Земля была мокрая и в лужах, трава скользкая и в грязи. В другие дни такие вещи бы меня не волновали, но сегодня надо было хорошо сосредоточиться на медитации – а это значило: никаких отвлекающих обстоятельств. Немного магии, и под тобой уже лежит мягкая подушка, а над головой – холодная морось стекает по невидимому куполу. Усевшись поудобнее и заставив себя не поддаваться усталости, чтобы не уснуть прямо на месте, показала чёрному узору из геометрических фигур кулак (пусть только попробует мне не открыться) и постаралась расслабиться.
Открыв глаза, поняла, что вокруг тихо. Подозрительно тихо. Оказалось, внутри подарок переливался оттенками перламутра и выглядел очень светлым, почти белоснежным. Я даже удивляться не стала, что эта фраза про чёрное и белое нашла меня и здесь. Слишком часто в последнее время её вижу, слышу, даже чувствую запах. Она настолько влилась в мою жизнь, что уже потеряла свою ценность, обрела обыденность.
Разглядывая белую комнату, напоминавшую чей-то сладкий сон, побрела вдоль стены, проводя по ней рукой. Ого, тёплая!
Пройдя ещё несколько шагов, я остановилась, удивлённо глядя на два стоящих рядом могильных камня. Ну, я подозревала, что рано или поздно такой ритм жизни меня до гроба доведёт, но не прямо же сейчас? Что важнее, кто второй? Странно, но от мысли, что это может быть Ширк, меня даже не передёрнуло. Если я жива, значит, он тоже. Ведь так?
В белом переливающемся пространстве, наконец, удалось расслышать хоть какие-то звуки. Голоса, смутно знакомые, давно позабытые. Я не могла понять, кто это, пока не почувствовала на себе взгляды, и половина комнаты не окрасилась в чёрные и серые тона. Женщины и мужчины в тёмных одеждах говорили о вещах, которые невероятно меня задевали.
– Раз она так хотела иметь своих детей, почему не попросила того прибившегося бездомного мага её вылечить?
Я сжал кулаки, стараясь восстановить дыхание. Они думают, любой маг способен так просто взять и помочь создать жизнь? Думают, я имею право вообще помогать в таком деле без диплома? Вот выпущусь, тогда поговорим. Тогда вы не будете коситься на меня также, как придворные маги паршивого Саргона, будто я необразованный деревенщина. Я ведь был рождён магом, я был рождён с древней драконьей кровью! Почему же я до сих пор не заслуживаю уважения?
Не надо было приходить.
– Защитник тоже мне, – кто-то фыркунл угрюмо и отвернулся.
От этой фразы меня передёрнуло. Ну, давайте! Продолжайте поливать меня грязью! Вдруг это поможет вернуть ваших друзей к жизни?
– Я предупреждала её, эти двое навлекут на их дом беду, – возмущался старушечий голос.
– Нет никаких бурь на Тихом озере!
– Не таких, какие способны перевернуть большое судно опытного моряка!
– Что случилось на самом деле?!
– Скажи правду, парень!
– Признавайся, поганец!
Голоса сливались в один, я злился всё больше, уже чувствуя, как по телу проходит неприятный ток, грязный ток, разрушающий тело и душу. Я никогда не умел держать себя в руках, выплёскивал свою ярость, не стесняясь того, как это выглядит со стороны. А зря. Я был ужасен. Я всегда был ужасен. И больше всего волновался за себя. Вот что из этого вышло.
Не отводя взгляд от могил, я бессмысленно пытался успокоиться. Теперь их было три. Три жизни. И всё моя вина. Моя.
Третья могила стояла в отдалении, над ней рыдал высокий мужчина в чёрном камзоле и рубашке с белыми кружевами. Он вдруг обернулся и посмотрел злыми красными глазами прямо мне в лицо.
– Ты же знал, что я больной, – сказал он обидчивым плаксивым голосом. – Ты знал, что она такая же психованная, – голос задрожал, мужчина опять расплакался, с силой проводя по лицу ладонями, словно собирался содрать с себя кожу, а потом закричал.
И на этом крике всё исчезло. Оборвалось, прекратилось. Только неприятный писк стоял в ушах, но вскоре пропал и он.
Я сползла по стенке на пол. Что сейчас было?
Так ладно, только не впадай в истерику. Причин нет. Вот вообще нет. Какой смысл паниковать, если ты даже не поняла толком, из-за чего паниковать?
В тишине опять кто-то заплакал. Но очень тихо и сдавленно. Кто-то сидел у трёх могил, сжав голову руками. Кто-то в кожаной куртке и с короткими тёмными волосами.
Оторвавшись от стенки, я встала, краем глаза заметив кое-что странное: там, где я дотрагивалась рукой до перламутра, шла неровная тёмная линяя, она заканчивалась там, куда я упиралась рукой, чтобы помочь себе встать.
Убрав пальцы с тёмного пятна, отправилась к бедняге.
Сквозь ту ненормальную карусель, на которой только что прокатился мой бедный разум, удалось разглядеть имена и даты. Хотя это было не обязательно, я и так знала, кто закопан в этих могилах. Те, в чьей гибели почему-то винит себя Ширк. Родители и загадочная Анрика.
– Где ты?
Ширк вздрогнул и перестал плакать.
– Не знаю, – раздалось тихое из-под пальцев, в которых Ширк держал своё лицо. – Это запретное знание.
– Ты там, где голая степь и снег кое-где лежит? – вспомнила я слова, подслушанные в кабинете Дариуша.
– Запретное знание, – повторил он тем же голосом, мотая головой, которую всё ещё держал в руках.
– Ты живой? – я присела рядом с ним.
– Как тебе так удаётся? – после недолгого молчания всхлипнул он.
– Что удаётся? – не поняла я, постепенно злясь на то, что он не хочет говорить мне своё местоположение.
– Не чувствовать вины.
– За что? – опешила я.
– Неважно, – он снова замолчал.
– Ты живой? – решила я снова попробовать.
– А если я уже мёртв…
Я угрюмо посмотрела на него, не понимая, зачем он желает сделать мне больно.
– Ты бы чувствовала вину?
– Да, пожалуй, мне было бы стыдно за идиота, который никак не может ответить на один простой вопрос, чтобы помочь мне спасти его.
– Ты бы… чувствовала вину? – зачем-то повторил он, и я отчаянно зарычала.
– Не знаю! Наверное! Ты же ещё не умер, так что не могу сказать наверняка. Но ты, видимо, так сильно хочешь узнать ответ на этот вопрос, что тянешь время, чтобы я не успела тебя спасти. Но ты же не умер, так?!
– Ты нужна здесь. Ты нужна живой. Чтобы помочь императорам, чтобы помочь лорду Дейлу, миру помочь. А помогая мне в одиночку, ты можешь погибнуть сама. Ты разве не будешь чувствовать за это вины?
– Да пошёл ты! – разозлившись окончательно, я встала, чтобы смотреть на него сверху вниз. Хотя он до сих пор не поднял на меня головы, не оторвал ладоней от лица, это раздражало ещё больше. – Шон сказал, они найдут способ справиться без моей дурацкой силы, он уже готовит какой-то план и ничего мне не говорит. Только использует, чтобы наладить отношения с Диануром и заручиться у него поддержкой. Так что никому я толком не нужна, они отлично справляются без меня. Но ты без меня не справляешься и не хочешь это признать! О, это так на тебя похоже! Но только тебе я тоже не нужна, раз тебе плевать, знаю я, что ты живой или нет! Зато!.. Зато!.. – я задохнулась возмущением настолько, что не заметила, как Ширк поднял опухшее от слёз лицо с уже высохшими глазами и внимательно на меня смотрел. – Дариушу на тебя не плевать, понял?! Он ищет тебя целыми днями и уже собирается отправиться на место сам. Что ты будешь делать, если он там погибнет, а? Почему бы тебе
его не спросить, не будет ли
он чувствовать вину за то, что оставил герцогство и Рэла с Ари?!
Глубоко дыша, с вызовом смотрела на этого идиота. А потом он мне улыбнулся, и я от удивления даже дышать перестала.
– Да, – тепло сказал он.
– Что «да»? Его ты тоже будешь доставать своими вопросами? – немного придя в себя, спросила я.
Ширк покачал головой, всё ещё устало улыбаясь.
– Да. Я живой.
– А? – это окончательно пробило мою уверенность.
Я и не заметила, как на глазах выступили тёплые слёзы облегчения.
– Ты не плакала, хотя думала, что я умер. Ты плачешь, когда узнала что я живой. Ненормальная, – за последнее слово надо было врезать, но оно было сказано с такой мягкостью!
А потом Ширк исчез, и могилы тоже.
Одним движением вытерев слёзы, подняла глаза наверх, не зная, куда обращаться.
– Эй, вы там! Я прошла ваше тупое испытание! Теперь скажите, где Ширк!
Фыркнула и раздосадовано пнула стену ногой, когда тишина снова заполнила комнату. И неожиданно получила ответ.
– Одно испытание – одно знание.
От многоголосья у меня мурашки по спине пробежали. Говорили в унисон несколько людей сразу, и от этого стало как-то совсем не по себе. Однако мы кое-что узнали – коробка разговаривает и даже, кажется, отвечает на некоторые вопросы!
– Тогда дайте ещё испытание! – устало проворчала я.
– Интервал между испытаниями – двадцать минут.
– Чего это?! – возмутилась я.
– Некорректно задан вопрос. Попробуйте ещё раз.
Измотано вздохнула и, фальшиво улыбнувшись, чётко произнесла:
– Почему интервал между испытаниями двадцать минут?
Коробка молчала. Я подождала, походив взад-вперёд, но так и не услышала ответа.
– Вредина, – проворчала я и повернулась к стене, на которой оставила след ладонью.
Хоть будет, чем заняться.
Пока воплощала свою идею в жизнь, думала о том, откуда коробка знает про Ширка? Откуда знает то, что с ним когда-то происходило? Более того, могилы я ещё могла понять, но вот как она сотворила рыдающего Эйтана тер Саргона… Спектакль какой-то. Театр абсурда, получше нашего мюзикла.
Проанализировав это испытание, пришла к выводу, что спектакль был основан на реальных событиях лишь отчасти. Поскольку многое из этого в голове ну никак не укладывалось. Я была на месте Ширка и чувствовала себя ужасно паршиво, на душе висел камень весом с тролля, мысли противоречили чувствам. Мне не нравилось, как эти люди на меня смотрели, я думала о них плохо, но при этом понимала, насколько они правы… Нет, бред какой-то. Вряд ли коробка может передавать тебе в голову чужие чувства и мысли, это как-то… неэтично, что ли. Любимое словечко лорда Эррешвена. Уж он об этике знал многое. Только это не мешало ему влезать в головы учеников и притворяться их совестью.
***
Над друзьями нависла напряжённая тишина. Она давила на виски, мешая опять почувствовать то веселье, которое недавно царило в праздничной зале. Сейчас в голове у обоих магов не укладывалось, как они могли забыть о таком. Как могли упустить момент похищения? Последнее напутствие Роурана: «Следите за пижоном. Он мне не нравится» они не приняли всерьёз и жёстко пожалели.
– Что ты теперь будешь делать?
– Убью его.
Перед глазами Ширка мелькали куски жизни, проведённые с Анрикой. Именно так он называл ту, воспоминания о которой накатывали новой горячей волной злости. Больше никто не почитает любимую книгу в сотый раз, даря голос каждому персонажу таким образом, что от смеха падала даже служанка, проходя мимо с чистым постельным бельём. Больше не с кем разыгрывать надоедливых гостей, приклеивая чашки к столу, отчего на нём оставались липкие белые круги. Никто не сможет сыграть в карты с такой неуклюжестью, как она. Каждая игра сопровождалась пантомимой на статусных персон. Игроки вытягивали лица, взгляды их делались равнодушными ровно до того момента, когда кто-нибудь из них не выдаст что-то вроде «Ложки-поварёшки, вы опять развесили лапшу на ушах моих подданных!».
Ширку хотелось плакать, хотелось прижаться к Миши, чтобы она его пожалела.
– Его смерть ничего не даст, – наконец сказала обычно смешливая и жизнерадостная Миши. – Надо рассказать кому-то из взрослых.
– Да? Дерзай! В нашем распоряжении свихнувшийся старикан, целый зал незнакомых и абсолютно безразличных гостей, дворец, полный трусливых слуг. По крайней мере, есть из кого выбирать.
– Я серьёзно! Между прочим, не такой уж он и свихнувшийся, раз был прав насчёт отца.
– Не отец он мне. Никогда им не был. А теперь уже вообще никто. И тебе тоже, – тихо произнёс слегка остывший Ширк. – Даже если найдём кого-то, нас не послушают.
А ведь был такой взрослый, который принимает их всерьёз, говорит и ведёт себя с ними на равных, всегда спрашивает мнение, а после обязательно выслушивает. А теперь никого.
– Кто вообще сообщает новость о гибели родных с таким спокойным лицом? – процедил он сквозь зубы.
При воспоминании об этом лице Ширка переполняла ярость. И сейчас он никак не мог унять дрожь в сжатых до боли кулаках. Миши погладила его руку, и только тогда он смог немного успокоиться. Нельзя плакать. Не при ней.
– Он может этого не показывать, но ему очень больно.
– Да? – Ширк вскочил с кровати, глядя на подругу сверху вниз. – Тогда почему он выглядел так, словно разочарован в очередном своём неудачном эксперименте?! Да потому что так всё и было!!!
Он вышел, открыл окно и полетел за ворота, чтобы найти место, где может разрыдаться всласть, кричать на небо, бить ногами камни, валить неконтролируемой силой деревья.
Ночью Ширк не спал. Боль в груди раздражала и злила. Как только у него получалось успокоиться, очередное воспоминание накатывало и с силой било в сердце. Он не послушал старика, отвлёкся на ослепительную яркость праздника, беззаботно веселился в то время, как, как… Как же плохо! Имеет ли он право жить после такого? Конечно, он понимал, что она не винила бы его, не хотела бы того же для него. Поэтому, как это ни прискорбно, а жить придётся ради неё. И ради Лис. Просто потерпеть, и всё пройдёт. Она всегда так говорила, когда кому-то было грустно. Обязательно добавляла, улыбаясь, по слогам: «Всё будет хо-ро-шо». Ширк всегда верил, что это такое заклинание. Ведь как бы плохо ни было тогда, всегда всё налаживалось. Хотел бы он обладать такой же силой. Но всё равно не сказал бы того же, даже если б мог. Это заклинание не его. Бесплатная удача без ритуалов, без жестов, без жертвоприношений. Достаточно одной улыбки и мягкого тона. Это позволялось только ей.
Наутро он был сам не свой. Потерян, подавлен, сломлен. Они с Миши так ничего и не придумали. Да она и не проявляла никакой инициативы, жалела своего папочку, который жалости явно не заслуживал. К завтраку спустился молча, не сказал: «Спасибо, Валенька», когда служанка подала к бутербродам его любимый, чересчур сладкий для взрослых, клубничный компот.
Она была единственной, кто запоминала всех слуг по именам и обращалась с ними, как со всеми. Ширк, как и Лис, любили за ней повторять, считали это правильным.
Глава семьи спустился к завтраку позже всех. В это время Ширк успел рассортировать все ингредиенты. Сыр, ветчина и хлеб лежали в отдельных кучках, одинокий росток укропа покоился на бортике фарфоровой тарелки. Любая еда казалась безвкусной и даже отвратительной, невозможной отравой.
– Дай мясо, – попросила Лис, залпом выпившая свой компот, который потёк ручейками по подбородку и залил белый воротник платья.
Ширк с трудом перевёл хмурый взгляд на сестру, и снова у него больно перехватило дыхание. Она всегда просила помочь с Лис. С самого её рождения. Заставляла кормить, одевать и даже менять пелёнки, учила замечать, когда Лис бегала босиком по холодному полу или забывала надеть шапку зимой. Конечно, получалось у Ширка не всегда, и помогал он с большой неохотой, часто препирался. Но сейчас ему это казалось важным. Будто она заранее знала, что будет, и каждый день, разными фразами повторяла одно и то же: «Ты должен заботиться о ней, потому что старше. А я буду заботиться о вас обоих». Но не всегда смогу… – наверняка, хотела добавить и это.
– Доброе утро! – бодрым голосом поприветствовал детей и гостей лорд Эйтан и занял своё место.
Лис, которая до этого пихала брата в бок, повторяя: «Дай мясо, ну дай! Зачем тебе, если не ешь?», вдруг стихла и опустила глаза на своё кольцо блина, съеденного только в середине. Жареные края она никогда не трогала.
Ширк весь похолодел внутри и одновременно вспыхнул так, что не смог усидеть на месте, встал, отодвинув со скрипом стул. Его распирало от чувств. От боли, от гнева, от тоски. Слишком он легко расстраивался, слишком быстро выходил из себя. Как некстати.
Поредевшие ряды гостей умолкли, больше не был слышен лязг металла о фарфор. Только один лорд Эйтан не обратил на этот жест ни малейшего внимания, впрочем, как обычно.
Ширк стоял, зачем-то держа себя в руках, хотя не видел в этом смысла. Стоял, пока Лис не схватила его за рукав, испугавшись, что он уйдёт, оставив её одну со страшными незнакомыми лицами, к которым так и не смогла привыкнуть. Тогда Ширк вздрогнул, резко выдернул руку, даже не взглянув на сестру, быстрым шагом направился вон из трапезной. Почти вышел за дверь, но фраза, мимолётом пущенная из-за стола, заставила его остановиться.
– Бедный мальчик, вчерашний праздник отнял у него все силы, – сочувственно вздохнула одна из гостей.
– Не стоит за него волноваться, – немедленно ответил лорд Эйтан. – В его возрасте резкие перемены настроения – совершенно естественное явление.
– Ты лжёшь!!! – Ширк развернулся и стремительно направился к невозмутимому лорду. – Ты всегда лжёшь! Ненавижу тебя!!!
С каждым его шагом кружевная скатерть с шумом шелестела и ударяла о стол, как от порывов ветра, ложки звенели в трясущихся чашках, одна из которых успела потрескаться. Гостья взвизгнула и отодвинулась от стола. Маленькая Лис, зная, чем это может закончиться, спряталась за стул. Неожиданно взмывший вверх нож стрелой метнулся к лорду Эйтану. Тот поймал его у глаза.
– Это было близко, – констатировал он и пронзительно посмотрел на Ширка.
– Почему ты делаешь вид, будто ничего не произошло?! – ревел тот. – Или для тебя это обычное дело?! Сколько ещё ты убил?! Ничего не чувствуешь, лишая жизни других!!! Зачем?!
– Держи себя в руках! – чётко, на грани крика, произнёс лорд Эйтан.
– Я вызываю тебя на дуэль!!!
Мужчина встал, заставив всех гостей сжаться от страха. Лис закрыла уши руками, спрятав голову в плечи. И в этот момент всё закончилось. Ширк больше не ревел, бессильно свалился на колени, глубоко дыша, плакал. Потом затих. Лорд Эйтан, не церемонясь, закинул его себе на плечо, обернулся к ошалевшим гостям и придворным дамам.
– Прошу прощения за неудобства. Слуги всё уберут.
И покинул трапезную.
Лис тоже заплакала.
***
Ширк вынырнул из воспоминаний, как из густого мёда, и всё никак не мог надышаться, хватаясь за заботливо поддерживающие его руки. Его мутило, но последнее время во рту, кроме горячей смолы, ничего не было, поэтому его так и не стошнило, и легче не стало.
– Хм, твоя версия событий как-то менее остра на ощущения. Но мне интересно, что будет дальше.
«Не надо!» – Ширк понимал, что показывает слабость, его стойкость спала на ступень ниже, он начал просить, сам не веря, что делает это.
– Ты же помнишь, что было после нашей маленькой ссоры. Расписывай чётко, а то я знаю лишь краткое содержание основных событий.
И руки, недавно так заботливо державшие потерпевшего за спину, снова начали его топить.
