Часть 1
11 сентября 2012 г. в 23:04
Любить Даи - это почти как держать лезвие в паре миллиметров от бьющейся пульсирующей вены. Неверное движение оставит красную полосу на коже и если не убьет, то отметит глубоким незаживающим шрамом.
Ладонь скользит вверх по спине, пересчитывая пальцами выступающие позвонки и чувствуя холод липкой от пота кожи. Окна настежь раскрыты, но жара не отступает, она дышит горячим влажным воздухом, обнимающим дремлющих людей, и бледные узловатые пальцы убирают светлую влажную прядь со смуглого лба, обнажая слегка дрожащие ресницы дремлющего хищника. Сумасшедший, опасный, жестокий, бросающий слова на ветер и признающий только свои правила и принципы – наркотик для Джэ Хи, чье имя Даи.
Даи. Даи. Даи.
Одержимость заставляет чувствовать тревогу и волнение, забивающие голову сигналами SOS, но все равно – ожидание упоительного счастья нирваны гораздо мягче, чем ожидание боли. И Джэ Хи сам понимает, что с Даи иначе нельзя, ведь он весь надрыв, вся жестокость, выплескивающаяся из измотанного темного сердца, извращенного разума… И весь он насквозь подросток, впервые влюбленный, растерянный и не знающий, как показать свое впервые сильное чувство словами, глазами, руками и губами.
Он не привык говорить «люблю». Его отучили от этого теплого слова, заставили смеяться над глупым недалеким смыслом, поселив в уставшей душе нечто темное, получившее имя «Даи», произносимое со страхом и уважением.
И глаза у него опасные, похожие на глаза тигра, бьющегося о прутья клетки. Говорящие гораздо больше, чем слова, именно они вселяют едва ли не религиозный трепет перед ним, а он насмешливо фыркает, понимая больше остальных и зная, что Бога нет. Или Ему просто плевать на своих детей, отчаянно молящихся ему каждый день.
Загорелая кожа рук у него в мелкой паутине белых шрамов, костяшки давно перестали быстро заживать – регенеративные способности тела падают, делая его более открытым. А он и не скрывается, не боится касаться людей – и бьет со всей силы, растянув губы в насмешливой ухмылке, если кто-нибудь подойдет слишком близко.
- И долго ты будешь меня разглядывать? – В прищуре мечутся бесенята, и Джэ Хи кажется, что его душу подцепили за крюк и резко рванули вверх, вырывая из бренного тела. Под этим взглядом кажется, что проваливаешься под воду, и ее давление выталкивает из легких воздух, отучивая организм дышать.
- Я просто задумался. – Рассеянная улыбка мелькает на уставшем лице, в уставших глазах, полных какого-то умиротворенного счастья, и Даи не может удержаться от ответной усмешки.
Смуглые руки с ярко выделяющимися венами прижимают бледные плечи к постели, стискивая их длинными пальцами, говоря с глазами, ярко блестящими в темноте, одно и то же – «Не двигайся». Он и не посмеет, потому что сейчас их мир ограничивается односпальной кроватью со смятыми простынями, мокрыми от пота, что принесла душная летняя ночь.
Ладони скользят вверх, слегка дотрагиваясь до ключиц, и обнимают лицо, чуть царапая шершавыми ладонями влажную липкую кожу. Дыхание сбивается и исчезает окончательно, мир лишается звуков, кроме тихого хриплого голоса Даи.
- Смотри на меня, думай только обо мне, иначе ты пожалеешь об этом, - негромко шепчет, приближая лицо, и касается горячими искусанными губами осторожно, вкладывая всю возможную для себя нежность, испитую из пустынного оазиса, что зовется Джэ Хи.
Даи – глубокое синее море, в чьей власти нежно покачивать в объятиях покорных волн и утягивать на морское дно отчаяния и боли, уничтожая гигантскими цунами все на своем пути. И Джэ Хи любит это море за его непредсказуемость и вольность от жизненных рамок, раз за разом выталкивая свою подлатанную лодку в бушующую стихию, готовый утонуть под нежный шум воды, сомкнувшейся над его головой.