Список

Я не собирался плакать на твоём плече, Просто послал тебе приглашенье. Но в самый разгар торжества Я не выдержал и сдался. «Carry that weight», «The Beatles» Пока Гермиона поудобней устраивалась на своей половине кровати, Блейз кое-что решил для себя. «Я буду честен, но — до определенного момента и только в зависимости от её ответа на простой вопрос. Всю жизнь я скрывал свою особенность ото всех: от матери, её многочисленных мужей и даже от друзей. А сейчас я впервые чувствую, что могу быть честным и свободным, но только с этой конкретной женщиной. Я хочу быть честным с ней! Что она со мной сделала? Не дай Мерлин, превращусь в гриффиндорца! Спаси и сохрани меня, хладнокровный слизеринский змей!» Гермиона торопливо сунула подушку под голову и с запинкой произнесла: — Ой… Ладно… Давай, ты первый, Блейз… Ему осталось только задать самый простой и самый важный вопрос, от ответа на который зависело: будет ли он честен с ней и поделится ли тайной: — Ты влюблена в одного из змеёнышей? Гермиона моментально села, словно её пружиной подкинуло, и во все глаза уставилась на него. Выражение взволнованного лица сказало Блейзу обо всём, что ему необходимо было знать. Грейнджер влюблена, и он даже догадывался в кого. Ответ повис в воздухе между ними невысказанный, но оглушающе громкий. Когда молчание стало невыносимо тягостным, Блейз решил использовать новую хитрость. Накрыв её руку своей, он предложил: — Забудь про этот вопрос, милый детёныш, я уже понял, что всех нас ты любишь одинаково сильно. А вот что я действительно хотел бы узнать: сколько тебе было лет, когда ты потеряла девственность? Облегчённо вздохнув оттого, что не пришлось отвечать на первый вопрос, Гермиона честно призналась: — Двадцать. — Чтоб я провалился, малышка! Двадцать? Серьёзно заявляю: тогда тебе ещё многому надо научиться. Слава Мерлину, ты ещё молода, и вся жизнь впереди… И кто же первый вишенку сорвал? Всё прошло строго по правилам или были маленькие отступления? — ухмыльнулся он. — Просто я слишком устала думать о том, стоит ли это сделать с тем, кто находился рядом в тот момент или подождать ещё кого-то, более достойного! Как думаешь, кому же так крупно повезло? — парировала она с улыбкой. Блейз выпрямился, словно проглотив кол, и его красивое лицо смешно вытянулось. — Если ты заставишь произнести его имя вслух, я окажусь в дурацком положении, потому что меня точно вырвет на твоё симпатичное маленькое покрывало. Так что давай оставим всё как есть. Мне и так поплохело оттого, что это случилось с тобой так поздно, а уж если это произошло с тем, о ком я подумал… это меня вообще прикончит… Гермиона шлёпнула ладонью по его груди. — А сколько тебе было лет? — Четырнадцать. — Четырнадцать?! — взвизгнула она. — Но это же… так рано! Слишком рано! — Скажи это нынешней жене четвёртого мужа моей матери, поскольку именно она совратила меня. Правда, на тот момент она не была замужем. Посмеиваясь, Блейз словно невзначай положил ладонь на её бедро. Гермиона не могла отвести от него глаз. — Прозвучало, как что-то кровосмесительное. Вы там все родом не из Гоморры случайно? Он по-прежнему улыбался. — Для меня это прекрасное воспоминание, поэтому, пожалуйста, не пытайся очернить его своей нудной маггловской моралью зажиточного буржуа. То, что парень потерял невинность совсем молодым, и то, что он самую малость увлекается чем-то из репертуара садо-мазо (и не смотри так удивленно), костюмами для ролевых игр и разными приятными игрушками, не делает его извращенцем. Но ты угадала: из Гоморры, точно, — он притянул Гермиону чуть ближе. — Моя очередь задавать вопросы. Итак, номер два: со сколькими мужчинами ты спала? — С одним, — последовал быстрый ответ. Настала очередь Забини шокировано вскрикнуть. — С одним! Боже мой, малышка! Да ты почти девственница! В конце твоего тоннеля даже света не увидишь! Гермиона, не выдержав, рассмеялась и хлопнула его ладошкой по груди. — Чёрт возьми! Видимо, я неправильно поняла твой вопрос! — она закрыла лицо руками, чтобы скрыть смущение. — Ты такой развратник, что я подумала, ты имеешь в виду «со сколькими мужчинами одновременно»! — Я же предупредил, что не извращенец, — рассмеялся он в ответ. Протянув руку, он отвёл узкие ладошки, чтобы увидеть её лицо. Гермиона лежала на спине, и Блейз внимательно всматривался в неё. — Иногда ты так невинно мила... Тебе, наверное, кажется, что у меня жалкая, мутная, грязная душонка… — Совсем нет! Хотя, думаю, стоит теперь называть тебя Калигулой… в шутку. — Он был известен своей сексуальной извращенностью, так что спасибо, — Блейз улыбнулся и, всё ещё неторопливо водя по её руке кончиками пальцев вверх-вниз, спросил: — Итак, вернёмся к моему вопросу. Сколько, малышка? Мне нужна конкретная цифра прямо сейчас. Играя с пуговицами на его рубашке, Гермиона потянула первую из них. — Первым был Рон, — выщелкнула другую, — вторым — мой парень из универа, — нажала на следующую, — третий — тот, о ком я сильно сожалею, — похлопав по руке, толкнула его так, что он упал на подушки, и, придвинувшись лицом к лицу, произнесла: — а номер четыре… номер четыре — Эдриан Пьюси. Она чуть снисходительно потрепала его по животу и рассмеялась. — Что?! Обескураженный такой новостью, Забини пихнул Гермиону, уложив на спину и оседлал её, усевшись на бёдрах. Поймал тонкие запястья, прижал их к постели рядом с её головой и совсем близко придвинулся к порозовевшему лицу. — Выкладывай, Гермиона Грейнджер! Я хотел спросить: «Почему ты не вышла замуж за Уизли», но пошёл он к чёрту! Ты просто обязана рассказать мне все подробности об Эдриане Пьюси! Вот же скрытный ублюдок! Он ни одной душе не говорил об этом! — И не скажет, верно? — пробормотала Гермиона, силясь высвободить руки из крепкой хватки, хотя и понимала бесполезность своей борьбы. — Да и признаваться особо не в чем. — Он оказался плох в постели? Я так и думал. У него всё на лице написано. Покровительственно взглянув на неё, Блейз выпустил тонкие запястья из рук, но так и остался сидеть на бёдрах. Она вздохнула. — Нет, это не было плохо. Просто это случилось, и мне не стоило об этом рассказывать. — Это произошло недавно? Гермиона кивнула. — Не то чтобы совсем недавно, но это был мой последний секс, — она снова начала сопротивляться, пытаясь свалить его. — Хватит вопросов и слезь с меня. Я не стану больше ничего говорить на эту тему. Блейз отодвинулся, и она легла на бок, отвернувшись. — Ты никому об этом не расскажешь, хорошо? Он успокаивающе поглаживал ладонью её руку. — Никому ничего не скажу, обещаю, — и, поцеловав в плечо, добавил: — Но я должен задать ещё один вопрос. Гермиона насторожённо смотрела на него через плечо. — Ты ведь не любишь его, правда? Снова отвернувшись, она сказала: — Нет-нет… Я не люблю его. Ничего подобного. — Я так не думаю, ну, да ладно, — мягко возразил он. — Может, вернёмся к теме брака? Почему ты не замужем, детёныш? Учти: это лишь четвёртый вопрос. То, что я спрашивал тебя о любви к Эдриану, не считается. Вздохнув, Гермиона придвинулась к краю постели. Сев и свесив ноги, она уставилась на стену напротив. — Почему мы снова вернулись к этой набившей оскомину теме? Совсем рядом, на тумбочке возле кровати, лежала книга, в которой была спрятана вторая страница списка. Сейчас, глядя на неё, Гермиона в который раз думала о том, как же сильно ей хотелось выйти замуж. — Так сложилось, что для меня это невозможно. Она начала подниматься, но почувствовала, что запястье обхватила большая тёплая ладонь, и оглянулась. Блейз уселся посреди кровати и пообещал: — Я не задам больше ни одного вопроса о браке. Клянусь… Вернись и давай закончим наш разговор. Хищно ухмыльнувшись, она решила, что в этой игре могут участвовать двое, и снова опустилась на постель. Желая подразнить, она игриво поинтересовалась: — Хорошо, но теперь моя очередь задавать вопросы. А сколько мужчин было у тебя? Гермиона спросила, желая перевести всё в шутку, но Блейз выглядел на удивление серьёзно и спокойно. «Она даже не понимает, что подарила мне прекрасную возможность раскрыть тайну». Отрешённо разглядывая потолок, он ответил: — Я действительно не считал. В отличие от почти целомудренной тебя, встречавшейся только с четырьмя партнёрами, я был с таким количеством мужчин и женщин, что сбился со счёта. — Ой… — только и удалось ей выдавить из себя. Это был самый глупый ответ в такой ситуации, но ей больше ничего в голову не приходило, настолько она опешила от признания. Наступившая тишина подсказала Блейзу, что она была ошеломлена произошедшим. — Мой ответ тебя шокировал? — Да, — честно ответила Гермиона и, повернувшись к нему, по-прежнему сидящему на середине кровати, спросила: — Значит ли это, что ты гомосексуалист? Он рассмеялся. — Отважная маленькая гриффиндорка. Ты бы ещё мою задницу спросила об этом. Только ты можешь интересоваться о таких личных вещах в упор, без обиняков, не отводя глаз и не стыдясь заданного вопроса. — Ну, извини. Мне и дальше следовало молчать? Котёнок вернулся на кровать и забрался к хозяйке на колени. Они вместе начали его гладить: Гермиона — по голове, а Блейз — по спинке. — Нет, можешь задавать свои вопросы… Я не гомосексуалист. Думаю, если бы мне всё-таки пришлось определяться, я бы назвал себя бисексуалом. Я верю в любовь к человеку… Мужчине или женщине — не важно. Меня привлекает личность, а не пол, если ты понимаешь, о чём я. Ты снова шокирована? Гермиона улыбнулась и объявила: — Нет. У меня был дядя-гей, двоюродная сестра моей мамы — лесбиянка, и Чарли Уизли — тоже гей… Хотя предполагается, что это секрет, так что никому не говори. В общем, для меня твоя сексуальная ориентация не имеет значения… Кто-нибудь из друзей знает об этом? Блейз сделал вид, что внимательно разглядывает котёнка, сглотнул ком, подкативший к горлу и, не поднимая глаз, ответил: — Нет. — Стыд и срам! Они — твои лучшие друзья! Как ты можешь скрывать от них что-то настолько важное о себе, — Гермиона вернула зверька на пол и взяла Блейза за руку. — Ты сказал, что веришь в любовь к человеку, не принимая во внимание его пол. Ты влюблён сейчас? Я… пытаюсь узнать… ну… тоже самое, о чём ты меня спрашивал в самом начале. Ты влюблён в кого-то, но боишься признаться, какой ты на самом деле? Блейз бросил на неё острый взгляд. — Почему ты спрашиваешь об этом? — Просто… Ты всегда кажешься таким грустным. В тебе таится какая-то тоска. И до меня однажды дошло: раз ты скрываешь от друзей что-то настолько важное, как сексуальная ориентация, значит, к кому-то из них ты питаешь глубокие чувства. Это слишком тяжёлый крест, чтобы нести его в одиночку. И я тебя понимаю: чем более глубокие чувства мы испытываем к кому-то, тем больше пытаемся скрыть от него. Блейз расплылся в улыбке и схватил её в объятья, заставляя вскрикнуть от неожиданности и засмеяться. Перекатившись по кровати так, чтобы уложить её на себя, он сказал: — Прозвучало словно какая-то цитата из чёртовой маггловской книги по психологии. Усмехнувшись, Гермиона положила голову ему на плечо. Боже, от него так хорошо пахло… И, возможно, он был прав: разглядеть в каждом, что у него внутри, а не снаружи — самый верный способ понять человека и полюбить по-настоящему. Блейз ласково гладил её по волосам и спине, а потом перекатился, так что они оказались лежащими лицом к лицу. — Позволь мне сделать то же самое для тебя, Грейнджер, — он дождался, когда Гермиона подняла на него глаза. — Вот ты сейчас катаешься со мной по всей кровати, и я знаю, что твоя прогулка с Драко вчера наверняка была не так уж целомудренна. И выход в клуб завтра с Маркусом обязательно будет откровением в том же духе. А ещё ты призналась, что встречалась всего лишь с четырьмя мужчинами. И сохранила девственность до двадцати лет, отдавшись человеку, которого, несомненно, любила и мечтала в своё время выйти за него замуж. — И? — протянула Гермиона, не понимая к чему он клонит. — И… — Блейз обхватил её лицо ладонями и продолжил: — Твоя неожиданная сексуальная свобода совершенно несвойственна той Гермионе Грейнджер, которую мы знали и боялись в школе. И это снова заставляет меня задаться вопросом: почему ты стала вести себя так и что скрываешь от нас? Гермиона слегка напряглась. «Ему что-то известно? Или это просто подозрения? Он знает о проклятии? И почему считает, что я что-то скрываю?» — Я не знаю, с чего вдруг у тебя сложилось подобное мнение, но я ещё не настолько далеко зашла на тёмную сторону… и всё такое. Нет у меня никакой сексуальной свободы, и скрывать мне нечего. — Неужели? Спорить готов, что даже просто поцелуи с Малфоем противоречат характеру чопорной Гермионы Грейнджер. Могу поставить на кон последний галлеон, что из всех людей на планете я — последний, с кем бы прежняя Гермиона Грейнджер стала валяться на кровати. Если ты не можешь быть честной со мной, а просто хочешь удовлетворить свои низменные сексуальные потребности, то нет смысла снова спрашивать тебя: любишь ли ты кого-то из моих друзей. Подумать только, ведь я был честен, когда мы говорили о моих сексуальных предпочтениях, но для тебя это не имеет значения. Возможно даже, что ты так поступаешь с Малфоем и со мной, чтобы обратить на себя внимание другого змеёныша или заставить его ревновать? В таком случае, я не хочу в этом участвовать и не позволю себя использовать подобным образом. Гермиона рассердилась, услышав его обвинения, но и немного расслабилась, потому что Блейз ошибался насчёт её мотивов. — Поверь мне, нельзя никого использовать, пока он сам этого не позволит, и чья-то ревность не имеет абсолютно никакого отношения к моей новообретённой сексуальной свободе, как ты это называешь. Не уверена, что я назвала бы это так… Внутри я до сих пор всё та же — с тем же складом ума, той же моралью и теми же чувствами. То, что я позволила вам помочь мне с реализацией списка, просто не в силах изменить меня и мои личные качества. И я уверена, что кому-кому, но не тебе судить меня и мотивы моих поступков. Если я к кому-то неравнодушна, исключительно моё право — признаваться этому человеку в любви или нет. Мне кажется, тебе подобная ситуация очень и очень знакома, Блейз. Он чувствовал себя, как провинившийся мальчишка-сорванец, которого основательно отчитали. — Прости меня, малышка. Я не хотел тебя обидеть, — одну за другой он поцеловал ей обе руки. — Мне знаком тип женщин, к которому ты принадлежишь. Ты можешь заставить клубок змеёнышей сбросить старую загрубевшую кожу, поменяв её на новую, более тонкую и чувствительную. Из-за тебя мы стремимся стать лучше. И хотя нам не нужно, чтобы ты менялась, но… — Блейз провёл пальцем по её лицу, — ничего нет плохого в том, чтобы проявлять любовь и восхищение разными способами, в том числе, прости мой грязный язык, блуд, секс — называй это, как пожелаешь… Прежде чем Гермиона смогла что-то возразить, он приложил палец к её губам. — Я не прошу чего-то невозможного, вроде луны с неба, малышка. Будь той храброй, смелой девушкой, какой я тебя всегда знал, вот и всё. — Неужели?.. Не подскажешь, что бы мне такое сделать, чтобы доказать свою храбрость? Рискнуть и переспать со всеми вами? Тебе как больше нравится? Одновременно со всеми или с каждым по отдельности? А если я не решусь на это, значит, я уже не та отважная гриффиндорка, какой была раньше, так что ли? И это мне говорит человек, который сам недостаточно смел, чтобы ответить: влюблён ли он в одного из змеёнышей! Почему тогда я должна отвечать на твои вопросы? Вот теперь настала очередь Блейза окаменеть. «Боже… Гермиона Грейнджер, умная, стойкая гриффиндорская малышка уже всё поняла сама». Всё так же не выпуская её рук из своих, он тихо спросил: — Почему ты решила, что я испытываю чувства к одному из моих друзей? Я ведь даже не упоминал о них… Гермиона замерла. «Он, правда, не…» Она оттолкнула его, решив окончательно уйти, и Забини легко её отпустил. Не произнося и слова, она начала собирать разбросанную по комнате одежду. Блейз, словно ничего не случилось, остался лежать на кровати, скрестив ноги в лодыжках, прикрыв глаза ладонью и уложив котёнка себе на живот. С наигранно беззаботным выражением лица он наблюдал в щёлку между слегка растопыренными пальцами за Гермионой. «Откуда она узнала, что я влюблён в друга? Поняла ли она, кто он? И не был ли этот змеёныш именно тем, которого любит она?» Гермиона спокойно ходила по комнате и собирала разбросанную одежду, обувь, ещё какие-то предметы женского гардероба, а Блейзу вдруг сдавило грудь, щемящее чувство тоски накрывало его всё сильней. Пока Гермиона развешивала вещи, Забини неожиданно вскочил с постели и по-кошачьи грациозно спрятался за открытой дверью в гардероб, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Он понял, что, должно быть, задел Грейнджер за живое. Затронул больную тему, да ещё как! Блейз всегда был наблюдательным человеком, таким же внимательным, как и Гермиона. У него сердце замирало от подозрения, что оба они влюблены в одного и того же человека. И если это так, тогда Мерлин им обоим в помощь, потому что Блейз совсем не был уверен, что этот змеёныш был способен ответить на чьи-то чувства. Гермиона вышла из гардеробной и увидела, что смятая постель пуста. «Блейз наверное ушёл. Должно быть, я его обидела…» Внезапно она почувствовала себя уставшей и расстроенной. Хотелось забыть обо всём, принять расслабляющую ванну, выпить чашечку чая, а потом лечь и забыться. Она через голову стащила рубашку, сбросила джинсы и пошла к выходу из спальни в одних лишь трусиках и бюстгальтере. — Ты не показывала мне этот комплект сегодня, — произнёс Блейз со своего места у стены. Гермиона медленно развернулась. Почему-то совершенно не удивлённая звуком его голоса, она не потрудилась даже прикрыться руками. — Мне показалось, что ты ушёл. — А мне показалось, ты говорила, что все твоё нижнее бельё белого цвета, но эти трусики «в горошек», а бюстгальтер синий. Она растерянно опустила глаза, словно в первый раз оглядывая бельё, и снова посмотрела на него. — Блейз… Гермиона больше ничего не сказала... Она не знала его намерений, да и не хотела знать, но понимала главное: каким-то образом сегодня они стали намного ближе друг другу, раздвинули границы общения. Но вместе с тем между ними возникло какое-то странное, почти неприятное чувство и теперь, устав от всех этих перемен, Гермиона прервала затянувшееся молчание: — Ты должен уйти. — Не раньше, чем ты ответишь на мой последний вопрос. Приближался вечер и свет, льющийся из окна, всё больше окрашивался в тёплый бледно-оранжевый цвет. Он придавал лицу Блейза необыкновенное, удивительное свечение, от которого тот казался ещё более красивым, печальным и даже… опасным. «Возможно, я сама вынудила его быть таким настойчивым? Наверное не стоило давить так сильно… Не знаю… Мне уже всё равно». — Никаких больше вопросов, — объявила она. — Даже думать об этом не хочу. Сердце сжималось при одной мысли о последствиях её ответа. Гермиона чувствовала себя беспомощной и одинокой. Ощущая неудобство, она с тоской мечтала о том, чтобы Блейз поскорее ушёл. «Куда исчезла та лёгкая игривость, с которой мы разговаривали?.. Если он будет доставать меня этим вопросом и дальше или ответит на мой, я уже не смогу с ним общаться как прежде». — Пожалуйста, уходи. Гермиона достала халат, висевший на крючке с задней стороны двери гардероба, и накинула на плечи. Она присела на край кровати, сдвинув колени и некрасиво расставив ступни, положила руки на бёдра и устало свесила голову. Блейз видел, что она измучена, а ему совсем не хотелось, чтобы она так себя чувствовала. — Тогда позволь простой вопрос, малышка. Последний. В конце концов, один ты всё же осталась мне должна. Гермиона, вздохнув, пожала плечами. — Я тебе ничего тебе не должна, но, так и быть, ещё один вопрос можешь задать. — Ты любишь Тео? Она вскинула от удивления ставшие огромными глаза, и Блейз понял, что попал в самую точку. Настолько ясно всё было написано на этом изумлённом лице, что ответа не требовалось. Он мрачно поджал губы. «По крайней мере, у нас у обоих отличный вкус в выборе мужчин. Но почему она кажется такой грустной, почему нет даже тени надежды? Правда, Теодор всегда держится холодно и отстранённо, словно и не подозревает о своей привлекательности, но теперь это не имеет ровным счётом никакого значения. Потому что два очень милых человека (я и Гермиона) влюблены в него. Осталось только убедить в этом самого Нотта… Я знаю, что мне делать! Сам я никогда не решусь признаться Тео в любви, зато в моих силах помочь Гермионе показать, что к нему чувствует ОНА». Блейз ощутил себя Пигмалионом, создавшим свою Галатею. «Я не только помогу ей одеться на встречу с Маркусом, не только научу её пению, чтобы помочь выполнить один пункт из списка, но ещё и организую всё так, чтобы Тео тоже по-настоящему полюбил её. Пусть он никогда не ответит на мои чувства, зато будет счастлив с Гермионой. А значит, пусть косвенно, но я тоже получу какую-то частичку его любви». Опустившись на колени, Блейз обнял её ноги. — Можешь молчать… Потому что я уже знаю ответ… Протянув руку, он нежно коснулся её щеки, и Гермиона ласково погладила его короткие чёрные волосы. Тёмные, грифельного цвета глаза улыбались ей, а сильные руки медленно стягивали с плеч халатик. — Я знаю, кого ты любишь, ведь я тоже люблю его, — продолжил Блейз. — Видишь, я всё же ответил на твой вопрос. Целуя обнажённое плечо, он медленно провёл ладонями по её рукам, чувствуя, как под пальцами кожа покрывается мурашками. — Думаю, нам надо любить друг друга, пока мы ждём, когда Тео поймёт, что тоже любит одного из нас. Хотя Блейз и знал, что Тео, в конце концов, отдаст свою любовь только Гермионе, но смирился с этим: наверное, так будет правильней. Воздух между ними словно загустел от вырвавшихся наружу чувств и эмоций. Блейз встал и с непринуждённостью, которой можно было только позавидовать, скинул с себя рубашку и джинсы (пальцы его буквально летали над одеждой, расстёгивая пуговицы) и встал всего в нескольких сантиметрах от неё совершенно голый. Он был великолепен во всех отношениях. Под смуглой, мерцающей мягким перламутровым блеском кожей мышцы так и перекатывались. Гермиона не хотела показывать, что смущена его действиями, напугана… да что там… чрезвычайно встревожена, поэтому, стараясь не показывать охватившей паники, произнесла: — Ты мне говорил, что влюбляешься в человека, а не в его пол… Но ты ведь не любишь меня, тогда объясни, что здесь происходит? — Ах, милый маленький невинный детёныш, — легкомысленно сказал он, усмехнувшись хоть и криво, но искренне. — Не могу отрицать, что ты меня заинтриговала. Я хочу тебя… Я. Хочу. Тебя… Ты прекрасна. К тому же у нас у обоих есть страхи. Твои и мои. Вместе нам будет легче их преодолеть. Обняв за талию, Блейз потянул её за собой и заставил встать рядом только для того, чтобы ловко бросить на кровать. Не давая очнуться, он, словно змея, скользнул к ней с ухмылкой на лице и продолжил: — Помнишь, я сказал, что боялся тебя в школе? Могу добавить ещё кое-что: ты тоже боишься меня… верней, того, что я для тебя олицетворяю. — И что же ты такое олицетворяешь? Чего я могу бояться? — спросила Гермиона, сложив руки на груди, прямо над бешено колотящимся сердцем. — Того, что сейчас произойдёт… — Блейз нежно поцеловал её колено. — Ты боишься освободиться от своей старой морали и наизусть заученного кодекса поведения… — поочерёдно коснулся губами бёдер, — боишься сексуальной свободы… — чмокнул в живот, — и показать настоящую себя… — развёл в стороны её руки и поцеловал ложбинку между грудей, — боишься, что снова придётся чего-то бояться… Но теперь забудь об этом — Блейз рядом. Ничего не бойся… У Гермионы невольно вырвался быстрый нервный смешок, а голос сорвался на писк: — Ты издеваешься. С сегодняшнего дня я так тебя и начну звать: мистер Провокатор. Потому что всё, сказанное тобой — бред. Она говорила, а сама чувствовала, как в теле всё сильней нарастает томящее напряжение, а дыхание становится тяжёлым и неровным. — Милый детёныш, я не собираюсь дразнить тебя или провоцировать, и ты, определённо, скоро будешь звать меня, но по имени и довольно громко… или просить меня о большем… а возможно, я услышу и то, и другое… — он лизнул гладкую, изящную шею, а рукой сжал прикрытую бюстгальтером грудь. — Блейз, прекрати, — Гермиона из последних сил пыталась оттолкнуть его. — Это ведь шутка, правда? Она не могла вспомнить, когда последний раз чувствовала что-то подобное: кровь стремительно бежала по венам, стуча в виски, и дышать становилось всё трудней, особенно когда Блейз поддел бретели лифчика пальцами и стянул его, оголив грудь. Прикрываясь руками, Гермиона продолжала настаивать на ответе: — Что здесь происходит? Убрав сначала одну её ладонь, потом другую, Блейз поцеловал её прямо над сердцем и ответил: — Мы собираемся изменить один из твоих ответов на мои вопросы. С сегодняшнего дня у тебя будет уже не четверо мужчин, а пятеро. Можешь рассматривать это как плату согласно нашему договору, детёныш. Чувственный рот, скользнув по коже, обжёг её губы горячим дыханьем, даря мимолётное прикосновение, похожее скорей на невесомую дразнящую ласку, а не на обыкновенный поцелуй. Спустившись ниже, Блейз не обошёл вниманием стройную шею, побаловал чувствительную кожу за ушком и, чуть прикусив аккуратную маленькую мочку, прошептал: — Ты красавица, Гермиона. Она, правда, чувствовала себя красивой, лёжа под ним. Происходящее походило на сон. Блейз снял с неё трусики и продолжил целовать и касаться. А Гермиона, хоть и удивлялась, почему позволяет проделывать всё это с собой, точно знала, что не собирается останавливать его. Поэтому она вполне разумно решила, что можно просто наслаждаться, вместо того, чтобы глупо ломать голову, выискивая проблему там, где её нет. Гермиона прошлась руками по его плечам, спине, груди, чувствуя как под тёмной, гладкой, горячей кожей перекатываются сильные мышцы, затем опустившись ещё ниже, обхватила ладонью его член, пульсирующий между их телами. Блейз задохнулся, не отводя взгляда, хриплым, прерывистым голосом простонал: — Моя смелая… малышка, — и овладел желанным ртом. Его рука ласкала упругую грудь, губы выпивали всю её без остатка, иссушая страстными поцелуями, дерзкий язык жалил и зализывал, даря удовольствие. Горячий член от ритмичных движений её ладони увеличился в размерах, становясь всё твёрже и тяжелее, но Блейз вдруг отстранился, мягко взяв её за руку, и сказал: — Нам некуда торопиться. Не отрывая от её лица глаз, он опустил руку между точёных бёдер, и закружил чуткими пальцами по разгорячённой нежной плоти, одновременно лаская ртом грудь, обводя языком затвердевший сосок, втягивая и посасывая его. Теряя контроль над собственным телом, Гермиона закрыла глаза и с головой погрузилась в изысканное удовольствие, что дарили ей чувственные ласки Блейза. Он остановился лишь на мгновение, чтобы развести её колени и удобно устроиться между ними. Принося томительное наслаждение, доводя её до экстаза руками, губами, языком, он заставил кричать её снова и снова. Когда Гермиона, обессиленная и податливая, в безмятежной упоительной неге раскинулась на кровати, он вернулся к её рту, попутно целуя бёдра, живот, грудь, шею. Стоило Блейзу полностью накрыть желанное тело своим, в ту же секунду он, наконец, толкнулся в тесную влажность только для того, чтобы сразу отступить назад. Гермиона смотрела ему в лицо, пока он снова и снова повторял один и тот же цикл: лаская грудь губами, полностью погружался и так же полностью выходил из неё. Этот размеренный, постепенно нарастающий темп высвободил какую-то ликующую нежность, настолько сладкую и возвышенную, что Гермиона чуть не расплакалась от радости. Когда она начала извиваться, в агонии сжимая его плечи, хватая за ягодицы, притягивая к себе всё сильней, Блейз понял, что финал уже близок, овладел её задыхающимся ртом. Оргазм накатил обжигающей, неистовой, сносящей всё на своём пути лавиной, но он всё продолжал целовать припухшие губы, раскрывшиеся в безмолвном вскрике. Находясь сейчас так глубоко внутри Гермионы — не только в физическом плане — Блейз чувствовал: души их словно проникли друг в друга, соединившись отныне и навсегда… Когда он прекратил поцелуи, Гермиона всё ещё тяжело дышала под ним, в изнеможении слабо мотая головой из стороны в сторону. Блейз не мог вспомнить, когда последний раз чувствовал себя настолько удовлетворённым после секса. Не потребовались долгие раздумья, чтобы понять — он нашёл её, ту самую. Обоих накрыла волна довольства и пресыщенности. Скатившись с Гермионы и уютно устроившись рядышком, Блейз осознал: каждый из змеёнышей, будучи молодым, в глубине души подозревал, что Гермиона Грейнджер была слишком хороша для них. Но кого тогда это заботило? Блейз заметил, что глаза её закрываются, а дыхание становится лёгким и равномерным. Он притянул Гермиону к себе, накинул на обоих одеяло, положил вернувшегося котёнка на подушку между их головами и, полностью удовлетворённый, смежил веки. Улетая на крыльях сна, Блейз понял ещё кое-что. Сегодня для него многое свершилось впервые. Он никогда не вёл откровенных разговоров с Грейнджер. У него ни разу до этого дня не было секса с Гермионой Грейнджер! Он никогда не тратил целый день на выбор подходящей одежды и милую болтовню. У него не было «подруги». Он даже к котятам никогда не притрагивался (оказалось, что это приятно). Никогда никому не говорил, что он бисексуал. И уж точно никогда никому не признался бы, что влюблён в своего близкого друга-змеёныша. Его самый большой секрет — то, что он влюблен в Тео — по-прежнему оставался тайной для всех, кроме Гермионы Грейнджер. И это вполне устраивало Блейза, потому что сегодня он понял самое важное — она была влюблена в него тоже. Лениво поглаживая котёнка, Блейз открыл глаза и прошептал: — Мне не нравятся имена Данте и Неро. Думаю, я назову тебя Калигулой.