряжку надоедливого ремня. У Дэхёна ощутимо стоит под мягкой облепляющей ноги джинсой и кажется он просит сделать с этим что-нибудь. «Иначе закричу». Голос Дэхёна, густой и звонкий, как цветочный мёд, прокатывается по спине, пуская в самый центр позвоночника жидкое пламя, и Ёнгук издевается в ответ, низко, утробно, гулко. Невыносимо для обоих. Дэхён выдыхает слишком громко и смотрит прямо в глаза. Кажется, Ёнгук теряется в жидком лете, которое опаляет стянутую гримом кожу чужим тяжелым дыханием, точно жарким южным ветром. Ёнгук съедает с чужих губ ягодный бальзам и раздвигает коленом едва ли крепко сведенные ноги, вжимаясь бедром в напряжённый пах. И всё-таки Дэхён — овца. В гримёрку заходят слишком неожиданно, Дэхён ведет себя слишком тихо, дышит прямо в шею, губами задевая бьющуюся в агонии жилку, и определенно не собирается останавливаться. Всё как в фильмах. Всё — по канону. Всё — до невыносимости верно. И ничего — согласно плану. Дэхён просто импровизирует. Ёнгук знает, что это испытание. Возможность быть пойманным будоражит кровь, вынуждая кусаться и скулить про себя, несмотря на то что Дэхён любит подавать голос. И всё же у них есть крепкая стена за спиной: им плевать, что о них подумают. Самое интересное в прятках спрятаться так, чтоб не нашли. Ручку запертой хлипкой дверцы дёргают как раз в тот момент, когда Ёнгук дергает за идеально уложенные волосы, сжав пальцы так, чтобы Дэхёну было больно. Ничего особенного или извращённого, просто правила игры. И Дэхён двигает свои пешки слишком правильно, вскрикивая ровно настолько тихо, чтобы шумный резонанс дверцы перекрыл звук. — Там кто-то есть? Дэхён отвечает до того, как Ёнгук успевает сформулировать более или менее правдоподобную ложь. Ёнгук считает что это не лучшая идея и голос у Дэхёна слишком… Неправильный, но может ему лишь кажется оттого что перед глазами поддёрнутые серой поволокой глаза и очень правильная усмешка: и разозлить, и раззадорить. Ёнгук скорее злится и от того лишь сильнее сходит с ума в агонии напряженного ожидания. Кажется, у Дэхёна что-то спрашивают, когда Ёнгук смыкает зубы на подставленной шее, прихватывая тонкую кожу аккуратно, но чувствительно, вынуждая Дэхёна поморщиться и толкнуть Ёнгука в плечо: не пытаясь отодвинуть, а просто предупреждая. Ответ собеседнику за дверью Ёнгук пропускает мимо ушей. Слышит только шорох лифтовых механизмов двери гримёрки и короткое на выдохе «пусти». Ёнгук не отпускает, забирается пальцами под футболку (которую еще приходится выправить из так и не расстёгнутых джинсов) и закрывает болтливый рот своим. Это всё не попытка удовлетворить нестерпимое сексуальное влечение. Это игра в го: ежедневная, многолетняя, медленная и вдумчивая. Каждый делает свой ход или пасует. И всё же, никто ни к кому не прикоснётся больше, чем того требуют негласные правила. Дэхён просит снова, Енгук вдыхает глубоко (от Дэхёна пахнет лаком и пудрой) и выдыхает медленно в приоткрытые губы. Отстраняется, отступает с завоёванных территорий, поправляет испорченную причёску и выходит за тонкую дверь. Предупреждает наступление противника и забирает с собой выигранные камни. Дэхён, конечно, остаётся там, внутри. Енгук знает, что минут двадцать его никто не сможет найти, а потом столько же стилисты будут причитать вокруг испорченного образа, поправляя макияж, укладывая заново податливые налаченные волосы. И игра замрёт до следующей провокации, когда неугасающее лето в чужих глазах позовёт в беззвёздную удушливую тьму сделать еще один шаг в партии, где никогда не будет проигравших.