Сказки по мотивам

Komm in mein Boot Die Sehnsucht wird Der Steuermann

На всем побережье уже отчетливо чувствовалось дыхание осени. Дни еще не стали короче, но ледяные ветры разгоняли утренние туманы. Пройдет пара месяцев, и их порывы заберут с собою золотое убранство берез и кленов, и лес вновь загремит голыми ветвями над волнами беспокойного моря. Но трава и листва пока еще была зелена и сочна – влага частых дождей напитывала их перед долгим забытьем. В лесах зрели грибы и ягоды, и мхи оплетали камни и почву на склоне над пропастью. Там, внизу, волны бились о серые камни, стараясь выбросить на берег то, что принадлежало когда-то земле: доски разбившихся в штормах кораблей, куски парусины. На мшистом камне, грустно наблюдая за танцем волн, сидел старик. Был он сильно сгорблен, как знак вопроса, и морщинист. Все лицо его, руки и шея были в складках прожитых лет. На лицо старика падала тень от глубоко надвинутого капюшона, так что случайному прохожему можно было разглядеть одни только впавшие щеки да острый подбородок с трещиной усохших губ. Видимо, природа наделила его тонкими изящными чертами, и в молодости он мог быть по-настоящему красив. Однако, время нещадно стерло все следы прежнего его. Старик жевал губами, чуть покачиваясь, и время от времени пинал сбитым носком сапога мешок, что лежал у ног. Мешок был полон, но не тяжел. В нем были кое-какие припасы, что помогут продержаться первое время на новом месте. Старик собирался пуститься в свое последнее путешествие, и покинул родную деревню, как делал это на протяжении многих лет, всегда возвращаясь. Но на этот раз его путь был в один конец – он это чувствовал. Старик вышел на рассвете, и за ним потянулась его стариковская тоска. Он миновал лес по старому тракту, а потом устал. Силы покинули его, и он решил отдохнуть на этом мшистом камне на краю обрыва. Присела рядом и его тоска. Он заглядывал в неспокойную воду, и ему виделось: вот он стоит на обочине дороги жизни и глядит на проносящуюся мимо молодость, а за спину его уже схватила ледяными крюками эта тоска, и мучит, и мучит, прежде чем вовсе не скинет в пропасть за собою. Грустил старик о былых временах, о том, чего не сделал, чего не нажил, чем не обзавелся. Вдруг, сухие тонкие губы, точно щель в древесном стволе, раскрылись, и ветер сорвал с них проклятие: «Ничтожен в бессилье своем, смешон, скорей бы уж черти тебя и впрям забрали!». Потом, старик посидел еще с минуту-две, и тяжело поднялся. Очередной порыв ветра сорвал с него капюшон, растрепав длинные жидкие седые волосы. Большие, на выкате, блеклые глаза старика слезились и напоминали рыбьи. Он беспомощно озирался вокруг, словно забыв вдруг, как и почему очутился в этом месте, но потом решительно подхватил мешок и начал медленно спускаться по узкой тропинке в скале вниз, к морю. По пути он подбирал камни и складывал их в мешок. Тот уже заметно оттягивал ему плечо, когда старик добрался, наконец, до самого берега и остановился на холодном песке у кромки воды. Там он замер в своем последнем бунте, взглянул в серое небо, вздохнул, и шагнул уже в воду, чтобы оставить опостылевший ему мир навсегда, как меж острых прибрежных валунов показалось хорошенькое девичье личико. - Не делай того, что хочешь сделать, старик, - крикнула ему русалка. Он остановился, пораженный чудесным явлением. Серебристый рыбий хвост девы обнимал холодный камень, голой, местами покрытой чешуею грудью она лежала прямо на морской глыбе. Голос русалки показался старику звучным, точно гул волны в гроте и звонким, как плеск воды. - Вот уж не думал, что увижу такое чудо перед смертью, - пробормотал старик. - Отступись, старик, не делай то, что задумал. Жизнь ваша людская и без того коротка, - снова сказала русалка. Пожал тогда старик плечами, и в самом деле вернулся на берег. Там он тяжело опустился на валун, кинул под ноги себе мешок, пожевал губами, и прокряхтел: - Чего стоит жизнь, когда превратишься в развалину! Вам, волшебным существам, это не ведомо. - Любая жизнь ценна. А ты, старик, прожил немало, видел, чувствовал. Неужели не жаль тебе бросать воспоминания? - Вот именно, дева, воспоминания – все, что у меня осталось. Память о тех годах, когда тело было гибко и сильно, а лицо красиво. Сколько пришлось мне обойти, скольких девушек перецеловать! Теперь вернуть это все уже нельзя. Замолчал старик, опустив лицо. Молчала и русалка. Задумчиво вглядываясь в мрачное небо, она ловила на губах дыхание ветра и думала – какого это, ощущать на них тепло поцелуя. - Расскажи мне, старик, - морская дева покинула свое убежище между камней и подплыла ближе к берегу. – Расскажи о своей человеческой жизни. Старик заглянул в бездонно-синие глаза русалки, вытер полой плаща свое серое лицо, снова вздохнул. - Было время, я любил. Были года, я ходил под парусом. Покидал и возвращался. Каждый раз – навсегда. Ошибался и гневался, прощал и предавал. Было время, я - жил. Что же теперь? Сельчане зовут меня почтенным, любая причуда мне прощается, да и не хочется уж больше проказничать. Юные девушки подходят близко, улыбаются, наклоняются, обнимают меня в шутку и из благодарности, и невыносимо это чувство – когда их упругие груди, скрытые шелковыми блузами, прижимаются к моей худой, дряхлой, гнилой грудине. Они как яркие бабочки порхают вокруг, и уже не боятся меня, я не опасен для их чести. Вот, даже ты, дева моря, и то подошла ближе, что ж ты не плывешь к молодым морякам, что ж ты не видалась со мной прежде? Он глухо засмеялся, поперхнулся, и из его горла вырвался обдирающий кашель. Русалка внимательно на него смотрела и понимала – век старика уж недолог, и если море не заберет его, то это сделает время. - Ты говоришь, старик, что любил. Но любили ли тебя? - Ох, дева, еще бы! Положа руку на сердце, - и тут он в самом деле прижал кулак к груди, - я могу сказать, что получал в своей жизни больше, чем отдавал. Судьба согрела меня в пламени любви, но не сожгла. Сгорали другие. Глаза русалки испуганно распахнулись. Однажды она видела пожар на корабле, помнила страшные крики. Люди прыгали за борт, спасаясь от пламени, и погибали в воде. Для них не было выхода. Она рассказала это старику, который все это время понимающе кивал головой, а потом спросила: - Значит, любовь – это пламя? И если ты не сгорел, то готов отдаться морю? - Такова моя судьба, дева, такова судьба… - Но почему остальных не забирает море? - Из пожара на корабле можно спастись, если вовремя отвязать шлюпку и уплыть на ней вдвоем по тихой морской глади. - Так где же твоя шлюпка? Грустно усмехнулся старик, и рассказал, что упустил свое время. Много у него было любви в жизни, но слишком ветреным был он сам. Всегда свободный, всегда ищет новое место, но всегда возвращается. Вот только не к кому ему больше вернуться. - Моя спутница – тоска. Ее не возьмешь с собою в море, только если под воду. Он помолчал, а потом со вздохом добавил: - Ах, если бы вернуть мне годы юности! Как я тогда ошибался… Он закрыл лицо костлявыми руками и хотел плакать – но не мог. Слез больше не рождали его глаза. - Я могу тебе помочь, старик, - вдруг вымолвила русалка. Он метнул на нее недоверчивый взгляд. - В самом деле, волшебное создание? Но что я могу дать тебе взамен, дитя вечности? - Я возьму немного. Отдай мне свою тоску, весь этот груз прожитых лет. Отдай мне воспоминания о пожаре любви, подари память о поцелуях, которыми тебя награждали, и ты одаривал несчетно! Старик сразу же и согласился, ведь кому нужна тоска? Плата казалась ему небольшой, а память о поцелуях – что ж, он вспомнит их заново. Налетел ураган, закружило старика, завертело. Волна окропила его солеными брызгами, услышал он гул прибоя, и словно вырвалось что-то из груди его, и скрылось в небесах белой чайкой, пронзительно и печально вскричав напоследок. Снова стал старик юношей. Едва почувствовал крепость в костях и мышцах, засмеялся от счастья, возрадовался этому дню и чудесному случаю. А русалка вновь скрылась в камнях, и наблюдала за прекрасным юношей из своего укрытия. Серьезен и кроток был ее взгляд. Прошло несколько лет, и снова осень тронула холодными пальцами побережье, и вновь мхи оплели камни на обрыве над морем, и юноша из ближней деревни появился на берегу. Он и не смотрел на волны, пока не мелькнул над ними русалочий хвост, а вскоре и сама морская дева появилась. Обрадовался он, заговорил с русалкой первым. - Все земных юношей высматриваешь, морская? – подмигнул он ей и задорно, весело рассмеялся. Русалка отвечала из-за камней: - Нашел ли ты, кого возьмешь в свою шлюпку, старик? - А ты не только красавица, но и шутница тоже. Какой же я теперь старик? Стан мой крепок и гибок, кожа гладка и нежна. Не грозны ей ни морской ветер, ни холод, ни пламя костров. Много желающих попасть в мою шлюпку, морская дева, так что и выбрать-то нелегко, - отвечал он, смеясь. – Не жалей за то, передо мною вся жизнь раскрыта. - Жизнь ваша, люди, коротка, словно вспышка молнии. - Это только кажется с высоты вечности, русалка. Спасибо, что подарила мне эту вспышку. Но одного я не могу понять – почто тебе сдалась моя тоска? - Мы живем вечно, это ты верно говоришь, старик. И с веками совсем забываем вкус времени. Твоя тоска помогает мне вновь ощутить этот мир. Я словно вижу четче, чувствую острее и понимаю, что жива. Память о том огне, что может погубить, жива во мне сейчас, твоя память. - Нет никакого огня, русалка. Это только стариковские сказки. Люди встречаются, и люди расходятся, и не к чему тратить свою жизнь на тоску, - беспечно улыбнулся юноша. Русалка смотрела на него и видела, что огонь не жалит это сердце. Грустно стало вдруг морской деве. - А почто тебе сдалась твоя молодость? Ничего не ответил молодой старик, подумав, что она снова шутит, и русалка, махнув хвостом, навсегда исчезла в море.