Выше! Выше! Я хочу достать до звёзд!

Воскресенье, 2ое февраля Лев

Где-то Лев читал, что большинство геев избегают анальный секс. Но вот у Куроо-сана резинки всегда были с собой, а Тсукишима себе сегодня тоже купил. Может, не именно для этого, конечно... Их не любил бывший, но Лев их сам всегда покупал. А до этого Хиро-сан даже не начинал ничего, если их не было: пусть даже они могли не доходить до проникающего, зато никогда не было искушения попробовать без резинки. Яку-сан не очень-то хотел отказываться от проникающего, это ясно было. Льву самому невыносимо было, и оставшиеся презервативы разжигали соблазн. Но он просто решил, что так правильнее. Мало Яку-сану больной ноги разве? Описанные в статьях беды с задницей пугали до тошноты. А может, Льву просто захотелось тоже придумать им важное и полезное решение. И вот это уже было стыдно. Он сорвётся. Он наверняка сорвётся и всё. Лев попробовал пойти на сделку с самим собой. Нашёл в коробке своих вещей застёгнутый на молнию тканевый мешочек. С игрушками для секса. Зачем он их покупал? После второго бывшего все выбросил, жгли обидой. Казалось, что новые должны всё-таки быть, но он ими для себя почти и не пользовался. И вот теперь показывал одну Яку-сану. Лев мог бы, дразнясь, намазать её смазкой и дать ему угадать, что это такое он в него проталкивает. Но Яку-сан так дрожал от пальца тогда, впервые. Льву показалось, так внезапно сюрприз сейчас не понравится. И, будто подтверждая его мысли, Яку-сан сказал: — Я ещё к пальцам твоим не привык. — Не хотите... — Хочу! — не дал ему убрать игрушку Яку-сан. Чулки, бантик... чушь. Вот же прекрасный аксессуар. И переключатель тоже, если совсем уж честно. От такого взгляда Яку-сана вся ерунда, неясно тревожащая Льва днём, стиралась из мыслей, давая ему отдохнуть, получить, наконец, удовольствие. Из всех игрушек он выбрал пробку. Совсем простую и маленькую. — Ты её.. Ты ею... пользовался? — не сдержал любопытства Яку-сан. Льву казалось, он не знает, что говорить. Небо! Лев опять заставил его растеряться. Он облизнул губы. Ладно. Ладно. Яку-сану достаточно любопытно, чтобы не отказываться. А значит, он включится, когда распробует. Очень хотелось, чтобы распробовал. Именно для этого Лев перенёс постель сюда, в будущую спальню, чтобы вчерашнее воспоминание о горячем сексе здесь играло ему на руку. Ширма чуть глушила эхо, и было намного теплее, но всё это должно было только помочь им расслабиться. Да, и Льву тоже. Остановиться, собраться и быть нежным-нежным. Чтоб Яку-сан таял от поцелуев и трепетал в его руках. Так хотелось непременно вставить ему пробку самому. Знать, что он позволит. Что больше не опасается. Что доверится снова. Вот только не один Лев плохо умел привыкать к изменениям сразу. Яку-сан вертел пробку в пальцах, глядел то на неё, то на Льва, и никак не мог подобрать слов. — Опять стесняетесь, — поцеловал его Лев. — Ну почему?.. — Но это впервые. У меня не было никогда ничего такого... Лицо Яку-сана прятала тень, но Лев лежал близко, видел его выражение. Он не боялся, совсем. — Как же много у меня получается делать для вас впервые. Мне это нравится. — А-а. Ты сам хочешь, да, — понял его желание Яку-сан. — Позволите? Между ними каждую ночь всё приходило к сексу. Сейчас это был ещё один способ подтвердить, что Лев остался на месте. Не отвергнут за глупости, за суету и нелепые подозрения. И за отмену. Он получил тысячу подтверждений, устных и невербальных, и ему было мало. Яку-сан по-прежнему молчал. Решив дать ему достаточно времени, Лев оставил игрушку в его руках, сам влез под одеяла. Яку-сан вздрагивал, едва слышно вскрикивал и даже посмеивался от его действий, иногда словно пытался уползти — это значило, что Льву стоит умерить пыл. Но руки, руки он так и не опускал под одеяло. Изучал пробку. Что он с ней делал там? Облизывал? Лев не вылез из жаркого плена одеяла, пока Яку-сан сам его не позвал. У него губы были алые, и щёки раскраснелись тоже. Глаза задорно блестели в полутьме, и Лев скорее поцеловал его, прекрасно понимая, что это означало. Ему можно попробовать. Яку-сан уже готов идти дальше. Лев притёрся к нему, пробираясь по постели ближе, потянулся словно кот. Яку-сан обнял его за шею, и он улёгся рядом, обернув вокруг него руки. Расслабленный, Яку-сан прижался к нему всем телом, спрятался, ткнувшись носом в шею, царапнул плечо. Всё это убеждало Льва, что он прав, что можно начать. Но он ошибся. Яку-сан не позволил ему самому вставить её. Лев налил на пальцы смазки — это ему нравилось. Но когда Лев забрал у него пробку и приставил к его заднице, даже не надавив толком, он сказал: — Нет. Он сам хотел. Лев понял, что всё: ещё слово и конец всему доверию Яку-сана. Сдался: на сегодня лимит был исчерпан. Ах. Он очень уж привык бояться, что будет отвергнут, а оставшись без привычного по жизни страха, глупая бестолковая голова стала искать, чего бы бояться ещё. Сегодня — что Яку-сан его разлюбит. Тем более разлюбит, если Лев наделает глупостей. Он ловил себя прощупывании границ дозволенного и никак не мог себя остановить, прекрасно понимая, что паникует и себе же вредит. И Яку-сану. И тому хрупкому, важному, до этого момента такому честному, что они между собой построили. Пока его молчание не было расценено так, будто он настаивает передумать, Лев переложил игрушку Яку-сану в руку, уже потянувшуюся его останавливать там, в тепле под складками одеял. Он смог не показать сожаления, и даже порадовался, что не успел испортить им настроения. Поцеловал, касаясь своим языком его и отдаваясь этому ощущению — мокрому, мягкому, нежному-нежному. Яку-сан всегда успокаивался от сладких поцелуев. Лев убрал руки выше, ласкал его грудь и мягко оглаживал плечи. В конце концов, Яку-сан был сокровищем, а не одна его задница. К ней он скоро сам перевёл руку, оставив на груди Льва только одну ладонь. Не отворачивался и не прятал лица, принимая поцелуи заинтригованного Льва. Он ведь и в душе при Льве не вставлял в себя даже палец. Яку-сан прикрывал глаза, выглядел сосредоточенным и невнимательно хватал его губы своими в ответ на поцелуи. Его занимали совсем другие ощущения. Лев поймал себя на том, что умиляется, а рот его расплывается в улыбке. Всё хорошо. Хоть Яку-сану и было не очень-то удобно действовать самому. Пробка была короткая. Или изгибаться так, чтобы достать, ему было сложно. И всё равно он не просил помощи. Лев в этот момент думал — и пусть, и ладно, что он не видит ни лица уткнувшегося лбом в его грудь Яку-сана, ни того, как пробка входит в него до самого колечка на конце. Посмотрит в другой раз. С чего он вообще взял, что это должно быть важно ему? Этот момент был важен для Яку-сана! И тут стоило проявить чуткость. Яку-сан опустил лицо, отстраняясь от его губ, глядел теперь прямо перед собой, на грудь Льва, на которой снова устроил обе своих ладони, сжал их в кулаки. Привыкал, но больно ему точно не было. Он опять стеснялся, совсем чуть-чуть. Лев не понимал, неужели это так сильно отличалось от всего, чем они уже успели вдоволь насытиться раньше! Не в силах больше просто лежать рядом, он поднялся на локтях, выпустив Яку-сана из бережных объятий. Тот охнул. Лежал теперь на животе и плечи его подрагивали, выдавая, как сильно он впечатлён своими ощущениями. Любопытный Лев метался над ним, пытаясь заглянуть в лицо. Яку-сан посмеивался и отворачивался, или прятался в подушку носом. Стоны сами вырывались из его груди при любом движении, и он ругался, а потом снова посмеивался. Захныкал и прижался лбом ко Льву снова, маленький. — Ну так что, я продолжу, — лизнул его голое плечо Лев. Представив, какие ощущения на него свалятся с этой штукой при минете, Яку-сан зажмурился и охнул: — Не-не, нет, погоди ещё немножко. Осторожно переступая руками по постели, он сел, взглянул на Льва и покачал головой, когда тот потянулся было его поцеловать ещё раз. Лев с сожалением смотрел, как он завёл руку себе назад, чтобы вынуть пробку. А он так надеялся!.. Яку-сан не отбросил её, не отдал, оставил лежать под собой. Ох, это не отказ! Просто что-то не так. Но что? Лев тоже сел, поближе к нему, чтобы погладить колено и взять Яку-сана за руку. Тот посмотрел в глаза. — Ты торопишься. Я же никуда не исчезну. И вся ночь — наша. Лев удивлённо вытянулся. То есть это не его прямо сейчас успокаивать надо, а Льва? Почему? — От чего бежишь? — спросил Яку-сан. Ох, как он прав. Лев не просто торопил события. Он хотел спрятаться. — От сегодняшнего себя, — не стал скрывать Лев. — Ох? Ты был такой ужасный? — Абсолютно. — Эй, котик. У тебя всего лишь так себе день был. Даже не плохой. И знаешь, что? Я рядом. Яку-сан всегда был рядом в плохие дни, и в хорошие. И сегодня — всё это были неприятные мелочи, но мелочи же. Они не отталкивали его от Льва. Ничуть. — Ах. — Да. Так что успокойся и дай мне немного времени привыкнуть. Он потянул Льва к себе, чтобы сел ровно напротив, и приподнялся сам, вставая на коленях и придерживаясь за его плечи. — Можешь вставить её обратно, если хочешь. Ох, я знаю, ты хочешь, — поцеловал он Льва, подняв к себе его лицо обеими ладонями. Тот медленно огладил его руками от коленей по бёдрам вверх и шумно выдохнул, сжав пальцы на его ягодицах. Лев зажмурился, вдыхая его запах, лизнул грудь и мягко прикусил кожу. Вставил сначала пальцы, макушкой почувствовав шумный выдох Яку-сана. Внутри всё ещё было влажно. Лев нашарил пробку на одеяле под ним. Яку-сан немного наклонился к нему вперёд, расслабил мышцы. Ох, Льву хотелось вводить в него вовсе не бесчувственную игрушку! Но взгляда он не отвёл. Яку-сан смотрел на него сверху, еда дыша, и с его приоткрытых губ снова сорвался стон. Его руки напряжённо сжались на плечах Льва. — Больно? — шепнул Лев. Тот только покачал головой и кивнул мимо Льва, на постель, чтобы лечь. Лев целовал его спинку, оглаживал ладонями, нажимая у поясницы, как он любил. Едва ли массаж, скорее попытка успокоить и дать ему время привыкнуть к игрушке снова. Лев любовался, осторожно наклоняясь над ним, чтобы целовать выступающие лопатки и позвонки, добирался до шеи, отыскивал на ней родинку, целовал, обводя её языком. Яку-сан мягко таял в его руках, в удовольствии, возвращая Льву уверенность в своих силах. Лев оттянул в сторону диванную подушку от лампы, чтобы пустить в комнату больше света. — Лев, — недовольно пробормотал Яку-сан, жмурясь. Любитель темноты. — Надо видеть. Не только слышать. Видеть тоже важно. Видеть реакцию. Она мне нужна, очень нужна. Почему вы стесняетесь всё ещё? — Лев почти скулил, упрашивая его и целуя после каждого слова. — Да разве я... — Что вы чувствуете? Яку-сан задумался. Перевернулся на спину, теперь сдержав вскрик. Что ж, эта пробка явно умножала все его ощущения раз в сто. Лев не зря её притащил, правда. Вот только хотелось иметь к этим ощущениям больше отношения же, р-р-р. — Это... немного странно... Всё ещё непривычно. Не потому что для меня это такая уж смена ролей и я с тобой практически всегда такой пассивный, просто.. Ох. Очень много нежности, — попытался объяснить Яку-сан про весь их секс сразу, а не про маленькую игрушку в нём. — И это смущает? Вас что, не целовали раньше? — не поверил Лев. Как можно Яку-сана не целовать? Яку-сан мирно улыбнулся: — Я не сравниваю тебя с моими бывшими. Я. Это я, я не могу себя вести с тобой, как вёл с ними. Было не так, понимаешь? — Не совсем, — признался Лев. — И всё-таки чаще всего ведёшь ты. Инициируешь секс тоже ты. — Ну и что! Вы тоже умеете. Ещё как! — А потом сам с себя охреневаю. И иногда гружусь, не был ли слишком груб, потому что ты очень, очень, очень мягкий и нежный. Я и не знаю, как с этим справляться. В памяти вдруг всплыла строчка, тоже почему-то в исполнении Арбениной, хотя Лев знал, что это песня не её авторства: Это оттого что мой ледокол не привык к воде твоих тропических морей. Н-неужели Яку-сан ещё не сумел привыкнуть ко Льву до конца? Едва ли дело в разнице в их росте. Он бы со всей страстью кидался на Льва, если б мог — но ему мешала боль травмированной ноги. Может, он себя отчасти неполноценным чувствовал после перелома и отказа от волейбола? Надо бы это выковырнуть у него из головы и выбросить далеко, вот прямо как страхи самого Льва о том, что Яку-сан от него отвернётся. Лев подобрался к нему и муркнул в ушко: — Есть такое упражнение, закрываете глаза и уверенно говорите себе: я самый красивый, самый лучший, самый чудесный, самый сексуальный... — Пхе-хе, иди ты... — взъерошил ему волосы Яку-сан. — Не-е-ет, говорите. Давайте. Прямо сейчас. — Лев. — Не Лев. Яку-сан самый... — Ле-е-ев, — отказывался он. — Яку. Сан. — Самый... — Ну! — вытянулся Лев. — Глупый, — покачал головой Яку-сан. — Ты же со мной. Я ведь давно убедился, что могу доверять тебе всего себя любым — и счастливым, и разбитым, и... — Нежности — не слабости, — наконец, понял его Лев. Яку-сан и сам должен был это понимать. — Я знаю, — ответил он. — Мне нужно ещё чуточку времени, чтобы каждый из опилок в моей голове к этому привык. — У вас там не опилки. — Как же. — У вас там звёздочки, — убеждённо заявил Лев. — У меня в глазах от тебя звёздочки! — снова улыбнулся Яку-сан. — Ой, давайте вместе посмотрим! — восхитился Лев, и щекотно поцеловал его в шею, чтобы Яку-сан засмеялся. Он и так смеялся, чудесный, самый-самый. За окном снег и тишь, Мы можем заняться любовью на одной из белых крыш. А если встать в полный рост, То можно это сделать на одной из звёзд! Будто слыша, что у него в голове, Яку-сан вытянул руки наверх, и можно было смотреть на его голую грудь, ключицами отгороженную от пропадающей в тени шеи, на острый подбородок и любимые губы. — Ох, Яку-са-а-ан! — с обожанием оглядел его Лев. — Я помню, — посмеялся он. — Я самый красивый. Не верил до конца ещё. Он верил всё чаще, привыкая к любви Льва, но сегодня снова был откат назад. Не только из-за новой штучки. Когда на Льва находило смятение, Яку-сан часто не знал, чем ему помочь, вот и смущался тоже, не чувствуя в нём уверенности и не находя в себе сил это исправить. Но он заметил, так чутко подмечал его чувства, не игнорировал их, и не раздражался, даже если Льва беспокоила сущая ерунда. — Я понял одну потрясающую вещь, — Лев устроил Яку-сана среди подушек поудобнее. — Какую? — Помните, как мы оба осознали, что наши отношения начались,— улыбнулся Лев, сделав ударение на последнем слове. — Помню, и что же? — догадываясь, улыбнулся Яку-сан в ответ. Ласково притянул Льва к себе, уложив руки ему на шею. — Так вот, они длятся, понимаете! — торжественно объявил Лев, сверкнув глазами. — Самое лучшее, что может быть, — Яку-сан смотрел серьёзно, при этом ткнулся кончиком носа о нос Льва. Потом улыбнулся, и Лев поцеловал его, такого сладкого. Отношения не только длились, они крепли. И оттого это маленькое отступление назад со смущением Яку-сана совсем не пугало. Лев не просто верил, он точно знал, что они сумеют починить всё, что разладится, и даже если, как сегодня, у них целый день будет разное настроение, всё у них сложится. И если он всё ещё стеснялся, Лев позаботился о том, чтобы скоро перестал. На мысль о том, что отношения не только начались, но и не повисли в воздухе, его навёл приятный факт: у них появились привычные ритуалы, нравящиеся им обоим, собственные шутки, общий режим дня и совместные традиции, за которые так ратовал Куроо-сан в Рождество. Неизменным стало то, что Яку-сан расслаблялся, когда Лев давал ему понять, что будет минет. Вот и сейчас он счастливо улыбался, утопая в подушках. Снова прятаться под одеялом Лев не стал, жарко, да и Яку-сан любил на него смотреть. Лампа, не загораживаемая больше подушкой, только радовала. Лев лежал слева от него, просунув под его бок правую руку. Левой мял его задницу и надавливал на пробку под непрекращающиеся стоны. Яку-сан был сегодня очень громким. — Тебе больно? — на минуту выпустил его Лев. — Нет, — тихо отозвался тот, прячась в подушку лицом. — Но не надо так сильно её дёргать... — Я же не дёргаю, — Лев повторил движение пальцами, теперь медленнее. Яку-сан дёрнулся и ойкнул, поморщился и попросил "не так сильно". Значит, и раньше не замалчивал, ему в самом деле не было больно. Лев снова вобрал его член в рот, коротко выдохнул и пробки касался теперь нежнее. Хотелось просунуть к ней палец, чтобы чувствовать пульсацию внутри. Яку-сан, Яку-сан, какой же ты сладкий. Лев не разбирал, как к нему обращается, и ни о чём не думал. Старался достать носом до волосков на его лобке, пока не заметил, что тот содрогался и пытался его от себя отстранить. Закончит сейчас — получит обиженный тычок под рёбра вместо довольного поцелуя. Лев послушался его рук. Дрожа, Яку-сан пытался перевести дыхание, глядел на него, провалившийся в подушки так, что не мог сам выбраться из их мягкого плена, и тянул ко Льву не слушающиеся руки. Лев переплёл с ним пальцы и сам сидел рядом, пытаясь дышать ровнее тоже. И только потом наклонился, чтобы поцеловать Яку-сана в лоб. Тот немедленно обнял Льва за шею, хрипло прошептал в самое ухо: — Ну почему ты такой... — Какой? Хороший? Очень? — щекотно лизнул его в шею под ухом Лев. Он поёжился и снова поморщился, потому что любое движение отдавалось внизу. Интересно, Лев с непривычки так же охать с ней будет? — Почему всё прекрасное сегодня для меня, хотя день был не айс у тебя... — отпустил его Яку-сан, почему-то ослабший. А ведь Лев надеялся на что-то, похожее на вчерашнее посещение клуба. Снова, что ли, лампу прикрыть? Лев ткнулся носом в его щёку, прижался и почувствовал на своём лице поцелуи. Улыбнулся: — Вы мне нравитесь такой. Только мой. — Я до тебя не дотянулся сегодня. Ни разу! — Яку-сан ответил на его поцелуй и добавил: — Эта штука не даёт двигаться! — Но мы её всё равно пока оставим? — ещё раз лизнул его Лев. Яку-сан фыркнул, отпихиваясь, проследил взглядом за тем, как Лев, улыбаясь, поднялся от него и уселся на стул, который тот недавно притащил сюда сам. Валяйте. Тянитесь. Яку-сан хмыкнул, прочитав это в его взгляде, лениво кинул в Льва подушкой, но та даже не долетела до его ног. Он осторожно поднялся, даже медленнее, чем когда у него болела нога. Опасался травмироваться и всё-таки почувствовать боль. Пожалуй, ему нужно будет найти что-то помягче пробки? Лев облизнул губы, желая запустить в него свои мокрые пальцы и упиваться ощущением прикосновения гладкой кожи, тесно придавливаемой к ним колечком сжатых мышц. Яку-сан сделал к ему шаг и тени пробежались по его телу. Красивый. Лев протянул к нему руку, зовя к себе. Яку-сан ухватился, ему нужна была поддержка даже просто стоять, потому что игрушка продолжала накрывать ощущениями в неожиданные моменты. Она просто в нём была, даже не вибрировала. Как он член Льва пережил вообще? — Убрать её? — пододвинулся ему навстречу Лев и придержал под руки, подставив ладони под его предплечья. Яку-сан упрямо качнул головой. — Н-нет... — Вам сложно. — Знаешь, во мне бывало кое-что побольше. — Пхе-хе, кажется, знаю, — Лев по очереди чмокнул обе его ладони, оказавшиеся у него на плечах. — Только с этим я не ходил. И не вставал. Да я почти не шевелился, ты меня прижимаешь вечно... Я не думал, что это будет так... — Вам точно не больно? — Ага. Ай! — Яку-сан поморщился. Льва забавляло это: стоило пальцем надавить самую малость, Яку-сана пронзало иголочками, он не сдерживал неожиданных звуков, и по коже его бежали мурашки. Лев с удовольствием ловил стоны с его губ. И наплевать, что он не ласкал Льва в ответ, слишком ошарашенный собственными чувствами. Скованный, он всё равно не отступался, словно задиристый котёнок, и за это Лев его любил. Яку-сан так и не опустился перед ним на пол, стоял, опираясь о его плечи, царапал их, постанывал в поцелуи. Лев притянул его ближе к себе, чтобы он членом вжался в его грудь. Яку-сан хрипло дышал, почти повис на Льве, уложив локти на его плечи и, казалось, вовсе не замечал, что тот смог пристроить свой член меж его ног. На шее Лев почувствовал влажную горячую каплю. — До слёз? Яку-сан, серьёзно? — Ну и что. — Вам точно не больно? — Мне хорошо... Н-мх... Это очень... по-другому всё, хн!.. — почти срываясь на всхлипы, ответил тот. — А как же... когда я пальцами?.. — У-а, а пальцами ты не так двигаешь!! — он сделал шажок назад и сжал зубы, рассерженно стёр слёзы с глаз. Хм, а ведь правда. Пальцами Лев водил внутрь и наружу, поглаживая внутри и имитируя движения члена. А пробку он только покачивал. Ведь он делал так в самый первый раз — одним пальцем ещё. Только Яку-сан тогда лежал на спине, но так же замирал от новых, пронзительных ощущений. Успокоившись, сейчас он шагнул обратно ко Льву. Обняв его, тот из любопытства совсем легонько потянул за колечко. Яку-сан немедленно отозвался шипением: — Ай, нет, ты что! — Не вынимать? — Ув-в-в-ф. Нет. — Не устали ещё? Не желая больше убеждать его словами, Яку-сан сжал его лицо руками и влажно облизал его нижнюю губу, поставив правую ногу на стул. Он перенёс весь вес на здоровую ногу, и Лев поскорее обнял его, чтобы крепко придержать рядом с собой, и только после этого чуть отстранился назад, чтобы оглядеть его. Свет лампы мягко обнимал его, подсвечивая разгорячённую кожу по контуру тела, выхватывал каждый изгиб, маня прижаться губами. Лев слушался, целовал, куда мог достать, оставаясь на стуле, и упивался маленьким представлением. Он облизал ключицы и наклонился поцеловать подставленную коленку, придержал правую ногу Яку-сана снизу, за бедро, и улыбнулся, сообразив, что может переместить ладонь дальше, снова вдел палец в колечко пробки. Покачивающие движения вызвали у Яку-сана восхитительное протяжное "а-а-а", а на плечах у Льва поползли полосами новые царапины от его ногтей. Тот улыбнулся, довольный донельзя, и перевёл одну руку Яку-сана на его же член, тут же снова обхватив его за талию и под бедро. Яку-сан ткнулся своим лбом о его, большим пальцем растер по головке выступившую смазку и всё же спросил: — А-а ты меня точно удержишь, если я упаду? — Вы что, сознание терять собрались? — оторвался от зрелища внизу Лев. — Я не собирался, но оно кажется само вот-вот сейчас уже, — пробормотал Яку-сан, снова устраивая руку у него на плече и, кажется, жалея о поставленной на стул ноге. Лев бережно опустил её вниз и они легли. Отрубаться Яку-сан не собирался, конечно, да и сил в его хватающихся за Льва руках было полно. А вот возможности сконцентрироваться, чтобы держаться и не падать, Лев точно ему не давал. — Знаешь, что точно смущает? Я не понимаю, почему так: она меньше, а ощущений больше. Намного больше, — пожаловался Яку-сан, жмурясь, пока Лев хаотично целовал его висок, пристраиваясь рядом. — Здорово, — прошептал он. — Чего ты радуешься? — Здорово, что вы ничего не скрываете о том, что чувствуете сейчас. Мне важно знать. Чтобы вам хорошо было, Яку-сан. — А тебе?.. Он застонал, не договорив. Лев мягко направил его ногу, чтобы Яку-сан положил её на него, и завёл его руку ему за спину. Так он мог сам придерживать или шевелить пробку, если хотел. Лев теперь её не касался, прижимал к себе его ногу и сжимал в пальцах другой руки его член, будто желал втереть новую порцию смазки в его кожу. Яку-сан быстро сбился с дыхания, уже не стонал, только хрипел, не думая больше о том, чтобы прятать лицо. Лев его довёл до затмения сознания всё-таки. Он так уже пропадал — и в первые разы, и вот почти так же вчера в клубе на кресле, пусть и ненадолго. Только вот Льву никак не доставалось хоть сколько-нибудь долгой ласки сегодня. — Никакого от меня толку, — о том же подумал Яку-сан, распластавшись на футонах. — Дурак, — сказал ему Лев, прежде чем поцеловать, и сжал его ослабшую ладонь на головке своего до предела возбуждённого члена. Будто в самом деле можно было наплевать на его напряжение и заставить ублажать себя. Только теперь, когда он расслабился и обмяк в постели, Лев навис над ним, крепко сжимая его руку своей. Маленькие пальцы, до чего маленькие! Только что хватались за его шею, оставляли на плечах царапины. Лев уперся обеими руками в футон, вжался лицом Яку-сану в плечо и уже не разбирал, обо что притирался, шумно выдыхал в горячую кожу и прихватывал её зубами. Он тоже отключился и ловил перед глазами звёздочки! Когда это Яку-сан перевернулся под ним на живот? Запыхавшись, Лев приостановился, пытаясь сообразить, в каком состоянии его любимый. У любимого меж ягодиц торчало колечко, и думать ни о чём другом не выходило. Лев всё-таки сам вынул из него пробку, она вышла с едва слышным хлюпающим звуком и тут же потерялась в одеялах, не до неё стало. Яку-сан, через плечо глядевший на него одним глазом, охнул и вжался в подушку. Лев не расслышал, что он сказал, и не слушал: руки потянулись к нему сами. Лев ввёл в него свои пальцы, зажмурился от необъяснимого удовольствия. Яку-сан под ним дрогнул, сжал в пальцах край подушки. Лев потянулся поцеловать его и разглядел на плече след своих зубов. Зализал укус, рукой прижимая головку своего члена к его анусу, притирался к влажной горячей коже до искр из глаз. Он прижал Яку-сана к постели, резко выбив из него стон, и ничего уже не видел перед собой. Яку-сан глухо позвал его по имени и Лев кончил ему на сладкую задницу, а потом быстро наклонился и оставил внизу левой ягодицы укус, пачкаясь в собственной сперме. Яку-сан охнул в подушку, но сил сказать хоть что-нибудь у него не было. Сев, Лев утёр лицо, улыбаясь, и не понимая, что на него нашло, и всё никак не мог отдышаться. Яку-сан устало глянул на него, чуть повернулся, подложив под голову подушку, и прикрыл глаза. Лев вытер его и только теперь разглядел на его левой ноге синяки, оставшиеся от вчерашней ночи. О чём он говорил Льву, о какой нежности? Лев та ещё дикая зверюга! Он наклонился и виновато поцеловал внутреннюю сторону коленки, а потом поправил одеяла, чтобы лечь рядом с Яку-саном и тоже заснуть от накатившей вдруг страшной усталости. Не удержался, погладил его голую задницу, но потом обнял за плечо: — Я больше не буду бояться. Ничего никогда не буду бояться. Потому что вы со мной. И пусть Яку-сан не слышал, потому что отключился, Лев верил, что он это знал и без слов.