Мальчишки

Персонажи: Дэвид Мейсон, Фрэнк Вудс После похорон отца миссис Хадсон водила Дэвида к психологам — детским, социальным и даже военным. — Дэйви, — говорили они, — что ты видишь в своих кошмарах? Грамотно поставленный вопрос, как сказал бы дядя Фрэнк, это и есть хороший допрос. Но острый армейский нож лучше, добавил бы дядя Фрэнк. — У меня нет кошмаров, сэр, — отвечал Дэвид. Или: — У меня нет кошмаров, мэм. В зависимости от того, кто именно спрашивал. Десятилетнему Дэвиду и вправду не снились дурные сны. Был один как-то, но он быстро истерся как старый десятипенсовик. Дэвид ничего толком и не запомнил, разве что чей-то медальон на цепочке в форме половинки сердца, разве что собственную глухую злость пополам со слезами и, может, еще выстрелы… Но кого на Аляске удивить выстрелами? Отец любил таскать Дэвида на охоту: мокрые ботинки и перчатки, замерзшие щеки, тяжесть патронташа. Но Дэвид был согласен на все, лишь бы папа оставался дома. А не так, как обычно: телефонный звонок, пропахшая за ночь сигаретами кухня, а наутро: — У дяди Фрэнка неприятности, я должен помочь. А за порогом уже стоит здоровенный, как медведь, мистер Хадсон в непроницаемых черных очках, а в поле за домом лениво крутит лопасти военный вертолет. Неприятности дяди Фрэнка делились на «Дядя Фрэнк в беде» и «Дядя Фрэнк в полной жопе». «Полная жопа» была хуже всего, потому что тогда Дэвиду тоже приходилось собирать свой вещмешок. — Миссис Хадсон присмотрит за Дэйви, ему у нас нравится, — говорил мистер Хадсон, улыбаясь одними уголками губ. И Дэвид сразу вспоминал, что дядя Фрэнк называл его не иначе как «эта сука Хадсон».

***

Все обрушилось в один день. Дэвиду мало что объяснили — торжественные слова на похоронах отца «Погиб при исполнении долга» для него ничего не значили. Где похоронили мистера Хадсона, Дэвид не знал и не особо интересовался. — Не раскисай, пацан, — сказал бы дядя Фрэнк, — таких, как мы, хрен убьешь. Но сказать эти слова было некому, Фрэнк Вудс лежал под наркозом в госпитале, и врачи решали, проводить ему ампутацию ног или попробовать спасти — все равно ничего, кроме инвалидной коляски, бывшему морпеху не светило.

***

— Ставлю боевую задачу, слушай внимательно, пацан, — сказал дядя Фрэнк и крутанулся в инвалидном кресле. Это место называлось Убежище. Нечто среднее между тюрьмой и богадельней, как говорил дядя Фрэнк. — Жирная корова миссис Джексон забрала мой вискарь и вылила в раковину прямо у меня на глазах. Вьетконговцы меня так не пытали, как эта дрянь, — дядя Фрэнк выглядел так, словно и вовсе не шутил. — «Джек Дэниэлс» семьдесят девятого! Лучшее обезболивающее! Но я знаю, что у нее в кабинете, в тумбочке, хранится бутылка бурбона — дешевая мерзость, но сойдет. Смена миссис Джексон начинается через семнадцать минут, на втором этаже главное оборонное сооружение противника — пост медсестры. Приступай, боец. Да ты издеваешься, старик, — одиннадцатилетнему Дэвиду было что возразить приятелю отца. Но он знал: запросто уложится не то что за семнадцать — за двенадцать минут. Поэтому Дэвид недолго думая выпрыгнул в окно, чтобы обежать здание и попасть к миссис Джексон в кабинет, не подвергая себя опасности встречи с «главным оборонным сооружением противника». Вернулся он точно так же через окно — с бутылкой бурбона под футболкой — тяжесть приятно холодила кожу. Подтянулся на руках, влез на подоконник, и тут чертово пойло выскользнуло и упало вниз, прямо на асфальт под окном. Звон разбитого стекла прозвучал неприятно и резко. Дядя Фрэнк торжественно проехал мимо окна в своем инвалидном кресле, демонстрируя опущенный вниз большой палец — полный провал. Падая на землю, Дэвид увернулся от осколков, но ударился локтем и затылком. Это было больно, это было смешно. Запах разлившегося алкоголя мешался с запахом высохшей за лето травы. Дэвид чувствовал, как в горле клокочет смех. Он уткнулся лицом в локоть, но не засмеялся, заплакал — а ведь он не плакал даже на похоронах отца. Но он знал — дайте три минуты, уложится в полторы — он сумеет встать. Просто делай то, что должен, как сказал бы дядя Фрэнк.