Выше! Выше! Я хочу достать до звёзд!

Пятый день Воскресенье, 22ое декабря 2019 Яку

Суга-кун — солнце, подбадривать других его натура, его кровь и плоть. Яку уверен, в него все чуть-чуть влюблены. Любой захочет умереть, если чем-то огорчит Сугавару Коуши. Суга первым писал ободрения, потому что ему, а не Куроо Яку вздумалось прямо в больнице поныть в сообщениях. И позже тоже одним из первых получил вполне мирные тогда "не надо мне этого больше писать блять" сообщения. "Ладно, чё ты, как знаешь, всё равно выздоравливай!" — писали на это многие. Суга — ни слова. Даже когда пошла новая волна, с ненавистью, обвинениями. Суга молчал, хотя Яку в неконтролируемой ярости наорал на Савамуру и на Азумане. На Энношиту, на Юу. На Хинату, на беззащитную Ячи. Обиделся за своих воронят. Крепко обиделся, если смолчал. Лучше бы не. Яку малодушно считал, что строгий подзатыльник от Суги сработал бы, и он пришёл бы в себя намного раньше и не натворил бы дел. Только Суга ему ничего не должен был. Ох, бедному, просто решившему побыть вежливым Тсукишиме от Яку тоже досталось. За Тсукишиму Суга тоже мог быть обижен. За Тсукишиму влетело уже от Куроо. Тот не поленился приехать при ближайшей возможности, влетел в больницу, сметая людей в коридорах. Их двоих практически сразу кинулись разнимать, драки не вышло, но лучше бы вышла. По тонне причин. Куроо потом даже пускать не хотели, запомнили. Пробрался в кепке, маске и тёмных очках. Яку спросил, нахера. Куроо спросил, не долбоёб ли Яку. Яку ответил, что долбоёб тут один и ему стоит идти нянчить своего Тсукишиму, а Яку тут как-нибудь сам. Куроо заявил, что его ругательства — просто неумелый вопль о помощи. Яку великодушно объяснил всем тупящим среди присутствующих, что это не вопли о помощи, а вопли об отъебаться от него уже совсем. Куроо сказал, что если не можешь открыто просить поддержки, то вот так оно и проявляется всегда. Яку послал его... к Тсукки. — Да расстались мы с ним, — огрызнулся всё-таки бывший капитан. — И ты теперь меня чинить явился? — возмутился Яку. Конечно, Куроо Тетсуро парень-мама намба ван, любит возиться с теми, кто не вывозит. Тсукишимина внезапная трагедия с обоими родителями сразу, конечно, не то, с чем он мог справиться. Не смог, вот и расстались, ясно. Или упрямому Тсукишиме его методы спасения не зашли. А вот у Яку нога, конечно, совсем другое дело, тут полегче будет. — Давай, сука, ты же за этим пришёл? Яку был абсолютно уверен, что прав. Думал, что Куроо ему сейчас втащит. Куроо почему-то расхохотался. Ебучий пятнадцатый год закончился тем, что Яку, после полусотни попыток Куроо найти у него оставшуюся мозговую клетку, согласился на поиск специалиста. У Яку сердце, наверное, трижды остановилось, пока он смог дождаться ответа в трубке. Суга с той стороны вёл себя как ни в чём не бывало. Не отгородился официозным холодом, не отчитал за.. за всё. Не отказался работать с Яку. Разговаривал, как человек: — Тебе как удобно? У меня офис в Мэгуро и я вообще-то не выезжаю никогда, но... — Я приеду сам. Яку знал, что это будет тем ещё адовым испытанием. Суга тоже оценил это по его виду, когда тот добрался. — Ну раз ты всё равно здесь, значит, всё не так ужасно, как ты себе намалевал. Он раскинул руки и Яку обдало этим его фирменным солнечным теплом. Яку смог сделать ещё пару шагов, а потом Суга его обнял — за плечи и голову — и Яку сжал зубы, чтобы не разрыдаться от усталости, злости на свою ногу, обиды за свою никчёмность, от чувства вины, от того, что это солнышко-Сугавару он совсем не заслужил. И всё-таки на глаза навернулись слёзы. — Давай, Яккун, за дверью чай, вода, салфетки и куча места, чтобы лечь или сесть, выбирай себе любое, — провёл его Суга через, видимо, приёмную комнату дальше. Приёмную Яку тогда не разглядел, а в этой комнате были приспущены шторы, стоял пустой стол и столик пониже, стул, два мягких кресла и та самая настоящая лежалка, которую суют во все пародии на сеансы у всяких психологов. Яку выбрал кресло, а когда Суга предложил начать, даже смог кратко изложить суть проблемы, которую все и так знали: — Ну, я получил травму, потерял волейбол и кучу друзей, потому что посылаю их всех нахуй с их сочувствием, и с этим надо что-то делать. — Надо? — улыбнулся Суга. — Надо. Одного Куроо мне мало, а он та ещё заноза в заднице. — Только он остался или кто-то ещё? Яку пожал плечами. Родственники, наверное. Сестра, Куроо и Суга никогда не оказывались в чёрном списке Яку. — Я не буду тебя отчитывать за все грубости, которые ты писал нашим общим друзьям. — Ох, Суга. — Разве это тебе нужно? — Я и сам не знаю, что мне теперь нужно. — Ну, во всяком случае ты сам осознаёшь, что так дальше не пойдёт. Это уже огромный шаг в нашем деле. Осталось разобраться, какие минусы и плюсы есть в твоей ситуации, наметить новый курс — или несколько. И будем работать. Они мало говорили в тот первый визит, но Яку необычайно легко начал, и это вдохновило его продолжить. Тогда у Яку ещё не было ресторана. Потом он случился и стал сжирать кучу нервов и сил. Ему нравилось ходить к Суге, пять-шесть раз в месяц, пусть даже беседы выжимали его едва ли не до смерти. Иногда Суга включал в их занятия методы арт-терапии, для чего была обустроена ещё одна комната. Там в этом странном для Яку офисе с Сугаварой работал ещё один специалист, его научный куратор, и его Яку никогда не видел. И вот тот применял творчество, как разгрузку или пути поиска ответов, куда чаще. Один раз Суга предложил Яку записаться к этому чуваку на групповое занятие, но Яку не пришёл, а потом было не до того, а после уже стыдно продолжать прерванное. Нужно было позвонить Суге и назначить новый сеанс. Но он всё откладывал и откладывал, а задача так и кочевала сквозь все недели ежедневника. Яку ещё немного посопел, сверля взглядом очередную такую запись, и взялся за телефон. Сегодня было воскресенье. Суга точно сегодня не работал. Завтра — тоже мог быть выходной. Если он вообще не уехал в отпуск на Рождество. Суга обожает Рождество. В общем, прямо сейчас Яку не боялся услышать его голос, выпалил свои извинения и просьбу перезвонить в автоответчик Сугавары, заранее пожелал приятных праздников и завершил звонок. Вот так. Отлично. Он откинулся в кресле. Дайте ему медальку кто-нибудь, он заслужил. Яку поискал себе в ящике стола шоколадку или хоть какую-нибудь конфету. И тут же подпрыгнул от зазвонившего телефона. О нет, он не готов, нет-нет-нет, Суга, ну почему-у-у-у... Звонил не Суга, а дядя. Просил подбросить его с покупками на машине к дому. Обрадовавшись, что это не Суга, Яку поспешно согласился, хотя времени у него на это особо не было. Дядя мог бы вызвать такси, но, наверное, просто соскучился? Яку поехал. В машине предупредил дядю, что, возможно, поселит к себе квартиранта. — А чего ты разрешения спрашиваешь? У тебя же доверенность, — ответил дядя, держащий в руках пакет с какой-то хрупкой штуковиной. Люстру, что ли, хрустальную купил? — Ну вот и предупреждаю, чего собираюсь по ней делать с твоей собственностью! — Ресторан не бросаешь, и ладно. Ресторан тут же невыносимо захотелось бросить. Поговорили про вторник и про возможный их визит в четверг. Яку так ничего конкретного и не услышал — дядя как всегда в своём духе. Наверное, ему не хотелось возвращаться в тот дом. А тёте вот в обновлённом ресторане нравилось. Это льстило, если честно. Яку вернулся к дому и оставил себе напоминалку в телефоне, не забыть заправиться после закрытия. Он открылся в пять, к шести пришёл второй официант, потому что никто никого не предупредил, что у Яку прошла простуда и можно было не дежурить всей толпой. Но Яку всё равно оставил его, а сам сбежал наверх доделывать дела и, к своему удивлению, закончил со всем около девяти часов. Повар пытался уйти пораньше, но Яку пристал к нему с подробностями о будущих завозах, и они до закрытия разбирались ещё и с этим и немного с уборкой. Разумеется, Яку забыл про кончающееся топливо, а напоминалка сработала, когда он уже поднялся наверх. После закрытия хотелось не на заправку, а упасть спать, но Яку сумел замотивировать себя оставленным джемпером Льва: его снова можно было надеть под куртку и греться. Носить его одежду было всё равно, что постоянно носить на себе одно из его объятий, и Яку чувствовал себя допущенным к магическому действу особенного счастья всех девчонок, ворующих у своих бойфрендов свитера и футболки. А ведь и футболка тоже у него осталась! Заправившись, Яку поехал назад, протупил минут двадцать в пробке из-за аварии где-то там впереди, сообразил, где срезать, а потом вспомнил, что рядом — питомник лёвочкиных кошаков. Подъехал, нашёл место, где встать, заглушил мотор, достал телефон. В окнах нужного дома горел свет, Лев выкладывал кошек в инстаграм четверть часа назад, но был ли он сейчас тут? — Ну что ты мне звонишь каждые пять минут?! — вдруг рявкнули за окном, что Яку вздрогнул. Мимо его машины через дорогу стремительно пролетела девушка, бранясь на кого-то по телефону за слишком частые звонки и навязчивость, скрылась в подошедшем автобусе. Яку это не касалось, но ему сделалось неуютно. Может, он тоже Хайбе навязывается? Но тут Лев сам выбежал из дверей питомника и медлить стало нельзя — спохватившись, Яку посигналил ему и поморгал фарами. Лев застыл непонимающим сусликом, а потом рот его растянулся в улыбке — он вернулся к машине, весело плюхнулся на пассажирское сиденье. — А я автобус пропустил! — вместо приветствия он показал пальцем вперёд, где от остановки отходил транспорт. — Ну, значит, ничего, что я заехал, да? — Яку отложил телефон и положил руки на руль, думая, что за эти несколько секунд Лев с его длинными быстрыми ногами уж точно успел бы добежать на остановку. Куда шёл автобус? В сторону школы на холме у ресторана и потом вниз, к станции электрички и чуть дальше, где немного в стороне от маршрута в многоэтажке Лев снимал квартирку. И потом, конечно, ещё дальше, объезжая район по дуге и скрываясь в улочках между частных домов. Вопрос был в том, где Лев собирался выйти — у школы или у себя? — В смысле, "ничего"? Это ж здорово, Яку-сан! ...вы чего? — Лев пристегнулся и ждал, когда машина тронется, а Яку всё не заводил её. — Эм. Всё нормально? — П-просто как-то я... чёто не то делаю, — выдавил Яку. — Чего это? — не понял его Лев. Яку выдал ещё две неловких попытки что-то сказать, а потом всё-таки выпалил извинения: — Прости-меня-я-же сбежал вниз сразу после секса, боже, такой тупица... Он со стоном выдохнул и повернулся посмотреть на Льва. Тот поднял брови и посмеялся, совсем не злясь. Устроился поудобнее и мило склонил голову на бок. Ответил: — Ладно. Добавил: — Хорошо. Протянул руку и коснулся вцепившихся в руль пальцев Яку: — Всё в порядке. Не извинился в ответ, потому что ему было не за что! Ох, почему Яку вообще ожидал какой-то стрёмный ответ в духе "ты тоже извини" и проехали, ха! Вот дурак. Он улыбнулся своим мыслям, думая, какой же он, нахрен, невозможно тупой, и Лев неожиданно его поцеловал. Похоже, всё и впрямь нормально. Как же это сладко!! Яку немедленно притянул его к себе и получил ещё один чудесный поцелуй. — И-и-ийей, так, поедем ужинать? — протянул он. — Да! — И ты останешься на ночь? — Да! — Кр-р-р-р-руто. Яку получил от Льва третий поцелуй и теперь полностью почувствовал, что у них началось, что вот они, о т н о ш е н и я! Ого! Что никто никуда не убегает, что это не случайность, что желания стали явью. — Оу-еа, — Яку мог притвориться, что подпевает радио, и считать, что Лев не услышал, но тот так и не убирал руку с его ладони на руле, и уже совсем иначе, как утром, снова склонился к нему в полутьме, рассеиваемой светом оранжевых фонарей и фар проезжающих мимо машин. Яку услышал, как он отстегнул ремень безопасности, и сам, наконец, оторвался от руля. Лев мягко провёл по его пальцам, спрятал его ладонь в своей. Такая малость, а пробрало до искр из глаз. Яку не хотел ничего пропустить, ни отблесков ночных огней, полосами пробегающих по щекам Льва, ни касаний его рук за плечи, за уши, за волосы, будто бы этих рук у него было тысячи; ни одного из поцелуев, рассыпавшихся по его щекам, замирающих на губах, и ни одной улыбки, когда все эти тысячи рук обнаружили на Яку собственный джемпер Льва, и во взгляде у него читалось "моё" — и Яку был с этим на все сто процентов согласен. Твоё. Твой. Весь только твой. Совсем не джемпер. Лев лез под его куртку, добирался до голой кожи, а потом пальцы его уже вдруг царапали через джинсы коленку, сжимали или тут же поселялись на шее, вели самыми кончиками к подбородку. Яку выворачивался из ладоней, чтобы укусить его, потому что какое он имел право быть сейчас таким опьяняющим, и тут же чувствовать впивающиеся в затылок ногти, и тогда Лев жадно ловил его стон губами. Они целовались, пока в машине не сделалось холодно. — Яку-сан, — прямо в лоб горячим шёпотом, потому что Яку зажмурился. Зажмурился, потому что сейчас будет больно. Потому что сейчас не выдержит и сам потянется ко Льву, чтобы между ними не было никакого расстояния. Потянется и — привет, нога, давно ты не болела, да? Он уже собрался, вот-вот!.. — Яку-сан, — всё ещё шепча, Лев мягко коснулся его запястья. Яку сообразил, что намертво вцепился в куртку у него на плече. — Ах, — отпустил. Лев опустил его руку вниз, меж сиденьями, между ними, поглаживал пальцы, и Яку бессмысленно глядел на них, потому что у него не получалось думать больше ни о чём, кроме того, что он хочет Хайбу прямо здесь и сейчас. И что его бесит разделяющий их остывший воздух. — Так понравилось быть простывшим? — С тобой — понравилось, — Яку нахмурился. — У вас уши холодные, — поведал Лев. А у тебя соски выпирают прямо через кофту. Яку боднул его в подбородок: — Ты дурак? — Яку-сан, — в шёпоте Льва проявилось нетерпение, — поехали. А. Яку посмотрел на него, а тот отстранился, отпустил руки — обдало холодом — и потянулся за ремнём безопасности. Пришлось завестись и взяться за остывший руль. Ладно. Ладно-ладно. Мы поедем. Только дома я буду греть руки на твоём животе. — Уши, — фыркнул он, когда подъехали к дому. — Никакого тебе ужина, пока они не согреются. Лев беззвучно посмеивался и улыбка не сходила с его лица, когда в доме на лестнице он прижал Яку к перилам и покусывал его за одно ухо, попутно грея его своим дыханием. Яку хихикал от щекотки и старался вести их наверх, а не застревать без освещения на лестнице, где вообще-то тоже было довольно холодно. — Я забыл свою сумку, — вспомнил Лев, когда Яку открыл квартиру. — А чего ты вообще её унёс? — Яку втянул его внутрь. — Ну.. дурак потому что, — последовал ответ в полной темноте. — Бр-р-р-рл, — сказал его живот. Яку расхохотался, щёлкнул выключателем. Лев стоял с красными щеками и не желал признавать, что имел отношение к этому звуку. Улыбаясь, Яку заставил его наклониться к себе, ласково поцеловал в уголок губ: — Там на кухне ждёт гюдон. Лев смешно вытянулся, поджал губы — да за кого его принимают! Однако голод внутри него сам подал голос. — Я тоже рад, — погладил его буркнувший живот Яку. — Будет вкусно. С размаху Хайба со стоном прислонился к стене: — Ну вот надо мне было всё испортить? — Прям всё? — прищурился Яку. Он уже расправился с курткой и теперь стаскивал второй ботинок, держась рукой за стену. Лев метнулся присесть вниз, чтобы помочь ему выбраться, и заодно расшнуровал свои кроссовки. Поглядел на Яку снизу и вздохнул. Чисто котик! Яку нажал ему пальцем на кончик носа и прошёл в квартиру. — Нет, пицца всё-таки была какая-то маленькая, — в Льва собиралась влезть вторая порция. Яку хватило одной и теперь он открыл себе баночку пива, слушая своего кохая. Лев рассказывал, как прошла встреча. Как они обменялись маленькими презентами и как отправили смешное видео с поздравлениями Кагеяме на день рождения. — Вкусная, да, но маленькая. — Цены кусачие? — Да нет... Не хотелось ничего из их меню, вот. — Не любишь итальянскую кухню? — Яку поправил у себя на коленках одеяло котацу. Они опять обосновались за тёплым столиком в комнате. — М-м... Не знаю, мы туда пошли, потому что Акане-чан хотела взять там мороженое. Типа оно там особое, настоящее итальянское. — А на деле? — Ничего особенного, — пожал плечами Лев. — Какое ты брал? — А я не брал, я у Акане-чан попробовал. Ваниль, малина и.. апельсин или маракуйя, я не понял. — Вы что, на четверых одну порцию взяли? — Яку хихикнул, а потом подозрительно прищурился: — Эй, ложки хоть у каждого свои были? — Одна ложка, — тоже прищурился Лев. — Отвратительно, — ещё тише и грознее сказал Яку. Лев принял виноватый вид: — Эй, я готов искуплять! — Искупать будешь мытьём посуды! — Яку победно сложил на груди руки. — Ы-ыа, ну Яку-сан, — заныл Лев. Но после ужина никуда не делся. Яку, конечно, не ревновал к такой ерунде, к Акане-чан или тем более к Шибаяме и Инуоке (или Хайбу к мальчикам немножко можно?), просто было невмоготу стоять у раковины. Он еле нашёл в себе силы умыться и, дожидаясь занявшего после него ванную Льва, сидел на диване в зале. Боролся с сонливостью и думал, что зря взвалил на себя столько дел сегодня. Можно было отложить что-то на завтра, а теперь вот усталость навалилась, как след ушедшей простуды. Надо было расстелить постель.