Колыбель для монстра

      Япония была ужасна. Было отвратительно душно и влажно. Противные люди надоедали своим заковыристым языком и извращенными предпочтениями. Десятое поколение Вонголы бесило своей слабостью и ничтожностью. А Феникс сводил с ума своим игнорированием и постоянными отлучками. Его пиявка постоянно куда-нибудь исчезал и безумно хотелось его пристрелить, когда он уходил ночью, а возвращался под утро. Бельфегор знал, что он не проводит время с «доспехами» Гола Моска, модифицируя очередную программу. Феникс уходил куда-то в город, а возвращаясь пах дымом и алкоголем. Бель по себе знал, что таким ароматом пропитываешься лишь в ночных клубах. Почему его вампирчик туда повадился оставалось загадкой, но темно синие глаза с фиолетовым проблеском наводили на весьма логичные, но нежеланные мысли. Такой взгляд у пиявки был лишь наедине с ним, когда пил его кровь и Потрошитель сходил с ума от ревности, понимая, что шестнадцатилетний подросток проводит ночи с какими-то простолюдинами.       Бельфегор ревновал. Громко, отчаянно и обезумлено, он потрошил всю мебель во временном пристанище. Хотелось крови тех ничтожеств, что посмели пробудить в его вампирчике такой взгляд. Этими глазами Феникс должен смотреть только на него! Он должен смущаться и прерывисто дышать только рядом с ним и это точка. Однако призывы к благоразумию и извинения мастерски игнорировались.       - У тебя нет на меня никаких прав, - как-то бросил Феникс и Бель взвыл раненым волком.       Счастье от того, что его безумие, наконец, заговорил с ним быстро сменилось откровенным желанием зашить подростку рот. Безэмоциональные слова ранили сердце и душу. Было неимоверно сложно сделать простейший вздох. Потрошитель умирал каждый раз, когда входная дверь громко хлопала, извещая, что его мальчик ушел к кому-то другому. Осознание того, что Феникса будут прижимать чужие руки и целовать чужие губы рвало сознание Принца на части. Он искренне хотел умереть.       Хотелось заставить построить Спаннера машину времени и перенестись на несколько лет назад, когда он только «признался» в своих чувствах и получил относительное согласие. Он бы вернулся в ту ночь и, обязательно бы, поцеловал столь желанные губы. Принц бы обязательно прижался сильнее и всеми правдами и неправдами стал бы его первым. Он бы целовал нежно и аккуратно, заваливая желанное тело на спину. Он бы вылизывал каждый миллиметр кожи и оставлял бы свои отметины повсюду. Он бы двигался рвано, шепча бесконечные признания и умолял бы быть только его. И, конечно, окольцевал бы его в ту же ночь, навечно сделав своим. И ошейник бы надел и цепь к себе пристегнул. И никогда бы никуда не отпустил. Посадил бы в клетку и кормил с ложечки.       - Придурок, стань уже наконец мужиком и прекрати юлить и оправдываться. Соберись, тряпка, и сделай выбор. Как баба, честное слово. Ты хоть и принц, но это еще не значит, что абсолютно все будут мириться с твоими закидонами. Люди не обязаны думать точно так же как ты или подчиняться твоим детским хотелкам. Ты уже задолбал. Пойми чего хочешь и прекрати, наконец, бесить.       Слова капитана вернули в реальный мир и Принц жадно сделал освежающий глоток воздуха. Собраться и понять чего он хочет без всех детских хотелок? Бельфегор хотел Феникса. Всегда и везде, только себе, не делясь ни с кем. Возможно ли это? Конечно, да. Подчинится ли его желанию Феникс? На этот вопрос ответа не было абсолютно. Он желал подростка всем своим сердцем и душой, лишь иногда пугаясь собственных чувств. Именно поэтому он уезжал из замка и весело проводил время с доступными женщинами. Просыпаться с ними в одной кровати было до тошноты противно. Он отчаянно выблевывал противное чувство и спешил домой, где рядом с родным телом и запахом можно было расслабиться и чувствовать себя счастливым. И, ведь, ему отвечали взаимностью!       До гениального-простое осознание собственного идиотизма поражало и радовало одновременно. Он понял почему, несмотря на свой потрясающий нюх, Феникс так сильно прижимался к нему по возращению с очередной "миссии". Пиявка пил его кровь жадно и несдержанно. Грусть и обреченность проскальзывали в каждом небрежном взгляде. Его мальчик, ведь, боялся самоволок Потрошителя, поэтому каждую секунду проводил с четким осознанием того, что однажды тот просто не вернется в общую кровать, не прижмется, не поцелует на ночь. Просто исчезнет в покупных объятиях и фальшивых стонах. Феникс дал ему выбор, позволяя нагуляться и наиграться вдоволь. Он дал шанс уйти и никогда больше не возвращаться. Одуматься и вернуться к "братским" отношениям. А теперь, уставший ждать, верить и прощать, он просто психанул и ушел сам. Чтобы больше не было больно и противно от осознания, что его можно заменить.       Рад ли Бельфегор этой свободе? Он не знал. Потрошитель запутался в собственных желаниях. Было сложно вот так вот взять и остепениться, признавшись кому-то в собственной слабости и зависимости. Было страшно от осознания собственной обреченности. Ведь если Феникс его не примет, то Бель ничего не сможет поделать. Да, он клялся в вечности, но подросток просто его переживет. Скроется своими иллюзиями и уйдет навечно, не оставив и малейшего прощального слова, за которое можно будет цепляться. Бесконечное одиночество и холод пугали так же сильно, как и первый шаг в пропасть. Принц был гением и бесстрашным воином. Он был психопатом и убийцей, не чувствующим жалости или же сострадания. Он был маньяком, испытывающим возбуждение от чужой крови, пролитой у своих ног. Он был... трусом. Бельфегору было страшно. И это доселе атрофированное чувство громкими и четкими ударами било по голове. Страх потери Феникса, его пиявки, его вампирчика, его цели в этом проклятом лабиринте придуманной реальности, заставлял тело расслабиться и, наконец, прыгнуть в бездну, наполненную лишь тьмой и ошметками детских мечтаний. Он принимал чужую пустоту и тьму, полностью отдавая себя. До последней капли крови, до последнего вздоха и гулкого стука сердца. Принц принимал Феникса, прекрасно осознавая, что когда придет время, тот примет его. К черту страх и изумрудного волшебника. Бель бродит по желтой кирпичной дороге уже чертовски долго и ему больше не хочется окрашивать ее в красный лишь для себя. Отныне он будет делать для двоих.       Бельфегора никогда не страшило отсутствие свободы, он боялся свободы без своего безумия. Неадекватная влюбленность сдохла, перерождаясь в четкое осознание собственных целей. И если Ураган был рожден, чтобы сносить башни с острыми концами, которые причиняли боль Небу, то он умрет, чтобы переродиться.       - Победа Варии, - монотонный голос Червелло заставил вздрогнуть.       Надо же, уже началась Битва Колец, а он заметил только сейчас. Двигаясь и говоря на автомате все это время он был так далеко, решая более важные проблемы. Гокудера Хаято обессилено лежал на полу и Принца пробил его фирменный смешок. Где порох, там и пепел. Он восстал из него и собственной крови. Перед глазами закружились звезды и вся Вселенная. Феникс ведь говорил, что желание луны и солнца стать одним целым так сильно, что они снова становятся едины, окрашивая небо в кроваво-красный. Бельфегора завораживает красный цвет, но он любит сине-фиолетовый намного больше.       После битвы с Ураганом Вонголы Бельфегор изменился. Он был тих и задумчив, сосредоточен и спокоен. Выполнял мелкие поручения и не огрызался, не закатывал привычных истерик и был полностью погружен в себя. И каждый раз, когда его безумное сознание выныривало в реальность, он смотрел на Феникса так, что подросток невольно вздрагивал и немного краснел.       За все время их знакомства, скрытые за челкой глаза Потрошителя не смотрели так видящи и пристально на Облако Варии. Казалось, что во всем безумном мире, непрекращающейся крутиться, карусели, он нашел неподвижную точку, которой и стал подросток. Бель видел каждый вздох, каждую ресничку, каждый кусочек кожи, каждую вкрапинку в янтарных глазах своей пиявки. И это смущало сильнее чем грязно-пошлые предложения и страстные прикосновения. Бельфегор и раньше часто любовался им, но казалось, что он видит не подростка, а собственные желания. Сейчас же Принц видел его настоящего, шестнадцатилетнего парня с Адским прошлым, счастливым настоящим и неизвестным будущим, подаренной жизнью и именем, обоженной кожей и искалеченным сознанием. И это радовало, каким-то, доселе не испытанным, счастьем. Феникс был заворожен и загипнотизирован Бельфегором, а обида таяла словно сахарный замок.       Феникс перестал уходить по ночам, оставаясь во временном пристанище, коротая время за книгой или новой программой. Подросток перестал хлопать дверьми, теперь передвигаясь исключительно бесшумно, что совершенно не смущало Принца - он безошибочно видел его передвижения. Бельфегор отрекся от собственного самолюбия и теперь непрерывно смотрел в самую душу Феникса, принимая и понимая каждого демона поочередно. И это вызывало острое понимания того, что они перешли на новую стадию их «отношений». Облако не знал, чем это все закончится, но отчетливо понимал, что после таких взглядов действительно убьет Ураган, если он снова уйдет в самоволку.       - Милый, ты готов к завтрашнему бою? – Луссурия участливо пододвинул к своей клубничке кувшин с кровью. Его мальчик должен быть полон сил к предстоящей битве. Подобные хлопоты напоминали тот день, когда Феникс впервые пошел в школу. Мужчина, ведь, точно так же бегал вокруг своей клубнички, интересуясь все ли тот взял и ничего ли не забыл. Ах, дети растут так быстро!       - Да, - кивнул подросток и доел оставшиеся овощи. Поморщившись, он тут же запил их кровью. – Моска проверен и откалиброван, как и все оружие. Программы переписаны и не подведут.       - Молодец, - счастливо похвалил мужчина и весело хихикнул. Его мальчик стал уже таким большим и самостоятельным.       - Мелкий, скрой свое гибридное пламя и укутай морду получше, - наставления Занзаса были приняты согласным кивком. За Конфликтом Колец лично наблюдает сам Девятый и Внешний Советник.       - Жаль, конечно, что запрещают пользоваться другими видами, пока на поле боя, - поделился Леви и грустно зажевал салат.       - Ой, как будто тебя это как-то ущемляет, - съехидничал Скуало. – Даже если бы разрешали, малому все равно нет резона светить своей уникальностью.       - Не могу не согласиться со Ску, - прощебетал Луссурия. – Милый, не забудь надеть кольцо-ограничитель. Всякое может случиться, вдруг выведут из себя или еще что-то.       - Я его еще в замке надел и не снимаю, - Феникс показал свою левую руку. На мизинце красовалось простенькое колечко из серебра, которое сдерживало все пламя, за исключением Облака. Подросток сам его сделал, заразившись их общей паранойей. – И форму специальную тоже не снимаю, так что все хорошо.       - Это которая уйму весит? – полюбопытствовал Леви и получил в ответ согласный кивок. – Правильно, ты слишком быстро двигаешься для нормального человека. Это мы привыкли, а в замке не замечают. Девятый и Емитсу тут же просекут, если что.       - Если его, конечно, из Моски вытащат, - подметил Маммон и бросил быстрый взгляд на тихого напарника. Бель сейчас был прекрасным образцом дисциплины, кушая аккуратно и сидя так ровно, что, казалось, проглотил палку. Настоящий принц. – Но ко всему нужно быть готовым.       - Да, - согласился Феникс.       Теперь взгляд Бель был ощутим даже когда тот не смотрел. И научно подкованный подросток не понимал, как такое вообще физически возможно. Казалось, что теперь глаза Принца были в его душе. Это смущало.       Луссурия лишь радостно и нечитаемо улыбнулся. Его милые детки, наконец, сдвинулись с мертвой точки. Теперь все зависит от Бельфегора, его искренности и усилий перебороть собственное эго.