Eine Liebe, zwei Pistolen Einer konnte schneller zielen Nun ich bin es nicht gewesen Jetzt gehörst du ihm
В баронском замке давали бал в честь именин юной дочери хозяев. Гости танцевали, вино лилось рекой, и музыка не стихала до самого утра. Музыкантам платили вдвое, чтобы те, утирая пот, не сбивались с ритма и давали молодежи возможность танцевать до упаду. Старики образовывали кружки по интересам и, пока их дети развлекались, обсуждали дела более насущные – грядущие события, изменения в политическом климате и прочая, и прочая. - Сила в единстве, - говорил земельный сосед барону, подкручивая пышные усы. - Да, союзы на земле благословенны, - отвечал тот, с прищуром следя за кружащейся в танце дочерью. Та плясала третью кадриль, и ее высокая прическа уже немного растрепалась, но глаза светились от счастья и мышцы были напряжены, движения гибки и точны. Она была очаровательна во всем сиянии юности в этот миг. Еще не утратила нежных мечтаний, ее сердце еще было полно любовью к каждому живому существу ее маленького мира, который составляли гувернантки, нянечки, кузины и крестьянские дети из приюта, над которым они с матерью несли патронаж. Но совсем скоро пташка улетит в другое гнездо, знал старый барон, судьба уже держит ее руку в этот самый миг. С хозяйской дочкой танцевал баронет из соседних земель. Именинница пролетала в танце мимо оркестра, когда на глаза ей попалась небольшая коробочка, перевязанная красной шелковой лентой. Лежала коробочка прямо на паркете, рядом с виолончелью. Юная красавица остановила свою пару, подбежала к оркестру и подобрала коробочку с пола. Она была в недоумении – как подарок здесь оказался, развернула бумагу и просияла - внутри была милая музыкальная шкатулка, открываешь ее, и механический человечек в ливрее исполняет: Тот, кто любит, тот страдает. Ведь любви без муки нет. Хорошо об этом знает С давних лет весь белый свет. Старинная песенка пришлась по душе красавице, радостно она рассмеялась грустной мелодии, а баронет тут как тут: - Нравится вам мой подарок? - Ах, еще бы! Я давно мечтала о такой милой безделице. Он помог отнести коробочку на стол к остальным подаркам, и вот уже снова оплел руками ее тонкую талию и понеслись они в танце мимо оркестра. Никто не заметил печального взгляда бархатных серых глаз, которые следили за юной баронессой. Никто из гостей не почувствовал, как виолончель резко ушла в минор. Только дирижер чутким слухом уловил неверную ноту и прикрикнул на молодого музыканта. Тот спохватился, исправился, но взгляд его оставался задумчив. Был этот музыкант уже давно влюблен в баронскую дочку, и именно он приготовил для нее в этот день милый подарок. Но юный баронет опередил его признание. Сам не зная, почему, тот солгал, увидев, как ему показалось, ничейную коробочку на паркете. Однако, если бы юная баронесса хоть мельком взглянула бы на музыканта, то немедленно поняла бы, кто на самом деле решил сделать ей сюрприз. Но не заметила и сейчас его девушка, и с легкостью поверила юному баронету. Утром бальная зала опустела, слуги смели с дубового паркета бумажные цветы и мишуру. Праздник был закончен, а уже к полудню все окрестные земли огласила тревожная весть – война! Под высоким куполом залитой свечами гостиной на следующий день прощалась юная баронесса с баронетом, теперь уже официальным женихом ее. Грустно звучала одинокая виолончель – то прощался с красавицей молодой музыкант, которого тоже отправляли на фронт.***
Поля сражений пылали до зимы. Наступили первые холода, и стороны объявили временное перемирие. Разрешалось похоронить павших, а у оставшихся пока еще в живых солдат и офицеров появилась возможность отправить домой весточку. Возле почтового обоза, дымя в морозном воздухе, ярко горел костер. Возле него, кутаясь в грязные и дырявые шинели, грелось несколько солдат. То и дело кто-то из них подбрасывал в огонь дрова. Можно было не таиться - на стороне врага тоже зажглись огни. Солдаты тихо переговаривались, отпуская друг другу сальные шуточки насчет женщин. То и дело слышался грубый смех, но взгляды их были как никогда за последние дни мягки и мечтательны. Пусть кожа покрылась шрамами и загрубела в боях, свои сердца они пока еще сохранили живыми для любви. Каждый думал о той, которую оставил дома. И каждому хотелось послать ей несколько слов. Но вот беда – когда сердце солдата поет, на бумагу эти ноты ему не переложить. Не знали грамоты сидевшие у костра солдаты, и как же повезло им, что братом по оружию оказался настоящий поэт. Этот молодой парень сначала им не понравился – слишком был нежен и задумчив, точно девчонка. Но в первом же сражении он, не побоявшись, прикрыл собою командира, словив пулю в плечо и чудом уцелев. За это он сразу заполучил уважение всего отряда, но все равно продолжал держаться как будто особняком, и даже на благодарность командира ответил лишь сухим кивком и какой-то грустной улыбкой. Никто не знал, по чему или по кому тоскует его взгляд, да и не спрашивали. Гадали только – о матери, сестре или любимой? Но никогда не слал он никому вестей, оттого решили, что совсем одинок молодой солдат с задумчивым бархатно-карим взглядом. И все же, несмотря на свою нелюдимость, когда он услышал, что товарищи в канун рождества сетуют на безграмотность свою, сразу вызвался помочь. И сейчас, окруженный скабрезным гомоном, жаром костра и дымом курящихся трубок, он сидел, привалившись к обозу, и сочинял письмо очередной рыжей Клотильде от сердечного страдальца Отто. Находил он самые нежные, чуткие слова, и неважно, чье имя стояло в письме, все строчки, что выходили из-под его пера, были обращены к светлому лику одной-единственной, его собственной любви. Знал молодой музыкант, что сам никогда не осмелится написать юной баронессе, но грудь его разрывалась от накопленных в ней слов о любви и страдании, они звучали в нем как печальная и страстная мелодия виолончели. Потому и согласился писать чернявым Изольдам и шатенкам-Мариям, и получали девушки по всем землям исполненные искренним чувством любви письма, и вздыхали по своим Гансам и Освальдам. И сжималось женское сердце каждый раз, ибо читало между строк тоску по какому-то иному, неведомому образу, некой недостижимой мечте. Такие письма сочинял солдат-музыкант, когда подошел к кострищу сам командир. Заинтересовало его, отчего солдаты так веселы, зажгли такие яркие костры и собрались там, у обоза. Смущаясь, показали они ему «свои» письма, и подивился командир, молодой баронет, изящности слога и искренности фраз. Вспомнил он тут же о своей дилемме – давно уже собирался написать невесте, да все никак не выходило. Словно загрубело в боях его сердце, как будто растерял он учтивую ловкость и легкость светского обращения. Подумал об этом командир и решил тоже попросить помощи у солдата, что так со словом виртуозно обращался. - Будь здоров, солдат, и благодарность мою прими еще раз, что жизнь спас в первом бою. Должник я твой навек. И он чуть приподнял треуголку в знак почтения. Солдат вскинул на него растерянный взгляд и вскочил с места от неожиданности, так, что посыпались с колен бумага и перья, и только в последний момент он успел подхватить чернильницу. - Прошу прощения, командир. Благодарю за теплые слова. Как обычно, сухо произнес солдат и отвел глаза. - Не сочти, что я спешу злоупотребить твоими добрыми качествами, но не окажешь ли ты мне еще одну услугу, солдат? - Конечно, командир, что изволите приказать? Улыбнулся баронет, ведь думал о своей просьбе скорее как о дружеской услуге, а не о приказе. Замялся он на миг, а потом осторожно объяснил солдату всю тонкость своей просьбы и был приятно удивлен, когда тот вновь обратил на него свой взор, который вдруг зажегся живым интересом. Заалели щеки у солдата, словно тот разволновался, и с похвальным, как отметил офицер, рвением, тот сразу принялся за работу, лишь докончив предыдущее послание. С тех пор не соглашался он сочинять для своих товарищей по оружию, а только для командира работал. Пошли слухи по отряду, что совсем зазнался молодой солдат, ведь ему даже место в своей палатке командир выделил. Поставили там специально перегородку, удобную кровать и стол со всеми необходимыми письменными принадлежностями. Даже духи баронет раздобыл, чтобы бумага пропитывалась их легким ароматом и чтобы юная баронесса не чувствовала запахов походной жизни, столь от нее далекой. Но не нужна была вся эта внешняя мишура молодому музыканту, у которого оказалась душа поэта. Из всего этого комфорта ему была ценна только одна роскошь – возможность написать ей, пусть от чужого имени. И он сочинял. Покрывал бумагу словами, словно поцелуями ее нежную кожу. Заключал фразы, словно ее тонкий стан в жаркие объятия. Он сочинял много и жадно, набрасывался на бумагу, как нищий на горячий ужин. Он сочинял и подписывался именем командира, а потом ему стали приходить ответы, только он о них не знал. Читал те письма сам молодой баронет, и на губах его расцветала улыбка, хотя сердце и оставалось холодным. Ему нравился сдержанный слог своей невесты, в котором среди неловко оброненных фраз сквозили страстные порывы. Впрочем, в силу своей юности она сама, возможно, и не подозревала обо всей глубокой значимости этих случайных слов. Молодая баронесса была тронута и взволнована письмами от своего жениха, глубоко в ее душе разливалось тепло, и словно кто-то незримый нежно обнимал ее плечи, когда она читала. Подолгу сидела она у окна, мечтательно глядя в морозную даль и думая о чем-то, а потом заводила музыкальную шкатулку и та, вторя письмам, пела ей о любви, пока гувернантка расчесывала перед сном ее волосы. Бывало, что переживал молодой музыкант, когда заканчивал очередное письмо, что не знает красавица, кто на самом деле ей пишет. «Ах, если бы она только догадалась!», - думал он тогда, но тут же себя одергивал. Что с того, что она узнает? Разве обратила бы она и тогда внимание на его ничтожную личность? Но душевные муки не оставляли бедного скромного музыканта, и когда до них дошли вести, что они могут отправиться на пару дней домой, от счастья ему перехватило дух – он снова увидит, хоть мельком, свою далекую любимую! Но не знал он тогда, какие муки суждено ему вытерпеть, наблюдая, что смотрит она влюбленными глазами не на него, а того, кто рядом. Только ему она цитирует строки писем, написанных чужой рукой. Только с ним она вновь танцевала весь последний вечер, совсем не обращая внимания на одинокую виолончель, которая играла до глубокой ночи только ради нее. Отчаялся музыкант тогда, и решился раскрыть ей всю правду. Написал он о своих чувствах так, как никогда не писал прежде. Вложил он в строки столько страсти, что должно было это иссушить его душу, но, казалось, только еще больше наполнило ее. На одно только не решился музыкант – назвать своего имени. Написал в конце только: «Одинокая виолончель Вашей любви…». Письмо он передал гувернантке юной баронессы, столкнувшись с нею после бала в коридоре. Ему показалось, что он напугал девушку – руки ее задрожали в тот момент, когда они встретились, щеки залил румянец. Поспешно согласилась она выполнить его просьбу, схватила записку и скрылась в покоях хозяйки. В сладостном волнении, музыкант отправился собирать свой дорожный мешок – наутро они вновь отправлялись в лагерь. Не знал он, что в тот же момент, как двери за гувернанткой захлопнулись, девушка быстро развернула ничем не скрепленное письмо, пробежала по его строкам, и слезы брызнули у нее из глаз. Давно она была тайно влюблена в музыканта, каждый раз встречая его на балах и музыкальных занятиях, куда сопровождала баронессу. Узнала она на этот раз витиеватый почерк и знакомые обороты, почувствовало сердцем ту же тоску, что пропитала предыдущие письма, и поняла, чья любовь на самом деле стоит за нежными фразами. Бывало, что когда всходила луна и она расчесывала волосы хозяйке перед сном, краем глаза гувернантка следила за строками, которые читала баронесса. Бывало, что просила совета у нее молодая хозяйка, какие фразы лучше подобрать для ответа. Мечтательно она вздыхала потом по ночам – ах, если бы те слова были обращены ей! В отчаянии, она схватила перо, и, аккуратно подделав почерк, вывела в конце последней фразы инициалы баронета, а позже передала послание хозяйке.***
Музыкант в солдатской форме стоял в большой зале и ждал с замиранием сердца, когда она выйдет. Он измучился за ночь, не сомкнув глаз, но был уверен, что сила его любви окажется сильнее, и его удостоят хотя бы взглядом. Наконец, они спустились. Баронет вел под руку свою прекрасную невесту, и она никого больше не видела вокруг, кроме него – так тронуло ее сердце то последнее послание. Дежурно раскланялась она со всеми, холодно и равнодушно скользнув взглядом по одинокому солдату, а потом вдруг тихонько рассмеялась шутке, сказанной молодым баронетом ей на ухо. Глаза ее заискрились таким счастьем в тот миг, что не выдержал этого скромный музыкант и незаметно сбежал из залы. Никто не заметил его отсутствия, кроме гувернантки, что стояла позади своей молодой хозяйки. Грустно проводила она его своими туманно-карими глазами, которые никогда не сверкали так же ярко, как голубые глаза баронессы. В волнении, оправила она скромные кружева на юбке, которой никогда не быть столь же пышной, как у ее хозяйки. Вдруг со двора донесся оглушительный звук выстрела, и все в испуге бросились к окнам. Там, на плацу, умирал солдат.