Свет твоих глаз

      И вновь Арго проснулся один, вчерашняя тактичность раба понравилась ему, а удовольствие, что доставил Лео, нельзя было даже сравнивать с тем, что дарили свои руки. В спальне было прохладно, выбираться из-под одеяла не хотелось, но ждала работа, и нужно было ещё решить, сколько в нынешних условиях будет расходов. Странно — нежданный, навязанный раб за один день вдруг стал нужным. Было интересно что это - хорошее обучение или особенности характера? Арго лежал, размышляя, смотрел на прогоревший камин, откуда тянуло стылым запахом вчерашних углей, и думал, где его раб. Вот вчера были и теплая вода, и вкусная каша, а сегодня тихо и пусто. Но стоило ему немного подождать, как в приоткрытую щель заглянул Лео, и вот уже и утреннее омовение, и завтрак, и халат. — А скажи, Лео, тебе же деньги нужны, чтобы вести хозяйство? — Да, господин, — Лео выдохнул, радуясь, что хозяин сам заговорил об этом. — Много? — Я подсчитал, господин. На неделю нужно семь серебряных монет. — Семь монет? — охнул Арго. — Господин, — заторопился Лео, — я всё подсчитал, я могу дать все расчёты, господин… — Помолчи немного, я удивляюсь, что ты попросил так мало! Я поденщице платил лишь немногим меньше. — Господин, я всё подсчитал… — Верю, но вот, смотри. Я платил служанке три монеты, пятнадцать уходило на продукты. Ещё по десять шло зимой на дрова и свечи. А ты просишь почти в три раза меньше. — В два с половиной. Почти, — прошептал Лео. — Хорошо, я могу давать по десять монет каждую неделю. И надеюсь, что в доме всё будет в порядке. — Конечно, господин!       Лео бережно принял из рук хозяина мешочек с монетами и привязал к поясу. Арго заметил, что раб одет скромно, в простые штаны, тунику и тапки на босу ногу. Нарядная, пёстрая одежда, в которой тот красовался на балу, куда-то подевалась. — Откуда у тебя это? — кивнул Арго на скромную одежду. — Простите, господин, я взял это у вас на чердаке. — У меня? — Да, господин, я постирал, там и для вас есть. — Для меня? — Арго удивился, соображая, откуда всё взялось. — Да, господин, — Лео чуть заметно улыбнулся.       Странно, но впервые рабу хотелось искренне сделать хозяину приятное. И это всего за день! Арго был таким наивным, открытым на искреннее отношение и очень замкнутым, стоило только коснуться невзначай его шрамов — взглядом ли, рукой, всё равно. — А… А зачем это мне? — Господин, у вас должно быть много камзолов, — пояснил Лео, — вы же предлагаете за медные ляны, по своей доброте, такие красивые свитки. Да, у профессиональных каллиграфов за эту же работу они бы заплатили втрое дороже, но вы аристократ, то, что вам нравится писать изречения и украшать их, вовсе не значит, что вам не на что жить! А они смотрят на вашу скромную одежду и считают, что это они облагодетельствовали вас, а не вы их. Неправильно, это вы снизошли до их убожества.       Арго растерянно хлопал глазами — вот с такой точки зрения он никогда не рассматривал своё занятие каллиграфией. Это что получается, ему платили меньше только потому, что вместо нарядного камзола на нём была скромная одежда? Не потому, что он занимается неподобающим для аристократа делом, а из-за тщеславного желания унизить того, кто попал в трудное положение? Арго чувствовал, как изнутри поднимается мутная волна злости, вот порвать бы все свитки, да жаль проделанной работы. — Господин, простите меня, но я прошу вас ответить, сколько сейчас у вас денег?       Арго сердито глянул на раба — и этот туда же? — Тридцать, золотом - два чата, серебром – восемь типов, остальное лянами. — Значит, медными монетами больше всего, — кивнул Лео. — И? — И – ничего, — улыбнулся раб, — когда вы собирались относить свитки? — К выходным. — А сколько вам обещали заплатить? — Лео похолодел от страха: как может он — раб, задавать такие вопросы? Но желание помочь этому одинокому и несчастному человеку никуда не делось. Пусть потом будет наказание, он примет всё, но сейчас нужно действовать в интересах господина. Подумать только, какие-то плебеи осмеливаются унижать аристократа. — Мы не договаривались, — растерянно проговорил Арго, понявший, что он принял бы любую сумму. — Если вы позволите, господин, я пойду с вами. — Да, — окончательно стушевался Арго. — К следующим выходным, — уточнил Лео. — Почему? — вскинул голову Арго. — Вы не нуждаетесь в деньгах, — с нажимом проговорил раб. — Это ваше развлечение заниматься каллиграфией. А их дело с почтением принять от вас проделанную работу и достойно вознаградить за неё. И гордиться потом, что до их скромной библиотеки снизошёл потомок древнего рода. — Да? — Разумеется… Мой господин, а сегодня на улице солнечно, самое время пойти на прогулку. Вы же собирались на прогулку, господин? — Да? Наверное… — Я ещё не подготовил для вас тёплый плащ, быть может, вы простите своего раба и погуляете по саду? — Конечно-конечно. Я буду в саду. А у меня есть тёплый плащ? — Будет, мой господин, — улыбнулся Лео. Как же ему повезло с хозяином!       Осенний сад, украшенный золотом и багрянцем, встретили их приветливо, даже дорожки, щедро присыпанные опавшей листвой, подсохли, и по ним было приятно идти. Тепла от нежаркого в это время года солнца, хватало на то, чтобы неторопливо прогуляться до самого дальнего забора. — У вас хороший сад, господин. — Только садовника нет, — усмехнулся Арго, странно спокойно чувствуя себя в присутствии раба, в сущности, совсем чужого человека. — Это очень жаль, сад на самом деле достоин того, чтобы им гордиться, — Лео провёл рукой по пушистым иголкам невысокой ёлочки. — Мне тоже. Но у меня нечем платить садовнику, а купить его… — Да, господин, обученные рабы стоят дорого, — ответил Лео, прислушиваясь к чему-то. — Что-то случилось? — Будто скулит кто-то. — Щенок? Пойди, посмотри, — велел Арго.       За забором, в этом месте немного покосившимся и осыпавшимся, оказался вовсе не щенок. Арго не утерпел и полез следом за рабом, цепляясь камзолом, и заработал его укоризненный взгляд. — Ой, — вспыхнувший от смущения, Арго в этот момент выглядел совсем юным, и Лео впервые подумал, что не знает возраста своего господина. — Это человек. Девушка. — Тут? На земле? — Арго вытянул шею, рассматривая лежащее на земле тело. — А она жива? — Да. Пока жива. Сильно изранена только. — Тогда что ты стоишь? Бери и понесли в дом. Может, выживет ещё.       Это удивило — обычно аристократам не было дела до рабов и их состояния. А тут прямой приказ помочь чужому человеку. Но спорить Лео не стал: слишком хорошо он помнил, как это лежать никому не нужным на матраце в каморке. И хоть его, как наложника никогда не наказывали так, как эту девочку, но опытные экзекуторы умудрялись причинять сильную боль без внешних повреждений.       Отмытая несчастная девушка оказалась совсем молоденькой и измученной. Лео трудился чуть не час, пока не перевязал все её раны и порезы — судя по ним, кто-то хорошо позабавился, развлекаясь со всей жестокостью. — Бедная, — вздохнул Арго.       Лео покосился на господина — тот бестолково путался под ногами, мешая, но прогнать было просто невозможно. — Она свободная? — Нет, господин. Видите татуировку? Это знак школы рабов, низшая ступень, домашняя прислуга. — Ошейника нет. — Её выбросили умирать. Среди аристократов неприлично развлекаться подобным образом, обычно потешатся и списывают. — Она же живая! А если бы мы не пошли гулять? — Девочка умерла бы к утру, — спокойно ответил Лео. — Ей бы молока… — Вам бы тоже не помешало, и ещё мёду туда ложечку. — Это почему? — удивился Арго. — У вас ноги замёрзли.       "И вот что ему за дело до моих ног? Там же девочке плохо!" - думал сердитый Арго, пока раб снимал с него мокрые носки, растирал ледяные ступни, опускал их в обжигающе-горячую воду. — Вот, тут кувшин с горячей водой, — показал Лео. — А я сейчас, мигом!       «Какой же у меня господин, умный, добрый, красивый! Какой же он красивый, такие изящные ступни, так и зацеловал эти пальчики…» — Ты куда? Эй! Куда ты?       Но дверь уже хлопнула за рабом, и спрашивать было некого.       Вернулся он и в самом деле очень быстро, прижимая к груди запотевший кувшинчик с восхитительно-вкусным молоком. В другой руке нашлась крохотная баночка с мёдом, а в кармане лежал завёрнутый в тряпицу сыр. — Не остыла вода, господин? — Нет, я только что подлил горячей, — отчитался Арго. — А я принёс молока и мёда, — как-то по-детски похвастался Лео. — Сейчас подогрею и подам. А девочку я тоже напоил, не беспокойтесь.       Вечер прошёл странно: найденная девушка спала в маленькой комнатке, Арго, укутанный в плед, читал книгу, а Лео устроился в углу и отпарывал крохотные жемчужинки со старинного камзола. Тот уже давно вышел из моды, но часть его можно было использовать, и Лео собирался взять с него каждый клочок. Он чуть слышно мурлыкал песенку, откладывая в коробочку жемчуг, бисер, бусины. А перед глазами уже стояли новые узоры, которым он украсит тот синий камзол, что заберёт завтра от прачки. В этом сезоне очень модны растительные узоры, цветы, конечно, мужчинам не подходят, но ветки плюща выложенные по контуру бисером будет то, что нужно. И если на шею господину завязать шёлковый шарф, сделанный из споротых лент в тон камзолу, то это немного скроет его жуткие шрамы. У него красивый господин, очень юный, очень одинокий и очень сильный. Смог же научиться чему-то дельному, стал зарабатывать, осталось дело за малым, доказать всем, что Арго Де Лавин по праву входит в десятку древнейших родов и не уронит чести своих предков. А он, Лео, сделает всё для этого, или он не достоин лучшего господина во всём городе? Это его шанс стать чем-то большим, не просто постельной игрушкой с красивым личиком, и он его не упустит.       А потом была ночь, тихая, полная нежности, и раб отдавался так полно, с таким восторгом, что Арго чуть не поверил, что действительно может кому-то нравиться. Ну и пусть, перед ним раб, пусть это руки не любимого, но они ласкают, доставляют удовольствие, и Арго тихо млел. — Вы такой красивый, мой господин, — шептал Лео. — Не издевайся, — в голосе Арго слышалась горечь, он даже не рассердился на такую грубую лесть. — Нет, господин, вы красивы. У вас такое тело, изящные руки, даже шрамы не портят вашей красоты. — Не говори так, — бормотал, выгибаясь под умелыми ласками Арго, а душа так хотела верить!       Лео молчал, ну и пусть ему не верят, он-то знает, что красота в глазах смотрящего.