Выше! Выше! Я хочу достать до звёзд!

Первый день Рождества Вторник, 24ое декабря 2019 Лев

Пришлось объяснять и признаваться, и на новые сообщения от Минеко-нее-сан они уже не обращали внимания. Когда Льву было шестнадцать, он дружил по интернету с одной художницей. Донатил за классные рисунки, а потом даже совсем обнаглел и взял заказ на свою морду. Морда ей понравилась и она нарисовала его пару раз ещё, ничего тайного, даже её подписчикам очень зашло. Лев с ней тогда секретничал о своей влюблённости, скидывал фотографии Яку-сна, сделанные исподтишка или стащенные из его же инсты. Она прониклась и нарисовала их вместе. Потом ещё. Публике понравилось — а Лев и не требовал, чтобы она скрывала, думал, что из Некомы никто на них когда не наткнётся. Так в общем-то и было до сегодняшнего вечера. Только подписчики художницы приняли двух влюблённых на её рисунках волейболистов за её собственных персонажей, и стали ей рисовать их сами в подарок. Вот принято у рисующих людей в интернете друг другу рисовать всякое. — То есть это. Яойщицы. Когда я даже не знал. Рисовали на нас. Фанарт, — ошалело переварил информацию Яку-сан. — Да, — пискнул Лев, зажмуриваясь и готовясь к смерти. Потому что, что ещё Яку-сан мог с ним за это сделать, кроме как убить? — Да ты грёбаный извращенец-сталкер, а! И мне даже не страшно почему-то, хотя должно быть, ты посмотри на это, это что такое вообще?? — У-уы-ыв!!! Ну это же не я рисовал, — промямлил Лев. — А сохранял кто? — весело возразил Яку-сан. Подождите? Весело? Чего-чего? Лев приоткрыл один глаз. Яку-сан расхохотался. На картинке, вообще-то, совершенно ничего криминального не происходило, они там не целовались, не обнимались, и даже не касались друг друга, просто две фигурки болтались в воздухе на светлом фоне. Но на остальных-то, ох... — Сколько их, этих картинок? — Ох. Под сто, Яку-сан. — Сто-о-о-о? Это они до сих пор рисуют, что ли?! — Не-ет. Это.. Это года полтора было. Я Некому заканчивал уже без них. — А чего? Поссорился с ней? С художницей своей? — Она чето рисовать перестала и общалась всё реже и.. я отстал. Она очень редко выкладывает фото из путешествий и я больше ничего не знаю. А на остальных я не подписывался. Все это забыли. — А ты хранишь. — Ох. Храню. — Показывай, чучело. Я не отстану, — ухмыльнулся Яку-сан. — Вот тут-то Хайба Лев и умер, — пожалел Лев себя, но планшет достал. На нём видно было лучше. В конце концов, у кого в мире ещё была коллекция рисунков с крашем, с которым бы человек потом сошёлся? Вот так-то. Не переписку же с художницей Яку-сан увидит. За свои переписки в шестнадцать Лев и сам себя мог прибить. — Охереть, а, — Яку-сан получил планшет в руки, пролистал вниз и снова вверх открытую папку. Лев никогда не думал, что это произойдёт. Что он хоть кому-то эти свои постыдные сокровища покажет. Тем более, самому Яку-сану. Тот улёгся на живот и, хихикая, листал рисунки. Комментировал некоторые, а от других ржал в голос, не стесняясь. — Пару раз, говоришь? Их тут штук пятнадцать в одном стиле... — Твою мать. — Это что, юбки? Почему мы в юбках? — Ох. — Нет, ты видела это, а? — Яку-сан глянул на лежащую рядом с ним Пушинку. Пушинка смолчала. — Тут всё переврали, почему тут я за тобой бегаю? — Это одна из версий, я не виноват, они сами решили... — Это.. Я Красная Шапочка... — С ружьём. — Да мне определённо идёт. — К.. ко.. кошачьи уши??? — О, ты тут девочка. — Вы тут тоже девочка. — Да??? — Господи, милота. — Это что, "яойная рука"? — Вы откуда такие слова вообще знаете... — Вау. — Ох и извращенки твои художницы. — А вот это надо попробовать. — Это чиби или дети? — Знаешь, вот эта классная. Серьёзно, давай так сфоткаемся? Лев скатился с дивана на пол. Это надо было как-то пережить. Пожалуйста, Санта Клаус, он же был весь год хорошим мальчиком, он спасал котят, развозил людям пожрать и спас Яку-сана от простуды! Он не заслужил этого издевательского хихиканья от семпая. Тот невесомо постучал ему по голове Пушинкой, а потом положил её, как она была, когда Лев открыл глаза: — Не умирай, у всех есть постыдные секреты с шестнадцати лет, твой даже не совсем ужасный. Умереть на Рождество было бы хуже. — О боже мой, — отозвался с пола Лев. Яку-сан хитро прищурился: — Кстати, что у тебя там за интересный такой альбом в фейсбуке? — Ну всё, добили. — Ха-ха! Ну ты чего? — Я ТАК боялся, что вы рассердитесь!! А вы ржёте!!! — Ну это всё? Я твой краш со школы, нас рисовали яойщицы, всё? Или могут быть секреты похуже? Лев сел и обернулся к нему. Улыбающийся Яку-сан подпёр щёки кулаками. — Типа, вам нормально? — Типа да, — даже не раздумывал тот. — Я думал, вы меня побьёте раз по пять за каждую картинку. — Ох, если так хочешь, то принеси из коридора трость, пожалуйста, не руками же мне тебя столько раз дубастить. Сто штук, ты сказал? Это же пятьсот ударов!.. Интересно, сколько ударов в минуту можно сделать? Мы до утра уложимся? — ЯКУ!!! САН!!! — Ну что? — он улыбался, как будто не на живую Льву сердечко препарировал, а так, сущую фигню обсуждал. Я тебя люблю. Перехватило дыхание. Почему от него так всегда? Дурацкие картинки, на доброй половине которых они были нарисованы в некомовской форме, всколыхнули те давние школьные ещё чувства, саднящей болью отзывающиеся сейчас в груди. За стенкой в одной из коробок валялись дневники с этими чувствами. Не отправленные конверты, не подаренные открытки. А Яку-сан, живой, настоящий, целый Яку-сан тянул к нему сейчас губы, чтобы наяву, не во сне и не на рисунке, поцеловать. Успокоить. Сказать, что пиздец, конечно, но так смешно, что даже мило. Что он его за это не выгонит. И не вычеркнет из сердца. Что всё хорошо. Так хорошо, что Льву хотелось плакать. — Не-не-не, сегодня нельзя. Сегодня только улыбаться. А то Пушинка смотрит. — Яку-сан. — Расскажи про фото лучше. Ах да. Яку-сан увидел и специальный закрытый альбом у него на страничке в фейсбуке. Он уже всё видел. Ладно, в альбоме не было ничего постыдного, как в рисунках. Лев вообще его специально для Яку-сана создавал! — Ну. Алису когда-то снимали, она меня привела однажды тоже. Мы выложили фото в специальные группы и нас ещё потом звали фотографы. И потом по отдельности тоже. — Это в школе ещё. Я про другие. Эротичные, — потребовал Яку-сан. — Ой, ну. — Не ломайся, не в порнухе же ты снимался. — Нет, конечно!! — Ну, а что ты тогда? — Ну это было, когда я был.. с.. со вторым парнем. — Даже имени его не называешь. Я у тебя номер три? — отвлёкся Яку-сан, наконец-то втащил Льва обратно на диван. — Вы у меня номер один, — сердито поправил Лев. — Это приятно, — ответил Яку-сан. Лев почесал лоб. В конце концов, к тому парню это не имело особого отношения. — Ну... это знакомые по тусовке с ним снимали. Мне как-то так повезло попадать на бесплатные фотосессии. Паре девчонок не хватало моделей парней для портфолио, потом меня какой-то парень попросил позировать, потому что я подходил какой-то его идее для конкурса. Не выгорело, кстати. Но он меня потом ещё несколько раз звал в пару с девушками на гетеро-романтику и всё такое. Мне несложно было да и фото красивые очень, но эти в открытом доступе. — Я уже понял, что те — в закрытом альбоме. Я не особо часто заходил на твою страницу, но раньше не видел его. — А я его в среду открыл для вас. — Впервые? — надавил Яку-сан. — Всё вы сами знаете. Лев опять расстроился, что столько раз пытался и не решился по-настоящему признаться. — Но ты дружишь с ними ещё? Нет? Я ведь серьёзно насчёт фото. Не всё же селфи делать. Я хочу профессиональную съёмку. С тобой вместе! — А-а-а! — сообразил Лев. — У меня где-то лежит подарочный сертификат на съёмку lovestory у одного из них. Без проблем. — Да даже если платить полностью... Чтоб фотограф сам никуда не выложил и не смотрел на нас как на ненормальных? — Именно. И вы сами недавно говорили, что мы — нормальные. — Знаешь, что? Забирай свой картинки и иди уже в душ, а? Пушинке давно пора спать. — Яку-сан! — засмеялся Лев. — Она весь день спала. — Ах, по ночам тыгыдыкать будет? — Нет, она приличная девочка! — Прелесть что за кошка! И кормить не надо, — радовался Яку-сан. Щёки у него были розовые от смеха. Лев поцеловал его и сразу сбежал. Под душем Лев опять стукнулся о низкую лейку. Вздохнул: кажется, это теперь надолго. Он прихватил с собой в ванную свой шампунь и один из гелей для душа. На бутылочке было написано "расслабляющий", и Лев, зачем-то прочитавший это слово, почувствовал себя вдруг страшно уставшим за этот день! Он не стал бы жаловаться, нисколько, только заметил, что начинает привыкать к темпу таких занятых дней, валящихся на его голову всю эту неделю. О, жизнь снова закипела. А это ведь душу надо сказать спасибо! Если б он не понадобился Льву, когда у него в квартире отключили воду, этого бы не случилось всего. И простуда Яку-сана, конечно. Две маленьких случайности. Огромные последствия. После горячего фена волосы пушились, так что Лев мог сам претендовать на имя своей кошки-подушки. Яку-сан сидел на диване с ней в руках и разглядывал её плоскую мордашку. Завидев Льва, он чмокнул её в носик и хитро улыбнулся: — Всё, я нашёл с ней общий язык! Ха-ха! Он обнял Пушинку с таким безмятежным видом, будто никто на диване никакого Льва не ждал. Хайба щёлкнул выключателем и в свете ночной лампы влез под одеяло, обняв там их обоих — и Яку-сана, и Пушинку, чтобы дурачиться с ними вместе. Яку-сан всё ещё посмеивался над ним за этот заменитель обнимашек, но что Лев мог поделать? — Сами же её из рук не выпускаете. Признайтесь, что она вам нравится. — У неё в попе шарики. И в лапках. — Теперь будете её всю ночь жмякать. — Ну, могу кое-что ещё пожмякать... — Ай! У меня нет там шариков!! — Да, а это вот что такое? — хмыкнул Яку-сан, уже давно отпустивший Пушинку. Лев тихонечко зарычал, притираясь к нему. Получил шлепок по заднице и перелез на другую сторону от Яку-сана, чтобы не давить на его больную ногу. Не сообразил, дурак. Яку-сан поцеловал его в нос и снова посмеялся. Сколько же он ему прощает? И почему он такой сладкий? Лев оставлял на его шее и плечах десятки поцелуйчиков. Задрал до самых ключиц его футболку — Яку-сан оказался сегодня в своей, и зарылся пальцами ему в волосы. Лев едва успел обхватить губами сосочек, как тот изогнулся под ним, возбуждаясь на глазах за какое-то мгновение. — Ни фига себе, — вырвалось у Льва. Он глянул на семпая с коротким неловким смешком. — Яку-сан? Тот и думать забыл дурачиться. Смотрел на него расширившимися глазами жадно тянул к себе: — Ты пахнешь. — Я? Он же мылся! — Ты пахнешь собой. Не моими шампунями. Ох, Лев. Ле-е-ев. У Льва пахучих гелей штук пятнадцать, и ни одного яблочного, но? Ладно? — Значит, вас запахи возбуждают... О, Лев возьмёт на заметку. — Меня ты возбуждаешь, дурик. Яку-сан втянул его в страстный поцелуй, требуя не отвлекаться больше ни на шуточки, ни даже на слова. Лев всё равно улыбался ему в губы, нежно лаская через тонкие трусы. — Яку-сан, Яку-сан! Как будто тысячу лет прошло с прошлого раза. Лев подумал, что нужно бы, как в первый их раз. Но скоро забыл думать совсем. Потому что Яку-сан попросил выключить свет, а темнота словно выдала ему разрешение делать всё, что бы ни вздумалось. Он не сдерживал вздохи, бесстыдно просящие, и Лев впервые слышал от него довольные "о, да" и направляющие "ещё". Ладони у него были маленькие и твёрдые, и Льву до одури нравилось ощущать, как ни обе сжимаются вокруг его члена. — Я хочу тебя, — требовал Яку-сан. Лев целовал его. — Я вас тоже. — У тебя должна быть смазка. Нгх!! — Завтра будет, — пообещал Лев. Яку-сан фыркнул, выпутался из его рук, заставил сесть. Лев откинулся назад в подушки, когда он принялся целовать его грудь, мять и посасывать соски. Доводил до жарких мурашек, до разбегающихся звёздочек в глазах. Лев забылся, пропустил, что его поцелуи спускались по животу ниже, таял от ласки. Чужие сухие губы коснулись его головки. Яку-сан облизнулся, задев её тоже, замер на секунду и обдал член горячим дыханием. Лев держал подрагивающую руку справа у его головы, едва касаясь волос за ухом, чувствовал робкий поцелуй и касание мокрого языка на пробу. Захотелось приложить к его рту руки. Яку-сан поддался, позволив большому пальцу огладить изнутри его щёку, смело облизал его ладонь и заставил Льва рвано выдохнуть от нетерпения, когда обхватил губами два его пальца — указательный и средний — и принялся их посасывать. Лев медленно вытащил пальцы из его горячих губ, размазал слюну с них по головке своего члена. Рискуя снова спугнуть его порыв, он всё же царапнул Яку-сана по затылку, по шее, оставил ладонь на его голове, направляя к себе. Ещё один горячий выдох на его головку. Знакомство мокрого языка с мягкой кожей. Он обвёл вокруг, нашёл ямочку, лизнул снизу вверх. Лев крепко сжал свой член мокрой рукой. Рот раскрылся, пытаясь принять его внутрь. Неумелые облизывания только распаляли. Возьми, возьми, возьми его в рот. Во рту было тесно, Яку-сан сдался после двух-трёх попыток, зажал губами самый кончик, языком раздражая головку. Член выпустил смазку, Яку-сан вздрогнул, потеряв его. Испугался? Лев не дал ему снова попробовать, наконец, нашёл его руку, положил на свой член. Вот так. Не надо, если не можешь. Всё хорошо. Всё круто. Вдох. Выдох. Лев с дрожью откинулся на подушке, чувствуя, как пальцы медленно сжимаются на его члене, размазывая по нему его же влагу. Ещё раз выдохнув, контролируя себя, Лев сел, нашёл и погладил в темноте шею семпая. — Блять.. Он большой, — тихо сообщил ему Яку-сан. Лев мягко усмехнулся, нашарил его плечи, приласкал к себе. Яку-сан снова оказался в коконе из его рук. — Вы самый-самый-самый! — совершенно счастливым голосом уверил Лев своего семпая. — Я ничего не сделал. — Меня счастливым. — Тебе так мало надо? — Яку-сан ухмылялся в темноту над его ухом, которое, поразмыслив, тоже лизнул. Лев запищал, вызвав у него смех. Потом заметил: — Вы дрожите. — Тебе кажется, — заупрямился семпай. — Яку-сан, это отвратительно, что я вас не вижу! — возмущённо прошептал Лев. — Зачем тебе видеть? — Яку-сан тоже отозвался шёпотом. — Чтобы знать, что вам хорошо. — Мне хорошо. Я же с тобой, — улыбнувшись, Яку-сан потёрся щекой о его шею. Всю инициативу взял на себя сегодня Яку-сан и ласки Льва сводились к касаниям. Он трогал семпая, шаря ладонями по всему его телу, собирал на руках приятное ощущение тепла, будто прятал Яку-сана в самом себе, чтобы воспоминания впечатались глубоко в самые кончики пальцев. Их замедлившийся было танец любви вновь ускорялся. Яку-сан довольно шипел, чувствуя царапающие пальцы на всей своей спине, не выпускал оба их члена из своих ладоней, заставляя Льва едва ли не поскуливать от удовольствия. Когда дыхание совсем сбилось, Лев взмолился: — Не могу больше Яку-сан! Я включу свет? — Зачем... — Я соскучился, — Лев улыбнулся, отыскав его губы над собой. Яку-сан ничего не успел ответить, был втянут в поцелуй. На губах у него едва угадывалась солоноватость. Лев самозабвенно вылизывал его, отключаясь от действительности. Он так и не успел включить свет и увидеть его лицо. А через минуту до него дошло, что Яку-сан давно уже сжимал только его член. — Что, моя очередь говорить "нечестно"? — не отдышавшись толком, улыбнулся Лев. — Отсоси мне, — так просто попросил его Яку-сан, отстраняясь от его объятья. — !!! — и разве мог Лев отказать? Ему нравилось — нравилось сосать Яку-сану. Так, чтобы с шумного дыхания тот сбивался на хрипы, на стоны, которых, Лев был уверен, от него не добивался никто. Это кружило голову. Лев не удержался, позволил себе маленькую шалость: выпустил вдруг его член изо рта и дунул на нежную головку. Добившись удивлённого вскрика, получил от Яку-сана шлепок по голове, захихикал, принялся зацеловывать и покусывать обиженный член. — Ты дурак? — спросил его Яку-сан. — А вы держите меня крепче, — нагло отозвался Лев, поцеловал протягивающуюся по плечу к его голове ладонь. Хмыкнув, Яку-сан прошипел что-то, опустил ладонь, чтобы ухватиться снизу за подбородок и нетерпеливо приблизить Льва к себе. О, если бы тот так сделал! Яку-сан бы отпрыгнул от него! Семпай погладил его щеку и переместил руку выше, сжал в своём кулаке волосы Льва, ухватившись чуть дальше лба, точно зная, что это не больно. Лев прикрыл глаза. Вот так. И не стесняйся больше. Полотенце, которое он незаметно притащил с собой в постель, скоро перепачкалось. Ещё через несколько минут Лев включил лампочку. Яку-сан сощурился. — Хотел бы я, чтоб вы любили меня так же, как темноту, — наконец, увидел его лицо Лев. Получил в ответ ровно то, что и ожидал: Яку-сан с возмущением постучал кулаком по его голому плечу. Поджал губы и нахмурился. И был весь красный, прямо как клубнички с их рождественского торта. Лев довольно зажмурился, словно кот. Merry Christmas.