Выше! Выше! Я хочу достать до звёзд!

2015-2016 Лев

Июль кончался, стремительно приближая двадцать первый день рождения Яку-сана, Лев лихорадочно пытался узнать, что ему подарить. Дарить ничего не пришлось. Яку-сан вписался в своего же доигровщика и не выдержал столкновения. Что-то сломал в ноге. Что, узнать так и не удалось — за выражения сочувствия Лев получил порцию брани и оказался в чёрном списке. Юки и Со потом тоже. Вот тебе раз. Но это бы ладно, они верили, что Яку-сан отойдёт и отношения их наладятся. Юки даже съездил к нему, выкроил время. Вернулся обиженным. День рождения их семпай не собирался отмечать. Лев не смог заставить себя поехать. Если Яку-сан на него так же накричит, будет очень плохо. Очень плохо уже было то, что Лев не переставал о нём думать с самого момента его травмы. Хиро-сан заглядывал в глаза и тревожно спрашивал, в чём дело. И где весь волейбольный задор Льва. И вообще какой-нибудь. Первое предупреждение, что так могут и из клуба исключить. Первое "давай поговорим", когда Лев не смог ничего сказать. На второй раз смог, сам страшно удивлённый своему открытию: школьная влюблённость никуда не делась. Поразил Хиро-сана до того, что тот несколько минут молчал. Хиро-сан не умел молчать. Даже в сексе шептал что-нибудь с придыханием. Лев даже смущался молчаливого себя поначалу. Они так мило это обговорили тогда. Просто причуда семпая, Лев не обязан ничего говорить, если он не хотел. Хиро-сана угнетало только собственное молчание, если он кого-нибудь не слушал, конечно. Искренний, беззаботный, когда он вылечил своё растяжение и выступил против команды Льва на тренировочном матче, неуловимо изменился. Нет, не заткнулся, подбадривал своих. Но по ту сторону сетки ощущался только ужас из-за его присутствия в качестве противника. Льву даже не стыдно было ему проиграть. Дома Хиро-сан его отругал. Разузнал про долги, отросшие в этом месяце, сказал, что скоро поставят вопрос об исключении. Потом хлопнул в ладоши, сказал, что свою роль строгого семпая выполнил и больше не будет её на себя брать. Давай начистоту, как любимый с любимым. — Ты его любишь? Или это влечение? Что у тебя с ним может быть? У Яку-куна девушка есть, ты в курсе? — В курсе, ещё как. Богиня Риса-сан, как с картинки дорогущего журнала. Яку-сан, должно быть, сам себе завидовал, заведя себе такую. Маленькая, яркая, умная, лучшая в мире девушка. Милая в общении, всегда отвечающая на комментарии и сообщения в инстаграме. В непростой ситуации сейчас, всё равно отвечала на вопросы Льва о состоянии Яку-сана. Общими словами, но не отмалчивалась. Благодарила за поддержку. Лев и подозревать не мог, что между ними на самом деле тогда творилось. Но он в любом случае не представлял себя с Яку-саном вместе. Да и нечего было надеяться. В этой влюблённости не было никакого смысла, но Лев тосковал, не в силах помочь Яку-сану, а Хиро-сан расстраивался, глядя на его страдания. Не ревновал, но и понять, даже со своим опытом, совсем не мог. Лев попросил паузу, чтобы было время побороть долги по учёбе. А осенью стало ясно: либеро Яку Мориске больше на площадку не вернётся. Этого не должно было с ним случиться... Лев не хотел в это верить, не понимая, отчего ему из-за этого так плохо. Даже донимал Куроо-сана узнать, правда ли всё так ужасно с травмой. Хиро-сан звал его к себе, настойчиво звал. В общаге было так тухло. И Лев не выдержал, приехал с вещами, но с порога спросил: — Я же не вас люблю. Вам это зачем? Хиро-сан всё ещё считал себя парнем Льва. Ох, сколько же они об этом говорили. Льву неприятно было иногда: зачем выворачивать душу наизнанку, говоря о школьной влюблённости ему? Хиро-сан просто пытался докопаться до самых глубин, чтобы доказать Льву — то чувство слабое, ничем не подпитывается, скоро завянет. А Хиро-сан, вот он, рядом, и у Льва на него всегда встаёт. Игнорировал его юность и горячую кровь. А Льва жгло до слёз от каждого поцелуя с ним. Это всё было невыносимо неправильным. Во время их паузы Лев хватался за каждую соломинку. Но Яку-сан блокировал его везде, чтоб не писал. В твиттере, в фейсбуке, в инсте. Быстро перестал выходить в интернет. Совсем. Отгородился, пропал. Эта осень была такая колючая, безнадёжная, злобная. И Лев не решился поговорить. У него ни разу не вышло написать ему, а придти и сказать — не посмел. Той же ночью после его возвращения они сидели вдвоём на огромной кровати, заваленной игрушечными собачками, и Хиро-сан отвечал Льву: — И правильно, и незачем ему это сейчас. Яку-куну и так непросто, хочешь ещё и свои чувства на него взвалить? Что он тебе ответит, если вообще интересуется парнями! Лев и так уже не собирался ничего ему говорить, он даже поддержать так, чтобы не быть вычеркнутым из его жизни, не смог, какое Яку-сану будет дело до его "люблю". — Но вы-то что делаете, я вам такой зачем, Хиро-сан?.. — Мне, что же, тебя бросать, потому что ты о другом думаешь? Это даже не измена, чтобы... Странное дело, Лев немедленно почувствовал себя изменяющим, Яку-сану изменяющим!! Будто Яку-сану было дело... — Ну, и что, из-за этого один теперь будешь? — Не знаю, а что, лучше обманывать вас? — Милый, обман — это если бы ты молча взял и поехал к нему признаваться, не поставив меня в известность. Безотносительно его травмы. А тут... Ну ничего же не происходит. Что с тобой, ты сам понимаешь? Ничего себе, "ничего не происходит"!!! Лев обиженно отвернулся, вспыхнув, но через несколько минут унял гнев. Так это со стороны выглядит, да? Где-то в огромном городе-миллионнике один парень ломает ногу, где-то в нём же другой изводит себя, будто б его признание уберегло первого от перелома. И третий, совершенно ничем не провинившийся, должен наблюдать эти его бестолковые метания, тратить силы и жалкие крошки свободного времени. За сорвавшееся извинение Хиро-сан приложил ему к лицу плюшевую собачку. — Не надо. Ты ничего не сделал. — Делал. Вам нервы. Хиро-сан по-доброму рассмеялся. Оказывается, не должно быть стыдно, если кто-то о тебе беспокоится. Потому что это значит, что ты этому кому-то смог стать достаточно важным и дорогим. Что Лев — замечательный, чистый искренний мальчик, хороший мальчик, правильный, который никак не мог привыкнуть, что миру вокруг плевать на такую выдумку людей, как справедливость. Что не бывает такого равновесия, как в идеализированных выдумках о соулмейтах-любовниках. Что это не конец света, а вполне себе настоящая жизнь. И ничего страшного, что его симпатии к школьной влюблённости не исчезли из его нежной души. И трогательно, что он так переживал и о нём, и о реакции Хиро-сана. Что можно — так. Вот это всё, непонятное, не поддающееся логике — это всё тоже он. И ему самим собой можно быть. — Принять себя и все эти чувства. И жить дальше. Можно жить дальше, не ломать ничего, не бежать. Попробуешь? — Я совсем не знаю, что мне делать... — Останься со мной, — попросил Хиро-сан. Лев плохо понимал, манипуляция это или нет. От его слов чувствовал себя беспомощным, но Хиро-сан казался таким хорошим, что никак не верилось, что он бы с ним так мог поступать. Он же сам учил строить собственные границы, разъяснял, кто и что от него хочет, учил слышать себя. Лев себя услышал — хотел Яку-сана и никому не врать. Ничего из этого у него не получалось. И чего взрослый умный семпай в него так вцепился? Впрочем, Хиро-сан раз упоминал, что знает слишком много геев, не считающих за измену перепихоны в клубах с кем попало. Они ему не нравились. Лев к таким не относился. Лев вообще будто был выращен им специально для себя. Хороший мальчик, ещё один среди плюшевых хороших мальчиков на постели, ведь живую собаку при своём ритме жизни Хиро-сан завести не мог. Хиро-сан тоже казался хорошим. Хорошим человеком. Никаких изъянов ему приписать не приходило в голову. Яку-сан оказался вдруг не таким уж идеальным, когда разругался со всеми. В среду вечером Лев нёс из его комнаты вниз вещи, грузил их в машину. Из плетённых корзинок шкафа в коробки переложили очень много чего. Среди этого хранились, до сих пор хранились подаренные Яку-сану на дни рождения подарки от кохаев. От Льва, Юки, Со. То, что не было съедобным, конечно. Это трогало, заставляло сердце сжиматься. Лев теперь думал, что Хиро-сан оказался не такой уж иконой. Только сейчас он начал подозревать, что не всё в его отношении ко Льву было во благо их паре. Распознавал какие-то эгоистичные нотки. Хиро-сан учил его всему, но и сам оказался не безупречным. Признал бы свою неправоту в некоторых ситуациях? Ох, Лев не мог бы сказать теперь. Семпай Йошихиро-сан, великий волейболист и великолепный любовник оказался совсем, совсем обычным живым человеком, не желающим упускать удобного партнёра, каким был для него юный Лев. Вряд ли желал Льву вреда, но понимал ли, что мог навредить? Шуичи по сравнению с Хиро-саном был просто адом, так что его образ хорошего, правильного, всезнающего семпая ещё долгое время незыблемо держался в восприятии Льва. В последнее время образ этот затрещал по швам. Хиро-сан должен был жить своей жизнью, но продолжал прощупывать почву, узнавал, как у Льва дела. Плохого между ними не было, никаких ссор и некрасивых расставаний. Но Лев припоминал неудобное, неловкое чувство, будто он был загнанным в угол, не мог выбраться сам, а просить помощи мог только у Хиро-сана. Оно пугало и отталкивало. Лев всё ещё не мог точно сказать, самому себе объяснить, с чего он такой однолюб, почему так болезненно понравился именно Яку-сан, первое впечатление о котором было: "какой маленький-миленький", второе — "он хочет меня убить", и третье — "как он круто умеет крутить волейбольный мяч на одном пальце, я тоже хочу!" Яку-сан не был единственным красивым, не был единственным, восхищавшим его большинством своих умений. Был не самым дружелюбным с ним и часто не церемонился с чужими чувствами. Угощал после занятий булочками, ровно как и другие семпаи, помогал с уроками, как Куроо-сан и остальные. Учился не на сплошные "отлично", но идеально принимал любые мячи на площадке. Обычный, обычный третьегодка тогда... Лев один раз подслушал, как Тора-сан напоминал кому-то: Яку-сан сравнил Льва с котом, который любит гулять сам по себе. Из-за опозданий и притащенных в спортзал кошек, кажется. Глупо, но с тех пор Лев на переменках искал его глазами в коридорах Некомы, мысленно ставя перед его именем "мой". Влюблённость была осознана и смогла пустить в его сердце крепкие корни. С годами никуда это чувство не делось. Притуплялось, перекрывалось, забывалось, но упорно не стиралось. Законсервировалось, как у всех со школьными крашами, наверное. Лев ему не верил, но оно протянуло ему тонкую веточку и, когда он почувствовал себя загнанным в угол, привело в его ресторан Яку-сана. Теперь место Льва было рядом с ним, плечом к плечу, а на чахлой веточке взбухли почки, прорвались листья, она окрепла и немедленно раскрыла цветы. Ночью разбуженному Льву хотелось прикусить себе язык, будто бы он сглазил и потому был виноват: фотографируясь в темноте у маленький вишенки подумал, что никуда никогда от Яку-сана ни за что не уйдёт. Дай только шанс доказать. В тот момент он думал о поддержке при новой операции, ух, он точно теперь был бы рядом, как и должен был!! Но проверка на прочность случилась сразу же: на Яку-сана напала ночная истерика. Лев удивлялся его извинениям и виноватому виду, не мог не целовать. Не мог не думать о том, что очень сильно хотел справиться и доказать, как Яку-сан ему важен и нужен в его жизни. И даже не сомневался, что у него получилось, когда Яку-сан смог снова спокойно заснуть. Лев уверился, что нашёл своё настоящее место.