Убить и воскресить любовь

По пути домой я размышлял. Сотни разных образов проносились в голове, подобно огням вечернего города за стеклом моего автомобиля: такие же яркие и такие же быстротечные. Ещё совсем недавно я был абсолютно уверен в себе и в завтрашнем дне, всё было просто и понятно — моя империя, а вместе с ней и моё влияние в обществе росло и ширилось. Казалось, я смог достичь самых высот, поднявшись на вершину Олимпа. Но с появлением Джареда всё изменилось, я вдруг будто прозрел. Мой идеальный мир оказался лишь искусной подделкой — насквозь пропитанные фальшью отношения с Йеном, пусть и невероятно красивым, но совершенно бесчувственным; высокое положение в обществе, где благосклонность окружающих напрямую зависит от того, насколько ты состоятелен; и деньги, много денег, которые могли дать мне всё, кроме одного — простого человеческого счастья. Только встретив Истинного, я понял, что такое настоящая жизнь, испытав целую гамму эмоций, доселе мне неведомых, но хотел ли я такой жизни? В эту минуту я мог твёрдо сказать — нет! Она пугала, заставляла чувствовать себя слабым и ничтожным. Больше всего ужасало меня — привыкшего всегда и всё контролировать, — потеря контроля над собственным телом. Жуткое, просто невыносимое чувство беспомощности, перед чарами какого-то грязного выродка. Я смог многого добиться, преодолев немало препятствий, смело противостоял жестоким ударам судьбы, но в борьбе со своим сердцем проигрывал. Обладая немыслимой властью над людьми — я оказался рабом собственных инстинктов. Жалким, безвольным рабом. И чем дальше я размышлял об этом, тем больше росла ярость в моей душе, и тем сильнее укреплялся в желании выжечь, вытравить эту чёртову истинность и вновь обрести контроль над своей жизнью. Когда я уже был в десяти минутах от дома, в кармане завибрировал телефон. — Мистер Эклз, докладываю, как Вы приказывали, что на вверенный мне объект… — начал официальным тоном отчитываться мой новый начальник охраны. — Джереми, — перебил я его. — Всё понимаю, за годы службы ты привык докладывать по форме, но давай без этого. Просто говори, что случилось. — Как прикажете, мистер Эклз, — ничуть не изменив интонацию, продолжил он. — Полчаса назад прибыл мистер Стэн, но в дом ещё не заходил. Сейчас он в беседке, разговаривает с кем-то по телефону. Я не стал подходить слишком близко, чтобы выяснить с кем, без Вашего приказа. — Это лишнее, — усмехнулся я. Всё же коп и на пенсии остаётся копом, и отучить ищейку от служебных привычек мне явно не под силу. Хотя и в этом есть определённая польза, ведь ничто не ускользнёт от его зорких глаз. — Лучше передай Моргану, пусть пригласит гостя в дом и предложит ему армянский коньяк, от которого Себ без ума. Я уже подъезжаю. — Будет исполнено, мистер Эклз! *** Когда я прибыл, Себастиан уже стоял на крыльце и неторопливо потягивал янтарный напиток, с интересом поглядывая в сторону. Проследив за его взглядом, я едва не выругался, поняв, что, а вернее кого он так увлечённо рассматривает. Джаред, неторопливо толкая перед собой машинку, стриг газон возле теннисного корта. Занятие это, судя по всему, ему было по душе, поскольку его юное личико выглядело весьма умиротворённым. И это почему-то очень злило. С виду весь такой худощавый и слабый, этот омега оказался невероятно стойким. Никаких слёз и истерик, будто это не над ним я вчера так скверно надругался. Вдобавок ко всему, вопреки моему запрету, он снова напялил на себя старые шмотки. Видимо желая таким образом показать, что ничего ему от меня не нужно. — Вижу, ты тут не скучаешь, — саркастично произнёс я, протягивая ладонь для приветствия. — Чем обязан, приятель? — Эй, друг, сдаётся мне, что ты не рад меня видеть, — радушно улыбнувшись, ответил Стэн, с неохотой отводя взгляд от ладной фигурки. — Да нет, рад, искренне рад, — немного слукавил я. — Но не пойму, что заставило тебя в столь поздний час отказаться от привычных вечерних развлечений и посетить мою скромную обитель. Себастиан ответил не сразу. Во всём его облике сквозила нерешительность, что совершенно не свойственно моему приятелю — человеку, уверенно сохраняющему первые позиции, наравне со мной, в списке самых влиятельных людей нашей страны. Запустив пальцы в волосы, он откинул длинную чёлку назад, немного задержав ладонь на затылке, задумчиво посмотрел в сумеречное небо, после чего, глотнув коньяка, снова улыбнулся. Вот только улыбка показалась мне несколько натянутой. — Ну, предположим, что я просто решил провести вечер со своим другом за увлекательными беседами, — начал он, но, увидев мою скептически приподнятую бровь, не выдержал и засмеялся. — Ладно, ты меня раскусил, Дженс. В общем, у меня к тебе есть разговор, если ты не против, предлагаю войти в дом и для начала пропустить пару бокалов. Всё это мне категорически не нравилось. Зная Стэна далеко не первый год, для меня было слишком очевидно, что он взволнован, хотя и весьма умело скрывал это за напускной весёлостью. Что могло означать лишь одно — разговор будет не самым приятным. Однако, подавив в себе раздражение, я вежливо пригласил его пройти в свой кабинет. Как бы то ни было, Себастиан мой единственный настоящий друг, пусть и не всегда лояльный, но всегда искренний. Да и хорошие манеры никто не отменял. В кабинете, мы удобно расположились в креслах перед камином. Молодой бета, один из моих служащих, довольно ловко расставил на журнальный столик лёгкие закуски и разлил в бокалы коньяк, после чего бесшумно удалился. Когда мы остались одни, я выжидательно посмотрел на приятеля, но он медлил, будто собирался с мыслями. — Так о чём ты хотел поговорить, Себ? — наконец, спросил я, прикурив сигарету и с наслаждением втягивая никотиновые пары, после нескольких глотков отменного коньяка. — Не буду ходить вокруг да около, Дженс, скажу прямо, — выдохнув, решительно начал Стэн. — Я бы хотел предложить тебе сделку, весьма выгодную нам обоим. — Сделку? — вдавив окурок в пепельницу, насторожено переспросил я, всё острее чувствуя тревогу. — Да, — ответил приятель, на несколько секунд задержав взгляд на своём бокале, видимо подбирая слова. После чего пристально посмотрев в мои глаза, почти на одном дыхании вымолвил: — Продай мне Джареда. Цена не имеет значения. Хотя я уже неоднократно думал о том, что в будущем, вдоволь насытившись сладким омегой, продам его словно надоевшую шлюху, окончательно растоптав ему сердце и душу, но предложение друга было слишком внезапным. — Я представляю, насколько абсурдно звучит эта идея, но я всё обдумал, Дженс, так будет лучше для тебя… — зачастил он, видя, как меняется моё лицо. — Ты в своём уме, альфа?! — процедил сквозь зубы я, резко поддавшись вперёд. — Ты хоть понимаешь, о чём просишь меня?! От желания разорвать сопернику глотку удерживала только мысль, что я сам хотел избавиться от игрушки, но лишь тогда, когда она станет мне неинтересна. — Отлично понимаю! — так же поддавшись вперёд, с вызовом ответил Стэн. — Посмотри на себя, в кого ты превратился, Дженс?! — Всё же сбавил обороты приятель. Положив ладонь мне на шею, слегка притянул к себе, уткнувшись своим лбом в мой. — Где тот уверенный в себе, жёсткий и бескомпромиссный альфа, которого я знал?! Ты размяк, стал нервным и раздражительным, а это первый шаг к краху всего, чего ты так долго добивался. Когда эмоции преобладают над разумом, невозможно сохранить контроль. Ты даже не заметишь, как вскоре начнёшь совершать ошибку за ошибкой, и конкуренты просто сожрут тебя. Особенно Пеллегрино будет рад этому. Убрав руку, Себастиан откинулся на спинку кресла. Тягостное молчание повисло в воздухе. Мне нечего было возразить другу, его проницательность всегда поражала, какую бы маску я ни надевал, он будто видел меня насквозь. В этом они с Амиром были очень схожи. — Я не понимаю другого — почему эта истинность так мучает, так ломает тебя? — задумчиво глядя на огонь, продолжил Стэн. — У меня в голове не укладывается, как такое возможно, ведь истинность — это благо, дар свыше. По крайней мере, так было всегда. Только тебе она несёт лишь боль, и из-за этого ты причиняешь боль своему омеге. Чем Джаред заслужил такие муки, я не знаю, но чем дольше он будет находиться рядом, тем хуже будет вам обоим. Прости, но я не могу допустить этого. Ты мне как брат, Дженс! Смешанные чувства переполняли меня — хотелось от души наорать на приятеля и послать к чёрту, но в тоже время я понимал, что он прав, прав во всём. Вот только что-то во мне противилось, так отчаянно и неистово. Поднявшись с кресла, я подошёл к камину, просто чтобы не смотреть ему в глаза, чтобы он не видел мою растерянность. Взгляд зацепился за фотографию на каминной полке. В рамочке из слоновой кости был запечатлён один из самых прекрасных моментов прошлой жизни — мои родители стоят возле моря, их лица выглядят по-настоящему счастливыми. Папа кажется таким хрупким в руках могучего отца, бережно обнимающего его со спины и нежно прильнувшего щекой к золотистым волосам своего омеги. Судя по всему, снимок был сделан до того первого конфликта, они были ещё близки и дороги друг другу. Огладив подушечкой пальца папино лицо, я невольно улыбнулся — какой он всё-таки был красивый. Был… — Зачем тебе Джаред? — хрипло спросил я, сглотнув комок в горле. — Я не знаю, — тихо, едва слышно ответил он. — Просто когда я увидел первозданного омегу, во мне будто всё перевернулось. Это не объяснить словами. — А ты попробуй, — обернувшись, произнёс я, так и держа фото в руке. — Может я пойму. Его взор был устремлён в мою сторону, но он будто смотрел сквозь меня, мысленно находясь где-то далеко. Блики от огня, словно искусный художник, вырисовывали правильные черты лица мужественного и стоит признать, очень красивого альфы. Сколько омег отдали бы полжизни за возможность стать его парой, но Себастиан захотел только одного — моего Истинного. И это не просто каприз, не очередное соревнование ради забавы, как я, было, подумал в самом начале. Нет, тут всё гораздо серьёзнее. — Чёрт, — сморгнув, словно приходя в себя, он провёл ладонью по лицу. — Я сам не понимаю, Дженс. Меня как магнитом тянет к Джареду, и ощущение, что наша встреча была предопределена судьбой, не покидает меня с первой минуты, как я его увидел. Он важен для меня, не знаю почему, но очень важен. — Судьбой?! — едва скрывая раздражение, переспросил я. — Кажется, ты забыл главное, Себ — Джаред моя истинная пара, а не твоя. Ощущения обманывают тебя, всё это лишь очередная прихоть и только. — В том-то и дело, друг, думая о Джареде, я всё острее чувствую всем сердцем, что мой Истинный тоже первозданный, — пылко ответил он, но тут же его взгляд будто потух. — Вот только небеса не столь благосклонны ко мне, и свою пару я никогда не встречу. Глупо питать себя пустыми надеждами. Резко поставив бокал на стол, Стэн поднялся и отошёл к окну, дабы совладать с нахлынувшим отчаянием. Как бы ни был силён альфа, осознание, что ты обречён коротать век вдали от своего возлюбленного, всегда очень болезненно. Нужно огромное мужество, чтобы принять это и не сойти с ума. Мне, в своё время, помогла работа, загружая мозги до полной отключки, а вот Себастиан нашёл иной выход, глупый и странный, но судя по всему, он видит его единственно верным для себя. — Ты будешь смеяться, Дженс, — наконец подал голос он. — Но у меня теперь и не стоит на обычных омег. Сынок сенатора был крайне изумлён вчера, что даже его умелый ротик оказался бессилен пробудить желание. Пришлось отправить его посреди ночи, сославшись на алкоголь и усталость. — А на Джареда, значит, стоит?! — горько усмехнулся я. — О, нет! Твой запах на нём убивает всё желание на корню, — уже привычным насмешливым тоном ответил он. Умение так скоро переключаться всегда давалось ему легко. — Сначала нужно удалить метку, да и пока мальчик слишком худощав. Однако меня будоражит сама мысль, что вскоре этот хрупкий ангел превратится в прекрасное божество с сильным, мускулистым телом. На несколько минут в кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием поленьев в камине. Стэн видимо предавался мечтам о том, как сладко было бы обладать первозданным омегой, а я просто безмерно устал от этого разговора. Раздражение сменилось полным безразличием. Злиться на приятеля не было ни сил, ни желания. Да и стоило признать, что при всей абсурдности его предложения, Себастиан абсолютно искренне хотел помочь. — Ну, так что? — вернувшись к столу и разлив коньяк в бокалы, он протянул один мне. — Ты деловой человек, Дженс, и я всегда высоко ценил твоё умение видеть выгоду даже в самых сомнительных делах. Поверь, я готов заплатить любую сумму, которую ты назовёшь. — Видя мой отсутствующий взгляд, он дотронулся моего плеча. — Посмотри на меня. Я не прошу ответить мне сейчас и буду ждать столько сколько нужно, но обещай мне хотя бы подумать, друг. — Обещаю, — равнодушно ответил я, коснувшись своим бокалом его. Слишком много обещаний мной роздано в последнее время, однажды придётся их выполнять, но сейчас я предпочитал не думать об этом. К чёрту всё! Аккуратно поставив фото на место, я задержал взгляд на лице папы. На мгновение мне показалось, что он смотрит с упрёком и даже горечью, но я просто отмахнулся, понимая, что это лишь наваждение. Папы больше нет, и мне уже никогда не увидеть живых эмоций в этих красивых и добрых глазах. *** Проводив Себастиана, я вернулся в кабинет, прихватив новую бутылку коньяка. Пламя в камине медленно угасало, но я не стал включать свет, словно пряча в полумраке свою обнажённую душу. Как бы я ни старался держаться уверенно, близких людей не обманешь — они видят не глазами, они видят сердцем. Воспоминания о моей семье причиняли невыносимые страдания. Мудрый Амир не случайно завёл этот разговор и предложил мне взять мужа, понимая, что только забота о новой семье сможет умерить эту боль. Лишь подарив этому миру наследника от достойного омеги, я мог искупить хотя бы малую часть своей вины перед отцом. Слишком поздно я осознал, как был глуп и самонадеян. Пятнадцать лет назад. — Куда это ты собрался, паршивец? Я невольно вздрогнул, внезапно услышав за спиной грозный голос отца. Раньше он никогда не входил в мою комнату без стука, уважая моё личное пространство. Однако стоило ли удивляться, ведь за последнее время многое поменялось. Он сам изменился, стал другим. Ещё не так давно он буквально носил папу на руках и даже помыслить не мог, чтобы хоть словом обидеть, не говоря уже о том, чтобы поднять на него руку. Но с каждым днём становилось всё хуже — бесконечные скандалы, папа, стыдливо прячущий синяки, и совершенно неуправляемый отец. Я просто устал от всего этого. Последней каплей моего терпения, был сегодняшний ужин, когда он заявил, что в субботу на празднование Рождества прибудет Альфред — его лучший друг и партнёр по бизнесу — со своим супругом и маленьким сыном-омегой, дабы официально представить мне будущего мужа. Я изо всех сил старался избежать конфликта, спокойно и очень тактично пытаясь донести до отца, что категорически против этого брака, но он будто не слышал меня. В итоге, отхватив пару крепких затрещин, я просто решил свалить на несколько дней из этого балагана. А тут как нельзя кстати Себ предложил зависнуть на недельку в одном очень крутом загородном клубе. С тех пор, как нам исполнилось двадцать один, он прямо с какой-то фанатичностью старался затащить меня во все злачные места, в большинство из которых раньше нам вход был закрыт до совершеннолетия, не помогали ни деньги, ни фальшивые водительские права. Вступив во взрослую жизнь, приятель никак не мог насладиться этой свободой от запретов. Выпивка лилась рекой, толпы распутных омег готовых абсолютно на всё слетались, едва завидев двух молодых богатеньких альф. Вот только эти гулянки мне были неинтересны, разве что алкоголь помогал немного расслабиться и не думать о том кошмаре, что творился в моём доме последнее время. Потому я и принял решение уехать с другом. — Тебя это не касается, — не оборачиваясь, огрызнулся я, напоследок закинув в рюкзак телефон и наушники. — Ты как с отцом разговариваешь, паршивец?! — Схватив за шкирку, словно нашкодившего щенка, он неслабо встряхнул меня. — Да хватит уже! — вырвавшись, заорал я. — Сколько можно?! Я уже не ребёнок, мне двадцать один, если ты забыл, и больше не нуждаюсь в твоих нравоучениях. Закинув рюкзак на плечо, я в бешенстве выскочил из комнаты и спешно сбежал с лестницы, но уже почти на выходе отец настиг меня. — Неважно, сколько тебе лет, ты мой сын и твоя обязанность слушаться и почитать, — захлопнув перед носом дверь, которую я успел открыть, прорычал он. — И ты сейчас же вернёшься в свою комнату. — Иначе что? — подойдя вплотную, с вызовом заглянув в его глаза, спросил я. — Снова ударишь меня? А я смотрю, тебе понравилось показывать свою силу на мне и папе, да, ублюдок?! — Дженсен, милый, не надо так, — тихо подал голос папа, прикрывая ладонью красноватый след от пощёчины. — Он же твой отец! — Этот урод мне не отец, — злобно процедил я, снова устремив свой взор на этого тирана. — Отцы так не поступают. — Но я ведь… — выражение гнева на его лице сменилось растерянностью. — Я ведь для тебя стараюсь, сынок. Род Альфреда очень древний и знатный, нам выпала огромная честь породниться с ними, более достойной пары для моего любимого наследника не сыскать. Отступив на шаг, он слегка качнулся, словно от внезапного помутнения. Схватившись за грудь в области сердца и прислонившись к стене, медленно сполз на пол, чуть помедлив, с горечью добавил: — Я просто хотел как лучше, но ты сам заупрямился и вынудил меня причинить вам боль. — Ах, это я виноват?! — жалость, внезапно кольнувшая сердце, тут же отступила. — Да ты меня хоть раз слушал? Я сотни раз говорил тебе, что у меня есть Истинный… — Это всего лишь твоя фантазия, сын, — покачав головой, перебил отец. — Естественный процесс полового созревания: гормоны бушуют, природа требует своего, и ты, сам того не ведая, создал этот образ. Но я хочу, чтобы ты был счастлив по-настоящему, я лишь заботился о твоём будущем. — Хватит врать, ты думаешь только о себе, — с презрением ответил я. — Мне не нужна твоя забота, и ты мне тоже не нужен. — Дорогой, что ты такое говоришь?! — попытался обнять меня папа. — А ты… — слегка оттолкнув его, психанул я. — Как ты мог терпеть всё это столько времени?! Обхватив себя руками, он виновато отвёл взгляд, в уголке глаз блеснули слёзы, но мне вдруг стало всё равно. Подхватив рюкзак с пола, я решительно открыл дверь, на прощание бросив короткое, злое: «Ненавижу вас!». Через неделю я вернулся домой и с удивлением узнал, что родители в отъезде, но должны вернуться со дня на день. Папа оставил небольшое письмо, в котором сообщал, что убедил отца дать мне время подумать, предложив провести это Рождество с Альфредом и его семьёй на одном из самых лучших швейцарских курортов среди настоящих елей и пушистого снега. А спустя пару дней я получил страшное известие. — Прости, отец! — Прошептал я в пустоту. Боль, сковавшая сердце, была невыносима физически. Лицо мучительно жгло. Проведя ладонью по щеке, я понял, что плачу. Память была безжалостна ко мне. Сколько раз я силился вспомнить те моменты, когда мы были счастливы, их было так много, но едва возникнув, они тут же растворялись, возвращая меня в те мрачные дни. Изо дня в день я снова и снова проходил эти круги Ада, и казалось, что конца этому не будет никогда. Но время умелый лекарь, даже самые глубокие раны затягивает. Во всяком случае, в последнее время стало чуть легче, пока не появился ОН — живое напоминание о моём грехе. Если бы Истинный просто остался моей фантазией, возможно было бы не так горько, но он явился во плоти, вспоров эти уродливые шрамы. Какая злая насмешка небес — тот, кого я ненавидел всей душой, всей душой и любил. Я отчаянно пытался вырвать ненавистный образ из сердца, но не мог, слишком глубоко он врос за долгие годы, став частью меня. Как сказал Себастиан: «Истинность — это благо и дар свыше», вот только для меня она стала самым суровым наказанием. Наказанием, которое я заслужил в полной мере за все те жестокие слова, за ту бессердечность к самым близким и дорогим людям. Никогда я не смогу простить себя за это и уж подавно никогда не прощу Джареда за то, что ворвался в мою жизнь и сломал её, изуродовав душу. *** — Спишь, тварь, — язык немного заплетался от количества выпитого. — Ну конечно, тебя же не мучает совесть, ты же у нас сама невинность. Чуть приподняв голову, омега непонимающе уставился на меня, щурясь от резко включенного света. Он выглядел в этот момент невероятно мило — сонный взъерошенный волчонок. Внутри всё переворачивалось от желания подойти и приласкать, аккуратно убрать длинную прядь чёлки за ушко, поцеловать в манящие, влажные губы. Вот только не за этим я сюда пришёл. — Может просветишь меня, зачем ты пожаловался Себастиану на свою нелёгкую долю? — не без труда подавив в себе нежные порывы, зло спросил я. — Думаешь, он растрогается и заберёт к себе? Так хочется попасть к нему в постель?! — Я ничего ему не говорил, — удивлённо захлопав глазами, ответил он, сильнее кутаясь в тонкое одеяло, видимо полагая, что оно хоть как-то защитит, а может и оттого, что в его камере стало значительно прохладнее. — Не смей врать мне, тварь! — Подскочив к кровати, я влепил ему звонкую пощёчину. — Он ни с кем, кроме тебя не разговаривал, однако весьма хорошо осведомлён. — За что?! — испуганно воскликнул омега, схватившись за щёку. — Я никогда не обманывал тебя и рассказал всю правду, ещё… вчера. Последнее слово он выдавил из себя с трудом, зажмурившись, как от сильной боли. — Никогда не обманывал, говоришь?! — Присев на постель, я сдёрнул одеяло и, стянув плавки, просунул руку ему между ног. — Даже тогда, когда усиленно делаешь вид, что тебе неприятны мои прикосновения? Он не ответил, стыдливо спрятав лицо в ладонях. Маленький, наглый лжец затрепетал всем телом и тихо простонал, едва мой палец коснулся его уже влажного ануса, готового принять своего альфу. Горячая волна возбуждения накрыла меня с головой, разбивая на мельчайшие осколки все мысли. Буквально озверев от желания, я содрал с себя одежду и, закинув длинные стройные ноги на плечи, ворвался в эту сладкую тесноту. Омега сдерживался изо всех сил, кусая губы в кровь, которую я с упоением слизывал, но природа оказалась сильнее упрямства и гордости. С каждым глубоким проникновением, его стоны становились громче, а чувствительное тело более отзывчивым. Я брал его снова и снова, утопая в безграничном наслаждении, и лишь под утро утомлённый, но весьма довольный задремал, прижав его спиной к своей груди, пока узел связывал нас. Однако в царстве Морфея я пробыл недолго. Узел спал, но Джаред всё так же находился в моих крепких объятиях. Его плечи тихонько вздрагивали, видимо это меня и пробудило. Не совсем понимая, что происходит, я осторожно повернул его и обомлел. Несчастное личико омеги было всё в слезах. Первым порывом было прижать его к себе и успокоить, вот только я чувствовал, что плачет он не от волнения, не от обиды, а от ненависти к самому себе, за то, что в очередной раз не смог устоять перед зовом природы. Он любил меня, желал всем своим естеством, вот только не хотел этого — не хотел любить и так же сильно жаждал избавиться от мучительной зависимости, как и я. Отчего-то стало очень больно. Казалось бы, радоваться надо, я же хотел, чтобы он страдал, и он страдает, страдает невыносимо, но моё сердце ныло ничуть не меньше. — Хватит рыдать, выглядишь омерзительно. — С трудом поборов нахлынувшие чувства, я оттолкнул его и встал с кровати. Наспех натянув штаны, я прихватил остальную одежду и пошёл к выходу. Уже в дверях я обернулся посмотреть на Истинного. Сам не знаю, что я ожидал увидеть, только он будто и не слышал меня, заперевшись где-то внутри своего сознания. — Я предупреждал тебя, что со мной шутки плохи. За то, что жаловался, и за то, что посмел лгать мне, ты наказан, — чуть повысив голос, дабы он меня услышал, строго сказал я. — Потому останешься без завтрака, а может и без обеда тоже. Подумай хорошенько над своим поведением, я надеюсь, ты усвоишь урок и сделаешь правильные выводы. Закрыв дверь на замок, я уткнулся лбом в стальную гладь двери, борясь с острым чувством вины. Сколько бы усилий я ни прикладывал в противостоянии с собственным сердцем, становилось только хуже. Может прав Себастиан — избавившись от омеги, я смогу избавиться от боли. Только мне сейчас было бы легче убить его, чем отдать другому альфе. — Я вытравлю тебя из моего сердца, как мерзкого паразита, чего бы мне это ни стоило! Или убью!