Платье для невесты

      Сегодня жертва боролась неожиданно долго. Эдди Глускин был искренне удивлен, как сильно эта неблагодарная шлюха цеплялась за жизнь, пытаясь продлить свое никчемное существование. А ведь он готов был преклонить к ногам «дорогой» весь мир, он желал сделать для нее только лучше. Разве не благородно, когда мужчина помогает женщине подготовиться к рождению их общих детей? Но «дорогая» не оценила его заботы. Взамен на любовь она расцарапала и без того саднящее лицо жениха, наплевала на его чувства, растоптала такое хрупкое доверие между ними.       — Продажная шлюха! Подстилка, ты готова отдаться любому, но только не своему возлюбленному, — взревел обезумевший от злости Глускин и одним ударом разнёс вдребезги хлипкий стул. — Строптивая невеста, ты не имеешь права носить то великолепное платье, что я сотворил для тебя!       Обнаженный и замученный пытками молодой человек, которого психопат поочередно называл «дорогой», а затем «грязной шлюхой», тихо заскулил и вжался всем телом в деревянный стол, к которому его приковали. Его бойкий пыл давно развеялся, и теперь животный страх поглощал парня с головой. Он истошно завопил и захлебнулся в собственной боли. Эдди орудовал излюбленной ножовкой резко, но точно, с жестокостью кромсая бедолагу и наслаждаясь криками несчастной жертвы. Когда же «дорогая» замолчала, уставившись стеклянным взглядом в сторону, Глускин сбросил тело на забрызганный неведомой дрянью пол и, вынув из кармана замусоленный носовой платок, старательно вытер им окровавленную ножовку. Мужчина тяжело дышал, но на искусанных губах играла садистская ухмылка.       Когда Эдди был маленьким, его мама сказала ему: "Женись, сынок, и ты увидишь, как счастлив сможешь быть". Однако все пошло не по плану. Невесты все реже приходили в логово жениха. Трусливые бестолочи, которые должны были приводить новых жертв взамен на неприкосновенность, начали увиливать от обязанностей. Лишь усилием воли Глускин запрещал себе убивать их сразу, понимал, что они могут пригодиться, и будет трудно отыскать кого-нибудь взамен. Временами выбираясь на поверхность, маньяк слышал отрывки их спутанных бесед. Эдди ни разу не видел своих «слуг», однако знал, что их там, по меньшей мере, четверо, и все они были до смерти напуганы. В очередной раз бездумно блуждая по коридорам, Эдди случайно подслушал их разговор. Голоса раздавались совсем рядом, буквально за стенкой. Речь шла о новой невесте для мистера Глускина. Эдди остановился и прислушался. Грубый мужской голос не без досады заметил, что число заблудившихся кандидатур существенно упало. Другой голос, обладатель которого был явно моложе, испуганно и заикаясь воскликнул, что не хочет становиться новой «невестой». Его тут же осадили старческим злобным кряхтением. Тот же старик ехидно подметил, что в случае провала они с радостью отдадут мелкого замуж. Обладатель второго голоса заныл, залепетал что-то неразборчиво и жалостно. Глускин перекинул ножовку из руки в руку. Если на то пойдёт, первым делом он возьмётся за мелкого, уж очень много тот хнычет. Четвертый голос, тоже молодой, но куда более уверенный, резко заткнул остальных. В наступившей тишине раздался звон и и грохот падающих досок.       — Это он, наш козел отпущения! — торжествующе взревел молодой голос.       — Значит, Глускин нас не тронет, — в тон ему отозвался взрослый.       — А, а, а, е-е-сли крыса? — неуверенно вставил заика.       — Хоть будет что пожрать.       — Радуйся, сопля, твою задницу спасет какой-то отчаянный идиот, — прокряхтел старик, проигнорировав фразу заики.       — Не завидую я ему.       Заика промолчал. Шум повторился, раздался топот ног, и голоса отдалились. Эдди, который все это время стоял в зияющей черноте проёма, хищно оскалился и спрятал ножовку в карман штанов. Похоже, массовое убийство отойдет на второй план, ведь ему, как жениху, предстоит подготовить брачную церемонию к приходу новой невесты. Она будет блистать в самом великолепном платье, ведь Эдди Глускин собственноручно сотворил его! По телу маньяка прошлась волна возбуждения, он облизнул пересохшие губы. Уже совсем скоро, как только эти придурки закончат, он наконец-то увидит свою дорогую. Будет она блондинкой или брюнеткой, худой или полной? Неважно! Если она сможет выносить их общих детей, Эдди примет любой недостаток возлюбленной.       Мысль о предстоящем так развеселила Глускина, что он невольно запел свою любимую песню и закружился в одном лишь ему известном танце. Незримая партнёрша привела его в мастерскую, по сути, являвшуюся кладбищем швейных машинок и манекенов. Эдди бодро поздоровался с куклами, уставившимися на него десятком безжизненных взглядов, и прошел к рабочему месту. В скудном свете, пробивающемся сквозь оконные щели, различался манекен, облаченный в незаконченное платье. В отличие от костюма Эдди, который был грубо сшит из разных лоскутов, платье поражало искусной работой. Ткань, когда-то ранее представлявшая из себя тюль, плавно и точно повторяла фигуру манекена, сужаясь на талии и расширяясь к низу, заканчиваясь шлейфом. В некоторых местах виднелись небольшие заплатки из салфеток и носовых платков. Несмотря на потрепанность ткани работа была выполнена аккуратно. Эдди, все ещё напевая, ловко сделал несколько завершительных стежков и отошёл от манекена. Удовлетворенный результатом, «жених» развернулся в сторону выхода, чтобы в последний раз проверить обстановку в церемониальном зале, как вдруг он услышал звон.       — Дорогая? Неужели это ты? — радостно воскликнул Эдди. Маньяк быстро пригладил волосы, поправил бабочку и двинулся на звук, который становился громче. — Тебе не стоит прятаться, дорогая, я все равно найду тебя.       Эдди, напевая, обошел свои владения, но от «дорогой» и след простыл. Терпение Глускина стремительно утекало, сладкий тон сменился на угрозы. Глускин не скупился на нелестные слова в адрес суженой. В какой-то момент ему подумалось, что его провели, и, возможно, никакой невесты и не было в помине. Желание разорвать, искромсать трусливых шавок с верхнего этажа поглотило Эдди, и он всерьез собрался выбраться наружу. Ослепленной вспышкой ярости маньяк приблизился к лестнице, ведущей прочь из подвала. Он не обратил внимание на разбитую банку под ногами. Но внезапно что-то зашевелилось недалеко от его правого ботинка.       — Дрянная крыса, — проворчал Глускин и пнул шевелящийся темный комок носком. Однако, вместо крысиного писка нечто издало вполне себе человеческий вскрик. Эдди оторопел. Маньяк осмотрелся, но не увидел никого живого поблизости. Существо у него под ногами слабо застонало. Тогда Эдди не спеша опустился на корточки и подцепил комок пальцами, поднес к исходящему из проёма свету. От увиденного его глаза расширились, рот приоткрылся в изумлении. Это была не крыса, это был маленький человек! Живой настоящий мужчина, такой же как и сам Глускин, вот только размером с указательный палец. Его короткие светлые волосы были растрепаны, худое лицо с козлиной бородкой испещрено ссадинами. Носовой платок, заменивший ему одежду, был разорван и измазан в крови. Человечек тяжело дышал и дрожал всем телом. Эдди взял его за шкирку другой рукой и поднес ближе к лицу. Он увидел, что из ноги человечка торчала кость. Человечек, имя которому было Вейлон Парк, немного привык к свету, который бил ему в лицо, и наконец-то смог разглядеть того, кто поднял его. Вскрик ужаса застрял в крохотном горле при виде изуродованного лица с красной сыпью. Он с трудом выдержал на себе пристальный взгляд покрасневших глаз, затянутых бесконечными нитями капилляров. Вейлон попытался вырваться из капкана пальцев, но резкая боль в поврежденной ноге заставила его закричать. Это привело Глускина в чувства. Маньяк растянул губы в подобии доброжелательной улыбки:       — Дорогая, я, я, даже не знаю, с чего начать, — он потрепал человечка по волосам, вырвав из последнего испуганный писк. — Прости, я просто ожидал, что ты будешь слегка, кхм, побольше.       Вейлон бросил на Глускина полный ненависти взгляд, но почувствовав, что маньяк ощутимо сомкнул вокруг его тела пальцы, стиснул зубы и перестал сопротивляться.       — Ох, прости, меня, дорогая. Чем я думал, когда говорил даме насчёт ее роста или веса? — наигранно виноватая улыбка вновь расцвела на обкусанных губах Глускина.       Глускин никогда не отличался терпением. Вот и сейчас ему надоело молчание пленника. Не выпуская человечка из рук, Эдди круто повернулся на каблуках и медленно побрел обратно в логово. Вейлона охватила паника.       — Знаешь, дорогая, я готовил платье для невесты, но не ожидал, что так прогадаю с размером, — сокрушался маньяк, размахивая руками. Вейлон испуганно вскрикнул и вцепился в палец Глускина обеими ручками, закрыл глаза. Нужно было быстро что-то делать, иначе бы маньяк запросто раздавил или уронил бывшего программиста Маунт-Мэссив.       — Дорогой? — с трудом выдавил из себя человечек, превознемогая боль.       Глускин остановился и уставился на Парка. Уродливая физиономия маньяка светилась от счастья.       — Дорогая, раз уж мы с тобой заговорили, зови меня Эдди, — проворковал он сладким голосом.       — Ладно, Эдди, — Вейлон с трудом поборол в себе желание скривиться от тошнотворных запахов гнили, пота и крови, исходивших от «жениха», и кисло улыбнулся. — Ты делаешь мне больно. Пожалуйста, не сжимай.       Только тогда Эдди понял, что все это время душил своего гостя. Он послушно ослабил хватку. Вейлон жадно вдохнул воздух, боль в ноге вновь дала о себе знать. Человечек мог бы укусить Эдди и попробовать сбежать, но ещё одного падения с высоты он вряд ли бы пережил, тем более со сломанной ногой.       Эдди тем временем продолжил свой путь по бесконечным коридорам. Вейлон уже привык к темноте и мог хоть и немного, но различать ландшафты.       — Дорогой, — неуверенно подал голос программист. — Мне не очень удобно здесь.       — Грязная шлюха! — неожиданно вспыхнул Глускин. — Ты не ценишь того уюта, что я пытаюсь предоставить тебе. Ты не достойна наших детей!       Вейлон ошарашенно взглянул на физиономию перед собой, на вздувшиеся в бешенстве вены, на скривленные губы маньяка. Вновь забывшись, Эдди сильно сжал кулак. Вейлон, на которого накатила паника, попробовал зайти с другой стороны:       — Нет, дорогой, как ты мог подумать, что я не ценю твоего радушия? Просто я немного устал и меня напугали те люди наверху, — мужчина видел, что его внимательно слушали, а это значило, что сказанные слова влияли на маньяка. Мозг Вейлона Парка работал на все сто процентов в попытке наплести как можно более удобную для этого придурка речь. — Я ждал моего суженного, чтобы подарить ему…       — Детей, — перебил его Эдди. Злость Глускина резко сменилась наигранной нежностью. Несмотря на отвращение от ситуации и самого себя, Вейлон продолжал:       — Да, именно, дорогой, — он немного помолчал, попытался отдышаться, унять дрожь. Глускин терпеливо ждал. — Но они не пускали меня, кхм, к тебе.       — Дрянные свиньи, грязные шлюхи! — яростно засетовал маньяк.        Вейлон испуганно сжался, гадая, что Глускин предпримет дальше.       — Я так и знал, что нужно было свернуть им шеи, раздробить позвоночник.       Глускин не без садистского удовольствия наблюдал за жутким испугом своей «невесты». Пусть Вейлон и не был верующим, сейчас он готов был поверить во что угодно, лишь бы этот кошмар закончился.       — Но тебе нечего бояться, дорогая, — неожиданно ласково добавил маньяк. Он погладил человечка по голове большим пальцем свободной руки, подцепил его за подбородок, вынуждая Вейлона прогнуться в спине. Чуть более заметно Глускин нажал на больную ногу, вырвав из человечка болезненный вскрик. Эдди с упоением наблюдал за тем, как скривилось крохотное лицо его жертвы и слезы непроизвольно потекли по ее грязным щечкам. Он притянул Вейлона совсем близко к лицу и прошептал интимным полушепотом. — Ведь теперь ты со мной, в безопасности.       — Конечно, дорогой, — с трудом выдавил из себя Вейлон, стараясь не смотреть в глаза Глускину. Он опустил взгляд и встретил бездонный взор кромешной тьмы и бесконечной высоты под ногами. Его била дрожь. От прикосновений маньяка внутренности сворачивались в узел, а отвращение и страх комом сидели в маленьком горле. Хотелось умереть.       Глускин обворожительно улыбнулся. Ситуация его забавляла.       — Знаешь, дорогая, — мечтательно начал он. — Нам нужно срочно сделать тебе новое платье. Моей будущей невесте не полагается ходить в обносках.       Вейлону невольно пришлось согласиться. Его собственный наряд едва прикрывал сокровенные места, да и сделан был наспех из носового платка. От пациента, трудами которого программист очутился здесь, он слышал, что Эдди когда-то был неплохим портным. Вейлон едва не задохнулся, когда Глускин быстро посадил его к себе на плечо.       — Мне понадобятся свободные руки, так что, дорогая, тебе придется немного побыть здесь, — пояснил маньяк.       Человечек охнул и что было силы вцепился в жилетку Эдди. От высоты у Вейлона закружилась голова, и он едва удержал равновесие. Пульсирующая боль в ноге возобновилась. Вейлон страдальчески простонал. Глускин зашёл в мастерскую и остановился возле рабочего стола. Размашистым движением руки он небрежно смел остатки тканей, лекала и прочее барахло в сторону. Переборов страх, Вейлон слегка наклонился, рассматривая поверхность в надежде найти выход или способ сбежать. С его ростом, да ещё и с такой высоты вещи выглядели поистине исполинскими. Постепенно и с перерывами программист переполз по плечу «жениха» к воротнику и прижался лбом к его могучей шее, тяжело дыша. Парк сделал для себя еще одно важное открытие — долго путешествовать ему явно не удастся, так ещё и с поврежденной ногой. Оставался один вариант — использовать Эдди в качестве транспорта, чтобы как следует изучить местность и затем сбежать.       — Дорогая? — Вейлон почувствовал, что Глускин заметно напрягся. Рука маньяка опасно нависла над лежавшими на столе ножницами. — Что это ты делаешь? Неужели собралась предать меня, как и остальные?       Нужно было действовать быстро. Вейлон мог бы разозлить Глускина и заставить того ткнуть себя ножницами в район горла. Маньяк бы ранил себя, возможно, с летальным исходом. Однако Парк понимал, что в его плачевном состоянии он не сбежал бы далеко. А если его таки поймали бы, то никакие отговорки не спасли бы Вейлона от гнева. Поэтому, дабы усыпить бдительность психа, человечек поцеловал небольшой участок шеи Эдди и едва сдержался, чтобы не сплюнуть. Затем Вейлон провел ручками по коже Глускина и зашептал что-то несуразное. Отвращение волной нахлынуло на Парка, но он продолжал гладить и целовать шею маньяка, и это дало результат.       Глускин, который явно не ожидал такого поворота событий, не знал, что ему делать.       — Дорогая, — голос Эдди понизился. — Я понимаю, что тебе не терпится. Поверь, я тоже едва сдерживаю себя, — Парк поперхнулся на этих словах. — Но давай вначале сыграем нашу свадьбу. Мы ведь приличные люди.       «Больной ублюдок, да я скорее прогрызу тебе глотку, чем пойду под венец», — промелькнуло в крохотной голове Вейлона. Но вместо этого он ещё раз провел рукой по выступившей на шее венке и сказал:       — Дорогой, я все понимаю. Я буду самой прилежной, если ты опустишь меня на стол.       Вейлон зажмурился при виде приближающейся к нему гигантской ручищи, но как оказалось напрасно. Эдди подставил ладонь, подождал, пока его «дорогая» сама залезет на нее, и аккуратно опустил человечка на стол.