Колыбель для монстра

      Отмытый и переодетый ребенок сидел на кровати рядом с Занзасом и смотрел в никуда. Варийцы же, после столь странного представления, тихонько играли в карты, естественно на желания, и старались переварить полученную информацию. И что они имели? Странный, молчаливый ребенок-каннибал, обладающий неимоверно-сильным пламенем гибридного типа, способностью к регенерации и устойчивостью к электрическим разрядам. Ах да, еще больное воображение, породившее Эссо и демонического волко-пса. Весело и не густо. Впрочем, какого-то опасения этот мальчишка не вызывал. Не нападал, не захватывал их тела и, в конце-концов, не ел их или же подчинённых. Пара-тройка трупов сержантов не в счет, конечно. Те смерти были по делу и больше ребенок подобное не повторял, так что – жить можно.       – Ши-ши-ши, Принц снова победил, смертные! – радостно огласил Бельфегор и захлопал в ладоши. Раздосадованные мужчины поморщились и бросили карты на пол. Предатель-Маммон лишь гаденько посмеивался в углу комнаты. Умный Иллюзионист отказался от игры в самом начале, прекрасно зная, что без пламени Потрошителя ему не обыграть. А предпринимательская жилка в его проклятом теле отчетливо шептала не лезть в заранее проигрышную ситуацию. Бель был гением.       – Врой, чертов шулер! Я не собираюсь потакать твоим бредням! – желания блондина были под стать его безумной улыбке, такие же опасные и ненормальные. Поэтому-то Леви сейчас сидел полуголый, лишь в одних штанах и с розовыми кружевными женскими трусиками на голове. Откуда они появились в их чисто мужской компании никто не знал, оставалось лишь косо посматривать на Луссурию. К слову, сам любитель боа сейчас сидел такой же раздосадованный, как и остальные проигравшие. В прошлый раз милашка Бель пожелал, чтобы он занюхал две пятисантиметровые дорожки муки и нос до сих пор чесался. Скуало же везло меньше всех и список вещей, которые он хочет забыть навсегда, рос в геометрической прогрессии. Он уже переодевался в женские шмотки (чертов пидорас-трансвестит-Луссурия) и соблазнял новичков, что вышло уж слишком удачно. Ещё он катал маленький теннисный, хрен знает откуда взявшийся, мячик носом по всему этажу, орал и хлопал в ладоши, изображая тюленя и сожрал сырую рыбину. Спринтерский же забег по всему замку он и вовсе хочет забыть. Ведь ему пришлось кричать, что он радужный пони, благо, что сейчас очень ранее утро и никого, кроме патрульных, он не встретил.       – Принц победил честно, – возмутился блондин и швырнул в недостойного стилет. Да как смеет плебей обвинять его королевские руки в шулерстве?       – Да-да, как скажешь, – скривился капитан и проигнорировал пролетевшее мимо его головы оружие.       – Милый, что ты хочешь? – раздосадованный мастер боя уже собрал разбросанные карты и выжидающе уставился на блондина.       – Принц желает хлеба и зрелищ, – обрадовал он коллег. Мужчины лишь измученно простонали и приготовились к Аду. Конечно же этот ненормальный хочет представлений! Одного ему было, видимо, мало.       – Леви, бери маркер и нарисуй что-нибудь непристойное на теле нашего Босса! Скуало, ты у нас в засос целуешь Эссо. А ты, Луссурия, превращаешь волосы вампирчика в произведение искусства. Возмущенные выкрики, вперемешку с матами, обрушились на Потрошителя с трех сторон. Леви откровенно не собирался вандалить и изрисовывать тело его божества всякими непристойностями. Скуало и так уже перецеловал пол замка и не хотел, теперь ещё и сосаться, с непонятным существом, а Луссурия был против нарушать границы личного пространства ребёнка.       Крики продолжались долго, однако, через минут десять мужчинам пришлось смириться со своей участью. Плюс ко всему жадный до денег Маммон был на стороне Бела и обещал лишить их зарплаты, если упрямцы не повинуются.       По скромному и громкому мнению капитана, А-Тану выпала самая легкая задача. Будь его воля, он бы исписал Босса вдоль и поперек всеми матами, которые знал. А так – пришлось плестись в сторону Эссо. И как, позвольте узнать, ему «засосать» существо, чей рот длиннее его собственного? Хотя Луссурии не повезло больше всего, пацан никого к себе не подпускал.       – Малыш, слушай, ты извини, что мешаю, но мне тут желание загадали и я должен сделать тебе какую-нибудь прическу, – подойдя к кровати, мастер боя начал говорить быстро и, по возможности, мило. – Я знаю, что тебе совсем не нравится, когда к тебе прикасаются, но и ты можешь получить из этого выгоду. У тебя ведь, вон, какие длинные волосы. Неудобно, наверное, да и расчесать их надо, чтобы колтунов не было. Обрезать и красить их я не буду, честное слово.       Мальчик на полу-просьбу полу-предложение отреагировал лишь озадаченным взглядом. Не говорят неприятные вещи, не пытаются постоянно убить, не испытывают отвращения или страха, и спокойно отреагировали, когда он съел того человека. А теперь, вон, волосы хотят расчесать и заплести. А Дождь, вообще, хочет поцеловать его марионетку. Ребёнок не совсем понимает, что означает поцелуй, но ощущение того, что это как-то неправильно не покидает его голову. Странные они.       – Ну, что скажешь? Обещаю вести себя очень аккуратно и не дергать за волосы, – милая улыбка добила мальчика и он перевел взгляд на мечника, который крутился вокруг марионетки, что-то там соображая.       – А-а-а, Ску должен поцеловать Эссо и не знает, как это сделать, – правильно растолковав взгляд малыша, объяснил мастер боевых искусств. Однако в ответ получил лишь взгляд, наполненный ещё большим непониманием.       – Малыш, извини, но я не умею читать мысли. Если стесняешься или не хочешь говорить, то объясняй или задавай вопросы через стража.       Где-то на диване радостно захрюкал и простонал Потрошитель. Ну, Луссурия и выдал! Стесняется! Это же надо такое придумать. Еще недавно эта «ванильная клубничка» убил и сожрал человека у них на глазах. Принц сомневался, что молчание вызвано стеснением. На шиканье со стороны Солнца Варии Ураган разразился очередным приступом смеха.       – Не понимаю, – всё же выдал Эссо и Скуало вздрогнул от этого противного голоса, отпрыгнув чуть назад, когда огромный рот вывалил свой язык.       – Чего не понимаешь, конфетка? – тут же зацепился за своеобразный диалог любитель боа. Это впервые, когда ребенок идет на причудливый, но всё же, контакт.       Эссо рваной походкой подошел к кровати и устроился на полу у изголовья кровати, поближе к создателю, чтобы защитить его, в случае чего. Сам же ребёнок отвел взгляд от Луссурии и подтянул острые коленки к груди. Длинные разноцветные волосы скрыли часть лица и тела своеобразной вуалью, защищая от окружающего пространства и людей.       – Всё, – слишком тихо ответил страж вместо ребенка и Луссурия как-то потерянно посмотрел на сжавшийся комочек. Это очевидно, что ребенок не привык говорить с кем-то и марионетка специально выступала в роли голоса. Так ему было проще. Всегда легче отвернуться и говорить через кукол, чем сталкиваться с реальным собеседником. Не зря же детские психологи использовали всякого рода плюшевые игрушки, чтобы разговорить закрывшихся от мира детей.       Леви перестал трястись над бессознательным телом Босса и отвел маркер, недоуменно посмотрев на сжавшийся комочек. Скуало подпер стену спиной, в ожидании завершения разговора. Бельфегор же перестал упоенно стонать и заливаться смехом, и спокойно развалился на диване, краем глаза наблюдая странный диалог. Как и Маммон он, от части, понимал, что происходит с ребенком. Трудно быть другим, отличаться от всех поголовно. Другая атмосфера и другие люди окружали Бельфегора с самого раннего детства и когда Потрошитель, наконец, избавился от груза в виде семьи и брата, он часто точно так же закрывался от окружающих, пытаясь понять, что не так с миром. Другие правила, другое поведение и диалоги сводили с ума ещё больше и дико хотелось покромсать всё к чертовой матери. Только вот никакое количество крови не заполнит пустоту и возникшее непонимание. Для этого нужно время и определенные люди, которые вытащат и объяснят, разложат все по полочкам. Как раз таким учителем для него стал громкий и грозный Скуало, его мамочка. А Занзас был папочкой, которого он видел впервые после долгой разлуки, но вечные разговоры о их Боссе помогали составлять хоть какую-то приблизительную картинку будущего. У этого мелкого же не было никого, лишь отчаянно старающийся Луссурия, который, вряд ли, пробьется через стену, которая строилась годами. Лишь при желании самого ребенка что-нибудь получится. Или же при помощи сильной физической встряски. И, если первое было возможно лишь в теории, то второе даже и на практике не повторишь – чертяка слишком силен.       – Вы странные, – наконец выдал Эссо после секундного молчания. – Я не понимаю.       – Правда? Мы странные? – удивился офицер и захлопал своими длинными ресницами. – Почему?       – Люди не должны быть такими, – бесстрастно ответил Эссо и огромный глаз заменил рот, неотрывно следя за каждым из варийцем, которые сейчас смотрели на него. От этого ребёнок сжался ещё сильнее и заменил глаз марионетки на рот. Он не хочет видеть.       – Какими, золотце? – Луссурия совершенно не понимал мальчика, но очень старался. Они странные? Какие-то не такие? Неправильные? Догадка озарила мозг громогласным громом, так и хотелось крикнуть знаменитое «Эврика!». – Тебя раньше окружали другие люди?       Ребёнок сжался, а страж кивнул, выгнув голову под очередным неимоверным углом.       – Какие они были? Расскажи, – Луссурии не особо нужен был ответ, он и так уже понимал, что до Колыбели ребёнок был в компании каких-то маньяков, которые забили и растоптали радужное восприятие мира. Каким надо быть чудовищем и как надо извратиться, чтобы маленький мальчик боялся добрых слов и ласкового тона?       – Нормальные. А вы – нет.       – А в чем выражалась их нормальность? – Солнце боялся услышать ответ. Очень.       – Они боялись, – как всегда безжизненно ответила марионетка. – Они ненавидели. А вы – нет. Это ненормально.       Услышав ответ Леви поджал губы, Скуало скрыл глаза за челкой, а Маммон с Бельфегором сели нормально на диван. Солнце Варии же был готов разреветься от этого ответа. Дети не должны быть такими разбитыми и потерянными. Они должны играть со сверстниками и ходить в школы, строить песочные замки на пляжах и ссориться из-за конфет.       – А почему они тебя боялись и ненавидели? – Господи милостивый, пусть ребенок скажет, что просто из-за его гибридного пламени. Пожалуйста, если ты есть на свете, пусть будет так.       – Я никак не умирал и они боялись, – мужчина как-то опустошенно плюхнулся на край кровати. Бога, всё же, нет. Как грустно.       – А зачем они тебя пытались убить? – он не знал, какой ответ получит на этот раз. Но, почему-то, было неимоверно страшно узнать.       – Им было скучно, а я всё равно не нужный, – словно приговор прозвучали писклявые слова и Солнце понял, что сейчас задохнется. – Они были правильными. Вы – нет.       Так вот, значит, как видит этот мир мальчик? Его всю жизнь пытались убить лишь из-за скуки, возможно даже, эксперименты ставили. Да какое там «возможно»?! Точно ведь ставили. Нормальные дети не выживают после сильного разряда электричества. Нормальные дети чувствуют боль и плачут, когда царапают коленки или падают с велосипедов. Нормальные дети не выживают, если их с силой швырнуть в стену. Нормальные дети не пьют кровь, не едят чужие сердца и не отращивают потерянные конечности и органы так быстро. Они их вообще не отращивают, оставаясь калеками на всю жизнь. Нормальные дети совершенно другие, Луссурия это знает, помнит. Но этот малыш был неправильным. Скорее всего, он был более запущен в плане простого общения, чем Бельфегор в свое время. У того хоть какая-никакая, но была семья.       – А где сейчас эти люди? – отчаянное желание плюнуть на всё и найти тварей, что превратили милого мальчика в забитого зверька, росло с каждой секундой. Он найдёт их и будет пытать по всем правилам варийского офицера. Эти ничтожества будут мучаться долго. Безумно долго.       – Я их убил, – хриплый голос самого ребёнка пугал сильнее, чем всё, что произошло за последние дни. Глаза в глаза. Мальчик никогда и ни на кого не смотрел прямым контактом. Всегда отводил взгляд или же пялился в переносицу. Холодные, безэмоциональные глаза пугали так же сильно, как и голос. – Взорвал на части и съел. Бойся.       Однако ни отпугивающая аура, ни оскалившийся Эссо и волк, ни холодные глаза не смогли испугать Луссурию. Он как-то слишком добро улыбнулся и потянулся к мальчику. Он всей своей душой желал обнять маленький съежившийся комок, который, хоть и отпугивал, но сам жался поближе к стене. Но вместо объятий Луссурия лишь со всей имеющейся нежностью погладил мальчика по голове.       – Молодец. Я бы тоже их убил, – честно признался мужчина и очаровательно улыбнулся. – А теперь, как насчет того, чтобы расчесаться и заплестись?       Ребёнок пораженно уставился на Солнце и понял, что ничего не понимает. Что, вообще, происходит? Его никто и никогда не гладил по голове, ему никто так открыто и честно не улыбался, его никто и никогда не хотел расчесать. Потому что это нежелание – его реальность. Нормальная, привычная и повседневная. А тут... Как-то слишком странно и глупо. Он ведь сказал, что ненужный. Таких, как он, не любят и не заплетают. Он живет, чтобы однажды умереть. Он всего лишь позволительный расходный материал, который можно заменить. Он ведь даже неправильный образец! Никто не хвалит поломанных крыс, неспособных исполнять приказы точно и быстро. Он ведь убил своих хозяев, так почему его хвалят?       – Не понимаю, – как-то обреченно выдохнул ребенок и перестал сжиматься от каждого нежного прикосновения. Странные люди. Неправильные и глупые. Он ещё не понимает, что чувствует к ним.       – Ну, это нормально чего-то не понимать, – затараторил мужчина, про себя ликуя, что одна из стен отчуждения рухнула. Клубничка разговаривает с ним сам. Сам! Это просто невероятно. – А если совсем запутаешься, я тебе всё объясню. Только спроси, хорошо?       Мальчик лишь кивнул и обреченно вздохнул. Лучше уж он согласится с этим ненормальным Солнцем. Всё равно он не собирается объяснять, почему задавать вопросы в его положении – глупо и контр-продуктивно. В этом нет абсолютно никакого смысла. Яростный проснется через пару часов, а там ещё пару месяцев и он, наконец, исполнит свою далекую, ещё человеческую, мечту.       – Вот и замечательно, а теперь поворачивайся ко мне спиной, будем расчесываться, – Луссурия излучал лучи добра и миролюбия. Он счастлив. Он поможет этому ребенку, осталось лишь уговорить Босса, когда тот проснётся. У них ведь всё равно нет Облака, а клубничка с легкостью может занять эту позицию. – Только вот... Знаешь, милый, у нас небольшая проблема. Ску должен поцеловать Эссо, а у твоего друга ну просто невероятно огромный рот. Ты можешь изменить его внешность? – Супербия у стены чертыхнулся. Противный педрила, таки, вспомнил о нём. И теперь, когда пацан по большей части доверяет и «подчиняется» Луссу, тот с него не слезет.       Ребёнок лишь недоуменно посмотрел на Солнце и кивнул. Конечно он может менять внешность марионетки так, как захочет. Только вот проблема состояла в другом – в кого его менять?       – А ты просто начни копировать внешность всех, кого помнишь, а потом что-нибудь выберем, хорошо? – Леви аж пораженно присвистнул. Нет, ну это надо так понимать этого каннибала, чтобы лишний раз не напрягать разговором.       Мальчик согласно кивнул и приказал марионетке встать, что та послушно и сделала. И тут наступил тупик – от силы, за всю свою жизнь он видел, максимум, человек сто, внешность же тех, кого запомнил и на тех, кого было разрешено смотреть, сокращает это число больше, чем на половину. Напрягшись, он стал усиленно вспоминать. Кого он видел?       Эссо как-то непонятно выгнулся и через секунду стал невысокой девушкой. Посредственная, ничем особо не выделяющаяся фигура, коротка стрижка, темные волосы. Обычная скучная одежда – бледно-чёрная юбка, потерявший свои краски рыжий свитер под горло, истоптанные балетки. Луссурию лишь напрягал белый халат в желтоватых пятнах и холодные зеленые глаза. Они смотрели на мужчину, как на низшее проявление жизни, не достойное даже дышать с ней одним воздухом. Бейджика с именем не было и Солнце догадался, что эта сука одна из тех, кто мучил ребёнка.       Эссо превратился в ещё пару-тройку человек с такими же взглядами и заляпанными халатами. Когда же один из ученых сменил внешность на нового, Луссурия почувствовал такой поток ярости и ненависти, какого не чувствовал даже рядом с Занзасом. Это был высокий мужчина в годах. Бледная кожа, рыжие волосы, карие глаза, задорные веснушки на лице. Он улыбался как-то нежно и мило, а взгляд светился весельем. Ничем не примечательная одежда – теплый голубоватый свитер, черные брюки, старые лакированные туфли. Почему-то все офицеры и капитан почувствовали непонятную симпатию к этому человеку. Природная харизма и ямочки на щеках привлекали и ублажали глаз. Мужчина весело подмигнул Бельфегору, который неотрывно следил за каждым движением Эссо. Помахав правой рукой каждому и отсалютовав он быстрым движением вскинул левую руку, что держал за спиной, и бросил какой-то непонятный предмет в сторону Потрошителя. Лишь когда неровный предмет остановился, Маммон пискнул от ужаса и подскочил на диване. Голова маленькой девочки с точно такими же рыжими волосами и задорными веснушками смотрела на двух офицеров пустыми глазницами. Вывалившийся язык был сух и вздут.       – Что это за нахер?! – тут же «вежливо» поинтересовался Скуало и перевел взгляд на мужчину, которым стал Эссо. Секунда и сам ученый преображается. Обезумевшие глаза и улыбка пялятся на окружающих с таким отвращением, что хотелось забиться в уголок и долго скулить, проклиная свое существование. Белый халат и руки по самый локоть заляпаны кровью. Он тянет свои пальцы в сторону капитана и Супербия уверен, что этот человек первородное зло. Знает, что, несмотря на свою силу, не сможет ему противостоять и сдохнет в жутких муках. Знает, что никогда больше не сможет считать себя человеком, если этот ученый прикоснется к нему. Знает, что никогда больше не сможет уснуть. Секунда и наваждение проходит, а мужчина разрывается на маленькие кусочки. Ошметки ученого собираются быстро и вот уже перед ними стоит привычной Эссо – весь в бинтах и с огромным глазом на всё лицо.       – Милый, а это кто был? – Луссурии страшно. Он понимал, что опыты над ребёнком ставили жестокие люди, но этот человек... Он боялся представить, какие вольности ему были позволены.       – Лаборант, – спокойно ответил мальчик и продолжил превращать Эссо в подобных тому мужчине. Их взгляды становились всё безумнее и страшнее. Созданные ещё три человека взорвались точно так же, собираясь в стража.       – Это всё лаборанты были? – тихо поинтересовался Солнце, когда мальчик остановился и задумался, усиленно вспоминая, кого же он ещё видел.       – Да. На врачей и хозяев смотреть было нельзя, – волосы на затылке Потрошителя зашевелились от ужаса, хоть он и не выдал своего страха, скрыв его за фирменным смехом. Бельфегор был маньяком с нестабильной психикой, он знал это также отчетливо, как и то, что обожает суши. Но эти лаборанты даже у него вызывали животный и первозданный ужас. Они были низшими чудовищами в той цитадели Ада, где жил «клубничка». Если же простые лабораторные крысы вызывают такой ужас, то какие же там Боссы? И есть ли комбинация на пульте управления, чтобы избежать той реальности?       Тем временем Эссо превратился в Девятого и всё на секунду забыли о страхе и скривились в отвращении. После начали появляться копии их самих и Занзаса, того наемника, которого съел мальчик. Перевоплотившись из Маммона страж стал самим собой и замер. Он не знает, что делать дальше.       – Это все, кого ты видел? – удивленно спросил Леви. Он, как и все, был поражен до глубины души теми лаборантами, но решил свой позорный страх оставить при себе. Не гоже мужику трусить.       Ребёнок лишь кивнул и замер, ожидая в кого вновь превратить марионетку.       – Не густо, – как-то пораженно прошептал Маммон.       – Врой! Превращай Эссо в меня же. Лучше сам себя засосу, чем копии Девятого, вас и чертового Босса! – Скуало был воинственен и, как никогда, громок. Если хорошенько зарычать, даже страх ничтожной сучкой заползет под кровать.       Эссо поболтал головой и стал идеальной копией капитана. Лишь глаза смотрели на всех безэмоционально и пусто.       – Открой рот, придурок! – наставил тот марионетку и поцеловал его сразу же, как только страж подчинился. Юркий язык скользнул вовнутрь рта, вылизывая все, до чего дотянется. Глаза он держал открытыми, наблюдая за реакцией Эссо, которой, к слову, совершенно не было. Хотя, что взять со сгустка пламени? Закончив насиловать чужой рот, мечник зарычал и одобрительно похлопал свою копию по заднице.       – Да я просто красавчик, – поделился он своим мнением с коллегами.       – Самовлюбленный пидр, – оценил выступление Леви и, наконец, вывел на теле Занзаса маленький кривой цветочек и пчёлку. А что? Очень даже непристойно. Пчела летит опылять росток. С точки зрения Леви, подобный рисунок был вверх вандализма и порнографии, заслуживающий рейтинг «NC-21» или же выше. Луссурия же движением фокусника достал из нагрудного кармана форменной куртки гребешок и теперь увлеченно расчесывал спутанные волосы не сопротивляющегося ребенка. А сам мученик Солнца лишь недоуменно уставился в потолок и вздохнул. Вот точно ненормальные какие-то.       На четвертый день после извлечения из Колыбели Прорыва Точки Нуля Девятого, приблизительно в шесть часов утра, Небо Варии, Занзас, проснулся от шестилетнего сна.