Дни и ночи святого Мунго

9. Утром мы оставили Майку на столе записку с благодарностью. Мол, так и так, вернемся вечером, а сейчас отправились по делам, а он чтоб ждал и верил. Будет умницей - привезем гостинцев из-под холма. Теперь-то дорога была известна, а вот свободного времени почти не оставалось, потому мы с Арчи уговорились держать связь и аппарировались - я к пустырю у больницы, он - туда, где ждал его О’Ралли, лучший из напарников, награди его Господь. Меня, если честно, очень грела мысль, что за Артом будет присматривать верный Шон: вот уж от кого точно никуда не сбежишь и не денешься, если только он сам не решит, что пора снимать контроль. “Привет, Берт, опаздываешь! - сказал мне Август. - Пошли скорее, пока не началось!” Август, озираясь и явно нервничая, потащил меня куда-то за раздолбанный универсам, маскировавший Мунго. Там, в укромном местечке, где обычно мочатся маглы, кому невтерпеж, он достал из кармана куртки небольшую бутылочку и сказал: “Это оборотка. Две полных порции. Мужик. Пей, я все объясню”. Зелье в бутылочке было рыжевато-коричневым. “Кто варил?” - спросил я. “Маргарет или Ли, точно не знаю, да пей же, не тормози!” Я махнул рукой и выпил это дело. Потом мне было очень худо, но полежать тут было негде, зелье на вкус было отвратное, как любое оборотное зелье, и изнутри некоторое время покорежило, но я просто отвернулся к стеночке и перетерпел. Спасибо еще, наши свое дело знают, донора подобрали подходящего: самое неприятное - это когда одежда и обувь начинают трещать под неукротимым ростом плоти. Судя по всему, я оказался невысоким, скорее, хлюпиком, чем здоровяком, с темными худыми руками и обгрызенными ногтями. Дальше рассматривать себя мне не пришлось, Август потащил меня за собой - и мы нырнули в ободранный выбитый дверной проем. Колдунья на ресепшене удивленно на меня посмотрела, но Август сунул ей временный пропуск на этаж от Маргарет. “Добро пожаловать, мистер Розенцвейг, хорошего вам дня”, - улыбнулась она, отдавая мне бланк. “Кто этот Розенцвейг?” - спросил я у Августа, пока мы шпарили на отделение. “Не знаю, хрен какой-то, ты у нас теперь как консультант. Что там у тебя вообще стряслось? Ладно, не рассказывай”. На этаже действительно был аншлаг. Пятнадцать тяжелораненых, это не считая тех, кто просто подвернулся под горячую руку - оглушенных заклятием по касательной, схвативших край проклятия, окаменевших и онемевших. Ими занимались “цыплята” - второкурсники Мунго под руководством Аннабель. Первый курс, вчерашние школьники, носился на подхвате - санитаров тоже не хватало. Ли встретил меня пристальным взглядом, кивнул: “Рувим, мы вас заждались, скорее переодевайтесь и пойдем”. Из зеркала на меня глянуло чужое носатое лицо, но мне было некогда знакомиться с собой обстоятельнее. Четверо под “торменцио”. Еще троих так и не смогли определить. Пять - комбинированные заклятия - из них одного откопали из-под земли - сдавливание, омертвение конечностей, у троих слепота, усиленная. “Сектумсемпра”, одна фатальная, руку отсекло напрочь... Господи, Ли, что тут происходит? И где Маргарет? “Маргарет… в реанимационной, там совсем ад, созвали всех, кого можно. Двоих вскипятили заживо… Обожженных множество. Да сами увидите: кого там вытащат - к нам же и попадут. Ладно, коллега, работаем!” Потом мы сходили покурить. Детвора в это время аккуратно переводила тех, над кем мы уже потрудились, в палаты сна - с климат- и ароматконтролем и особым режимом шумоизоляции. Наши шутники звали их инкубатором - за “усыпальницы” можно было нешуточно огрести. Когда вернулись, нас ждали новые. “Рувим, глотните, - напомнил Ли. - Пять часов уже прошло. И да, вы же поняли, что никуда не торопитесь? Нам тут сегодня ночевать”. К вечеру поток пошел на убыль и постепенно прекратился. За ночь привезли всего десятерых. Две девушки были в аврорской форме, но я их не знал. Ко мне прильнул серебристый тайпан и прошептал: “Все живы, пока порядок. Ты как?.. Все хорошо, Берти?” “Все плохо, - подумал я. - Это же война, мать ее! Настоящая война!” Весь второй этаж был полностью отдан зельеварам. Порою оттуда прибегала девчушка-первокурсница с чашками укрепляющего снадобья, уже для врачей. “Надо же, - подумал я, - это сколько же они там всего должны приготовить - и при этом про нас помнят!” В голове замерцали янтарные искры, и тревоги отхлынули прочь. Все будет хорошо. Арт живой. И я к нему вернусь! Надо же еще Майку чего-нибудь подарить! В дверь вошла Маргарет, прислонилась к косяку и некоторое время молча на нас смотрела. У нас оставался последний пациент, как раз одна из девушек-авроров. Я прокачивал ей “анапнео” - а Ли, убрав ребра, старательно, миллиметр за миллиметром восстанавливал порванное легкое. Еще переломана в двух местах нога, это когда по ним с подругой прокатилось заклинание “каменный вал”. Думаю, даже если они и ставили щиты, их просто смяло - все равно что пытаться зонтиком отгородиться от лавины. Может быть, Небо будет к ней милостиво. Может быть, она переживет эту ночь - и тогда уже, считай, мы ее отвоевали. Наконец и девушку бережно препроводили в сон-палату. “Вы с ней знакомы? - спросил меня Ли вполголоса. - Она приходила к нам позавчера, спрашивала про… Мак-Арроу”. Нет, я видел ее впервые. “Ну вот что, мальчики, - сказала Маргарет, - сейчас вас покормят, а потом оба отправляетесь в сон-палату. На пять часов. И без разговоров. С утра вы нужны мне свежими и пригожими. Альберт, и только экстраординарные события спасают вас от выговора. Нашли время для... прогулов! Кстати, вот вам еще оборотка, на завтра”. Следующие сутки были почти спокойные, если не считать чудовищного количества сложных пациентов, поступивших на отделение. Обход и процедуры продолжались бесконечно, но, слава Небу, больше никого не привозили. Нам, если честно, и тех, кто был, хватало. Нескольких мы так и не смогли отыграть у смерти. Ушли почти все обожженные, на кого был наложен “аддеско файр”, - тут даже консилиум ничего не смог поделать. Тех же, на кого пало “инсендио”, даже “максимум”, спасти удалось. Вскипяченные заживо чудом выжили, но сознание к ним все еще не возвращалось. Большинство же благополучно выходили из сна - а “цыплятки” получали уникальный опыт работы в практически полевых условиях. Что это было, мы так и не узнали. Полагаю, что в Мунго сейчас бок о бок пребывали те, кто был по обе стороны войны. Я намеревался подробно расспросить Арта, пусть расскажет, что за ад творился в Лондоне. Весь день мы перекидывались сообщениями через патронуса, Ллувелин злился, шипел, требовал, чтоб я бросал все и несся домой, раз уж ничего страшного больше не предвидится… некому больше страх наводить… хе-хе-хе… так что через некоторое время мы, может, даже и выйдем из подполья. Ты приходи только скорее, да? Ближе к вечеру я пошел к Маргарет с повинной. Рассказал ей все… ну почти все, как было. Поблагодарил за предусмотрительность - с обороткой и все такое. Заодно признался, что жить мне особо сейчас негде, поэтому… ну типа обретаюсь на конспиративной квартире, за городом у родственников (благоразумно умолчав, что родственники - маглы). И денег, конечно, тоже нет ни кната. Хорошо еще кормят, не бросают… Маргарет вздохнула и сказала, что никогда бы не поверила ни одному моему слову… если бы не прошлась сейчас по этажу. После чего выдала мне внезапный аванс в счет грядущей зарплаты, взяла с меня обязательство завтра непременно выйти - и если что связываться с ней, а не только с Чангом. Потому что они меня уже заочно похоронили, когда прочитали о взрыве дома, а тут еще и Министерство подлило масла в огонь. Кстати, оборотка - это была идея Чанга, он и донора подобрал. Так что иди домой, успокой… своих… И, Альберт! Спасибо, что примчался сюда. “Это мой долг, мэм!” - церемонно ответил я и отправился восвояси. Какая-то общая эйфория - усталость, хорошо выполненная работа, скорое разрешение нелепейшей нашей ситуации, не выветрившееся до конца успокоительное зелье - все вместе вдруг нахлынуло на меня, я даже не стал освежать оборотку, чтоб не явиться к нашим в таком странном виде. Успею еще завтра утром нахлебаться этой дряни! Кто, кстати, этот Рувим, как его там? За десять минут мне предстояло выйти из Мунго - еще под обликом консультанта, а там уже полагаться на всех святых и удачу - авось, кто нас ловит, у тех сейчас проблемы посерьезнее. Я зашел в отделение “Гринготтса”, разменял часть денег на магловские фунты и только собрался двигать на пустырь и аппарировать без помех, как вспомнил, что обещал Майку гостинцев - например шоколадных лягушек. Пари держу, кузен будет в восторге! Да и сигарет бы неплохо прикупить… раз уж даже Арчи теперь курит… Я вышел из банка, вдохнул благословенный воздух Лондона, и в этот момент из-за угла на полной скорости вылетел магловский мотоцикл. Крика того, кто за рулем, я уже не слышал. *** Вечером следующего дня я добрался до дома Майка. Он был встревожен новостями, слухи о катастрофах в Лондоне доползли даже в эту глушь. Сидел, крутил старенькое радио, озабоченно хмурился. - Артур, ты что-нибудь знаешь? - кинулся он ко мне. - Что такое творится? А где Готти? - Расслабься, все будет в порядке, - буркнул я. - И у Готти твоего тоже. Он в безопасном месте. Можно мне кофе? Майк смерил взглядом мою перепачканную и обожженную одежду, половина волос обгорела к черту, я просто снял и выбросил их вместе с резинкой. Берт поди расстроится, сколько я дифирамбов от него выслушал своим черным локонам. Ну ничего, отрастут. Наверняка есть какое-нибудь колдомедическое заклинание. Я наконец достучался до тех из наших, которые ушли с фениксами в Хогвартс. По слухам, там случилась эпохальная битва и наши, вроде, победили. Надо было все как-то уточнить, расставить по местам, но я только глотнул кофе и начал задремывать прямо за столом. Извинился, отставил чашку, поднялся на сеновал. Берта все не было. Я послал на его поиски патронуса, но он почему-то не вернулся. Я еще подумал, что хорошо бы связаться с Ли Чангом, но не был уверен, что смогу его отыскать, мы не так хорошо были знакомы. И беспокоить не хотелось, у них поди там работы… на многие сутки. Скорее всего, Берт уже спит. Я свернулся на пахнущем сеном одеяле и тоже уснул, спал плохо, постоянно просыпался, хватался за палочку, прислушивался. В крайнем случае аврорам избирательно стирают память, можно подать об этом прошение. Я, наверное, подам. Победа добра над злом вышла какая-то… неубедительная. Я бы хотел о ней забыть. Утром меня разбудило дилиньканье велосипедного звонка. Я открыл глаза - очень рано, часов восемь. Высунулся - внизу, за калиткой, стоял мальчик-почтальон. Собака на него даже не отреагировала. Я спустился вниз по лестнице, зевая, протер глаза. Потом сообразил, что вчера так и не переоделся. - А где мистер Вильсон? - Спит, - буркнул я. - Давай свое письмо. - Это телеграмма. Вы уж распишитесь за него, мистер, а то мне снова ехать. Я расписался дешевой пластиковой ручкой в тетрадке, забрал конвертик и проводил мальчишку взглядом. Потом открыл и начал читать, вдруг что-то срочное, тогда надо Майка разбудить. Хотя наверняка это извещение о рождении очередного племянника или что там еще может быть. Строчки рябили перед глазами, не складывались в слова. Я поморгал, вгляделся. "Готфрид Альберт...в автокатастрофе...похороны..." Какие похороны? Я перечитал снова. Постоял. Какая-то идиотская шутка. Я повернулся и пошел в дом, держа телеграмму подальше от себя, на вытянутой руке. Дверь была не заперта, в прихожей шуршали мыши. На клеенке с подсолнухами - пятна солнца и липкая лужица от вчерашнего кофе. Оглушительно тикали часы. Я осторожно положил послание на стол, меня оно не касается. Это какие-то магловские дела. Не наши. Потом понял, что пячусь спиной к двери, не сводя с конверта глаз, как будто он сейчас взорвется. Я все еще ничего не понимал. Старательно закрыв телеграмму в доме, я вернулся к забору и стал смотреть на дорогу. Мне было очень спокойно. Никаких мыслей. И воздуха тоже не было. Странно, столько деревьев вокруг, а как-то душно. Я расстегнул чудом уцелевшую пуговицу на воротнике. Потом еще одну. Засучил рукава, пригладил волосы. Вдохнуть все не получалось. Мне надо в Лондон. Вот что. Я вытащил палочку и собрал в уме заклинание аппарирования, как вдруг на дорогу спикировала метла. Старая, полугоночная. Шон соскочил на землю, уставился на меня из-под взлохмаченной рыжей челки. Через щеку проходил здоровый, кое-как залеченный рубец. - Арти, - сказал он. - Арт... Ты послушай. Ты только не волнуйся. Я вытянул руку с палочкой, затыкая его. - Не надо. Я уже знаю. Я в порядке. Ничего не нужно. Шон скрестил руки на груди и снова попытался заговорить. Тогда я просто повернулся к нему спиной и пошел вглубь двора. Мне хотелось что-то сделать, я стал подбирать разбросанные дрова и складывать в поленницу. Шон, судя по всему, вошел в калитку, топтался за моей спиной, произносил какие-то слова, тронул меня за плечо. Я отмахнулся. Наверное долго так ходил... не помню *** Берт, Готфрид Альберт МакАрроу, колдомедик с пятого этажа больницы Святого Мунго, умер практически сразу. В этом судьба ему и помогла, и подгадила, потому что осознать себя мертвым он не успел, но и больно особо не было. Коробочки с копошащимися внутри шоколадными лягушками валялись в жидкой грязи на тротуаре, мотоциклист, оборвавший его жизнь, корчился, придавленный своей железной машиной смерти, а к ним уже сбегались люди, наверное, кричали, возможно, выли сирены полицейских машин. Мотоциклиста увезли в больницу в шоковом состоянии, труп неизвестного мужчины без документов, белого, англосакса, отправили на опознание. Спустя несколько часов мистер Ли Чанг, 39 лет, проживающий на улице Хиттон 13, врач, уверенно опознал своего друга Альберта Г. МакАрроу, назвал точный адрес его родных, по которому была незамедлительно отправлена телеграмма, и забрал тело для передачи родственникам. Через полчаса после того, как Ли Чанг покинул помещение, дежурный сержант честно написал, что никаких происшествий в его смену не случалось. Ли был спокоен, собран и деловит. Палочку Берта, изрядно покореженную, он передал Маргарет. Маргарет связалась с авроратом и, не найдя Артура, оповестила хотя бы Шона. Тот прибыл в Мунго мгновенно. Все это время душа МакАрроу бестолково толклась на крохотном пятачке, где так нелепо прекратилась его земная жизнь, и люди, проходя через Берта, невольно ежились от внезапного неприятного ощущения. Что надо было делать дальше, Берт не знал. Туннель золотого сияния перед ним не открывался, и ни одного ангела в округе тоже не наблюдалось. Может быть, маги умирали не совсем так, как рассказывал телевизор в доме тети Рози. Душа Берта держалась стойко, как запах уксуса на том месте, где разбили бутылку. Наконец появился Артур, рядом шли Шон и Ли. Артур выглядел, откровенно говоря, неважно. Берт качнулся к нему навстречу, прильнул к теплому, такому родному среди размытой пугающей пустоты - и это оказалось неожиданно легко. Артур видел его, чувствовал, осязал. А потом поднял голову и беззвучно прошелестел: «Нет, Берти! Не надо… любовь моя… иди с миром». И только тогда Готфрид Альберт скользнул чуть в сторону от крохотной лужицы собственной крови, смешавшейся с уличными соками, слякотью, талым снегом и солью, и растаял в сыром сумраке Лондона. Эпилог. Прошло десять лет. Я не умер от горя, как можно было бы ожидать. Я даже не заболел, мы, аристократы, очень крепкие. Я женился, у нас с Азалией двое детей. Девочка и мальчик. Странно, правда? Он погиб, а я живу. Даже не на войне погиб. Бессмыслица какая-то. Похороны Берта я не могу вспомнить - только какие-то цветы, лицо в белых цветах - так принято у маг...у людей. Лилии. Я бы должен возненавидеть запах лилий, но люблю их и иногда прошу принести букет из оранжереи. Приятный сильный запах. Иногда я еще думаю так - то присутствие, что я ощутил в день смерти Берта… Что было бы, согласись я. У меня бы остался мой любимый друг, и я слышал бы его бестелесный голос в своей голове? Мы могли бы говорить? Я видел бы его во сне? Я же не Ник, я справился бы, я бы не сошел с ума. До конца дней своих нести в себе его призрак. Я бы справился. Но так нельзя. Потому что я любил его. И люблю до сих пор. И питаю надежду - о, только надежду - на встречу и на то, что все будет правильно. Хотя бы через тысячу лет. Надеюсь, там где мой Берти сейчас, - он спокоен и счастлив. Я читал о “месте света, покоя и прохлады”. Еще мне кажется, что там обязательно должно быть море.