Свет твоих глаз

      В груди болело, глаза резало от яркого света, дышать было просто невозможно — каждый вдох давался с огромным трудом. От жара, сжигающего тело, Арго не понимал, что с ним и где он. Сквозь алое марево слышались медленные тягучие голоса, они что-то спрашивали, требовали, возмущались. Арго хотел только одного — чтобы его оставили в покое. Пылающего лба коснулась прохлада, и он потянулся за ней, желая продлить чудесное мгновенье, и тут же упал на подушки, когда влажная ткань исчезла. — Неее смеееей тааак деееелаааать…       Чужой, неприятный голос. Арго хотелось сказать, чтобы незнакомец ушёл, пусть останется тот, другой, чьи руки давали облегчение. Но вместо этого появился новый человек, он касался неприятно, больно, не жалея. Арго захныкал, начал метаться, старясь уйти от этих грубых ладоней. Тщетно — они никуда не делись, причиняли неудобства, давили. Сознание накрыло темнотой, и Арго вновь погрузился в беспамятство.       Рослый худой мужчина бросил короткий взгляд на него и повернулся к другому, одетому в форменный сюртук врача. — Что скажете? — Лихорадка не спадает. Если жар продержится ещё день, ваш кузен скончается. — Что ж, думаю, предки будут рады увидеть пустоцвет в семейном кругу. — Не стоит оплакивать его раньше времени. — А кто говорит, что я сожалею об этом? Мой кузен прожил пустую никчёмную жизнь. Как и его отец, должен сказать. А то, что он сейчас умирает в одиночестве, это только его вина. — Но он не один! — Вы считаете людьми прислугу? Или того потрёпанного раба? Подумать только! У такого ничтожества, как Арго и такой личный раб! Элитный, можно сказать. Он не имел права заводить себе раба, тем более, такого ранга, да ещё и не спросив позволения у моего отца! — Но разве ваш кузен не совершеннолетний? — Это ничего не значит! Если он не считал возможным поддерживать связь со своим Родом, это не значит, что мой отец не следил за его судьбой. — Его отец был младшим братом главы рода, — заметил осторожно лекарь. — Мой дядя умер, а кузен ещё очень молод, чтобы самому распоряжаться своей жизнью, тем более, что он калека.       «Когда он прозябал в безвестности, вы не очень-то беспокоились о нём. А стоило только королю вновь обратить внимание на де Лавина, как вы тут же вспомнили, что у его матери в жилах текла благороднейшая кровь, пусть и сильно разбавленная» — думал лекарь, смешивая жаропонижающую микстуру. — И откуда только у него раб? Такой стоит немалых денег. Кстати, вы позаботились удалить его от моего кузена? — разорялся кузен, поджимая тонкие губы. Давняя неприязнь к мальчишке выбралась из-под тонкой светской шелухи и показала свою уродливую голову. Дядя женился не потому, что юная красавица была дальней родственницей короля, а лишь по любви, и отказался пользоваться этим, вызвав не только зависть у брата и племянника, но и глухую ненависть — настолько сильную, что когда он погиб при пожаре, об уцелевшем Арго постарались быстро забыть. Аристократ, с досадой хлопнул по ладони рукоятью плети, жалея, что не на ком сорвать злость. Он сразу хотел навести свои порядки в доме, но не вышло: и Прана, и садовник оказались вольными, а рабыня слишком ценный товар, чтобы его портить. Зато никто не мог помешать кузену Арго распорядиться чужим личным рабом.       «Вот оно что! Тебе жалко чужих денег. Или отец не позволяет тебе иметь личного раба? Зависть заела?» — Да, раба заперли, — ответил лекарь. — Этого мало. Я пришлю за ним своих слуг. Раба следует продать. — Но ваш кузен ещё жив! — Это ненадолго. Когда он умрет, никто не будет выяснять время продажи, — надменно бросил аристократ и поинтересовался: — Где сейчас раб? — В подвале. — Пусть там и остаётся. Завтра за ним придут. Думаю, что к этому времени, мой кузен оставит этот бренный мир. — Всё в руках Всевышнего!       Мужчины вышли, оставив служку у постели больного. Помощник лекаря прошёлся по комнате, поковырял пальцем гобелен на стене, устроился удобно в кресле и задремал, не обращая внимания на страдания своего подопечного. Дело было к вечеру, и служка уже предвкушал вкусный ужин, а в том, что в этом доме кормят хорошо, он уже успел убедиться. Скромная служанка, потупив глаза, принесла на подносе угощение, вытерпела жадные руки, огладившие её, и ускользнула, не согласившись разделить трапезу. Впрочем, служка и не настаивал, самому мало было. И, как следствие, наказанная жадность — спустя несколько минут служка уже крепко спал, употребив вместе с мясом и снотворное.       В подвале, в комнатке, которую использовали для хранения некоторых продуктов, в это время вместо мешков и ларей находился человек. На тонком тюфяке, поджав ноги к груди, неотрывно глядя на запертую дверь, почти неподвижный, только губы шевелились, произнося слова молитвы. Лео дрожал не от холода — от страха: впервые за всю его жизнь появился тот, о ком хотелось заботиться не по обязанности, а по любви. Кто сказал, что рабы не могут, не имеют права любить? Тот лгал, кто говорил, что у них нет сердца, оно было, а иначе, что болит сейчас в груди, что мешает дышать свободно, что заставляет смаргивать слёзы, самые горькие в жизни Лео? Короткое счастье закончилось, так страшно, что лучше бы его не было вовсе. Разве можно забирать жизнь человека, только для того чтобы показать никчёмному рабу его место? Арго был самым умным, самым добрым и красивым, он мог жить ещё долго, он должен жить ещё много лет. Лео готов был на всё, чтобы господин, любимый, заботливый, ласковый, выздоровел, чтобы встал с постели, снова вышел из комнаты, стянул пирог из-под ловких рук Праны, склонился над свитком, выписывая безупречные буквы. Лео вздохнул, судорожно выталкивая воздух, ещё и ещё раз, а его не хватало, будто грудь сдавил тяжёлый обруч. — Лео! Лео? — Лайма отперла двери, выпуская измаявшегося раба. — Иди скорее, помощник лекаря уже спит. — Как господин? — Плохо. Врач сказал, что он может не пережить ночь. А ещё, тебя завтра хотят продать. — Это невозможно! — воскликнул Лео. — Тише! — одёрнула его Лайма. — Кузен хозяина так решил. За тобой завтра придут его слуги. — Ох… — Ты ещё можешь сбежать. Аньха тебя спрячет. Наверное. — А вы? А господин? А если он умрёт без моей помощи? Я пробуду с ним до утра, а там…       Лео суетился возле господина, протирая пышущее жаром тело тканью, смоченной в воде с уксусом. Поил по каплям, из своего рта — по-другому не получалось, целебным отваром, менял мокрые повязки на пылающем лбу и непрерывно молился, всем, кому мог, просил за своего хозяина. И дело было не в продаже, что такое очередной дом для раба — Лео до ужаса боялся потерять господина. Этот молодой, очень одинокий, ранимый юноша стал для раба кем-то вроде младшего брата, о котором хотелось заботиться. И он делал это искренне, со всей душой, с открытым сердцем. Когда-то давно запретив себе любую привязанность, Лео в этом доме разрешил себе любить, хоть и боялся признаться в этом даже себе. — Господин, Арго, мальчик мой. Ты только живи. Я на всё согласен, куда угодно пойду, лишь бы только ты жил. Водички? Хочешь пить? Я сейчас.       Лео ушёл из спальни господина только утром, когда нерадивый служка стал проявлять какую-то активность, вот-вот и проснётся. Измученный ночным бдением и тревогой, он упал на матрац, забываясь тяжёлым сном смертельно уставшего человека, и не сопротивлялся, когда за ним пришли, чтобы отвести в дом продаж.       Врач, уверенный, что найдёт своего пациента мёртвым, прибыл только к обеду. И был немало удивлён ещё мутному, но осмысленному взгляду Арго. Тут же развил бурную деятельность, начал готовить необходимые отвары, гонять ленивого служку, требовать у слуг то одно, то другое, втайне надеясь, что его прогноз о скорой смерти больного всё же сбудется. Напрасно — то ли помогло ночное бдение Лео, о котором знали только свои, то ли просто пришло время, но, к огромной досаде кузена, Арго упорно цеплялся за жизнь, наплевав на все предсказания.       С каждым днём ему становилось лучше, вскоре Арго уже полусидел в постели и поглощал лёгкие блюда, любовно приготовленные Праной, бледно улыбался Лайме и благодарил за последние осенние цветы старого Колея. Удивляло его только отсутствие Лео, а на вопрос, где же его личный раб, все молчали, отводя глаза — боялись сказать о случившемся. Арго даже заподозрил, что тот умер, заразившись от своего господина, но тут Лайма, уставшая от отчаянных взглядов, шепнула хозяину, что Лео продали. — Кто посмел? — охнул Арго. — Ваш кузен, господин. Он решил… — Лайма замялась, но Арго понял и сам, пробормотав, что ему уже готовили место в семейном склепе.       Он отпустил служанку, лёг, укутавшись в одеяло, и задумался. Ситуация ему не нравилась — впервые после пожара, Арго подумал, что в любой момент может умереть. Причины могут быть разными, болезнь, как в этот раз, увечье, несчастный случай. И тогда все, кто доверился ему останутся ни с чем. Как поступит с ними кузен, он уже продемонстрировал с Лео. Арго был уверен, что только в том, что Прана и Колей свободные люди, их не отправили на продажу. А про Лайму кузен или не подумал, или решил оставить девушку себе. Но самое главное — Лео. Тот, кто был рядом весь последний год, тот, кто за это время стал дорог, сейчас стоит перед покупателями, ожидая своей участи. А он слишком слаб, чтобы остановить это действо. — Лайма! — Да, господин? — Лайма, дай мне бумагу. И не уходи, ты мне будешь нужна.       Арго покрутил в руках перо, подумал и аккуратным классическим почерком профессионального каллиграфа, начертал письмо градоначальнику, в котором обвинял своего кузена в самоуправстве, с требованием вернуть назад личного раба, отправленного вопреки всем законам на продажу. — Отнеси это в управу, скажи, срочно. — Это для Лео? — Да. — Ой, бегу!       Арго откинулся на подушки, понимая, что больше ничего не может сделать. Даже несколько строк, написанных на бумаге, вымотали настолько, что он чуть сознание от слабости не терял.       Неизвестно, попала бы Лайма к градоначальнику с письмом, но вместо неё в управу пошла Прана. Крепко сбитая немолодая женщина, громогласно требующая проводить её к самому начальнику, и никто больше ей не нужен, настолько поразила служащих, что встреча состоялась очень быстро. И ещё быстрее завертелись дела: то ли дело было в дальнем родстве с королём, то ли нарушение закона оказалось настолько вопиющим, что меры были приняты сразу, не успела женщина даже здание покинуть.       В тот момент, когда торги остановили, Лео находился в комнате, которую рабы называли «предвариловка». То, что с его продажей торопились, было понятно: как только появится новый владелец, вернуть раба назад будет очень сложно. Лео раздели донага и, обрив, как полагается наголо, очень быстро осмотрели. На руку шлёпнули продажный знак, и втолкнули в пустую комнату, забитую такими же голыми бедолагами. Лео тихо сел у стены, уже смирившийся со своим положением, с тем, что сегодня войдёт в другой дом, к другому хозяину, он жалел только об одном, что не знает о своём господине. Жив ли, стало ли ему лучше, или наоборот, доживает последние мгновения. Жалел, что не с ним, что не будет радоваться выздоровлению, или оплакивать усопшего, не понимал, почему надменный аристократ вообще устроил эту продажу чужого раба.       Торги шли своим чередом, служащие уводили то одного, то другого, начиная с самых молоденьких и привлекательных, и Лео радовался, что ему уже перевалило за тридцать, что очередь дойдёт не сейчас. Надеялся ли он на чудо? Нет, чудеса с рабами не происходят. Вернее, оно уже было, в тот момент, когда распорядитель, желая не допустить скандала, отдал Лео другому господину. Время, проведённое в доме Арго, было самым прекрасным, Лео собирался бережно хранить каждую минуту счастья, не собираясь забывать о прошедшем до самой смерти.       В комнате осталось уже совсем немного народа, когда в неё ворвался пухленький распорядитель торгов. — Кто личный раб господина Арго де Лавина?       Лео, с замиранием сердца, поднялся. — Ты? — Да, господин распорядитель.       В него тут же полетела куча одежды. Лео натянул штаны, тунику, сандалии, не заботясь о том, что это совсем чужие, старые и грязные вещи. Оправился и вопросительно посмотрел на распорядителя. — Что стоишь? За тобой пришли стражники, велено вернуть тебя назад. — Почему? — еле выдавил Лео. — А мне откуда знать? Наверное, твой хозяин передумал тебя продавать. — Он жив? Скажите мне — он жив? — Да отстань ты, — отмахнулся распорядитель. — Вернёшься, узнаешь сам.       Назад Лео почти бежал, стражники едва успевали за ним. Ворвался в дом, не обращая внимания на радостно охнувшую Лайму, и кинулся в спальню господина. Замер у порога, глядя на бледного до синевы хозяина, медленно, едва переставляя ноги, дошёл до кровати и упал на колени рядом с ней, схватил исхудавшую руку, прижал к губам и заплакал от счастья, радости, облегчения. — Жив… — Да, как ни странно, — бледно улыбнулся Арго. — Я рад, что ты вернулся, Лео.       Он гладил раба по бритой голове, вытирал слёзы и шептал что-то бессвязное. Что-то понятное только двоим. — Лео, — Арго поднял заплаканного раба. — Ты, наверное, хочешь помыться? И голодный уж точно. — Это всё равно, мой господин. Всё равно. — Нет,— заупрямился Арго. — Иди, вымойся, поешь и приходи ко мне. Я так соскучился по твоим рукам!       Лео не стал спорить, только поцеловал ещё раз руку господина и вышел. А потом лежал рядом, обнимая осторожно, чтобы не навредить, ловя мгновения счастья.       Спустя три дня служащие управы принесли толстенький кошель — штраф, присуждённый кузену за самоуправство и нарушение закона. Кажется, это ухудшит отношения с родственниками по отцу ещё больше, но Арго было всё равно. Сейчас его интересовало только одно, как быстро он оправится окончательно, и что ответит Лео на его предложение стать младшим супругом. Не стал спрашивать, просто однажды взял за руку Лео и пришёл с ним в храм, где, к удивлению многих, назвал его своим черратом, младшим мужем, отпущенным на волю рабом. — Почему? — только и мог спросить Лео. — Ведь вы могли бы жениться на девушке из хорошей семьи, воспитать детей… — Чтобы больше никто не посмел тебя отправить на торги. Ты — мой, и всегда будешь моим. А жениться… у меня денег — кот наплакал, какие уж тут жена, дети… Главное, чтобы ты был рядом, — Арго робко взял за руку Лео, — если ты хочешь… Хочешь? — Хочу, очень хочу! И всё же, почему я? — Потому что только ты научил меня смотреть на мир без страха. И только в твоих глазах я видел свет и любовь. Конец. ________________________ Каждая порядочная сказка заканчивается свадьбой. Ну вот и эта закончилась ею. А дальше они жили долго счастливо.