Мы любили от встречи до встречи

      Блондинка поёжилась, потянув на себя плед, что не помогало согреться. Сделав ещё один глоток из бутылки, она смахнула непрошеную слезу, сжимая и разжимая пальцы на руке, костяшки которых были сбиты о шершавые стены. Рука отдалась болью, однако Кире было уже всё равно. На дисплее телефона было около пяти утра, ужасно хотелось спать, а от полусладкого вина тошнило, и оно давно не лезло в глотку; плейлист пошёл по второму кругу, но о том, чтобы спать, не могло быть и речи. Несколько ночей девушку мучили кошмары, от которых она с криками просыпалась, чем будила брата, с которым практически не разговаривала. Проживание в одной квартире давало поводы лишь для того, чтобы иногда перекинуться парой фраз, однако на большее никого не хватало.       На улице начало светать, и спутанные волосы развевал ветерок, влетавший в оконные рамы небольшого балкона, где девушка третью ночь подряд встречала рассветы, но абсолютно не видела в этом чего-то романтичного или загадочного. Просто она безумно боялась закрывать глаза в темноте. Все сны делились на два вида: в которых девушка находилась одна в мёртвом городе, что практически повторяло последний день в Припяти, либо она была с Лёшей, была счастлива, хотя не слышала о нём ни слова после того, как все вернулись. Эрика вообще словно ушла из их жизни, будто её никогда там и не было. Кира подозревала, что в этом виноват Паша, но видя и его невесёлое настроение не хотела спрашивать. Поводов для депрессий хватало и без Эрики с Пашей, и, допив вино, Кира встала, заходя в комнату, закрыв балконную дверь. Девушка пила лишь для того, чтобы быстрее отключиться, провалившись в сон. Ложась в кровать, синеглазая испытывала желание закурить, но пыталась завязать с этим, поэтому прикрыла веки, некрепко заснув через несколько минут.       Голова на утро, которое чисто теоретически являлось днём, раскалывалась, а таблетки на тумбочке от головной боли закончились, что заставило Киру подняться, подождав, пока зрение придёт в норму и сфокусируется. Медленно двигаясь, она открыла дверь в комнату брата, которая выглядела светлее и опрятнее, чем её собственная. Конечно, Вершинин давно в универе, ведь он учится, а не «мается дурью», как Кира, по мнению родителей. Девушка открыла выдвижную полку, вытащив таблетки, и, выпив сразу две, положила те на неизменное место. Проглотив препарат, девушка скрылась в ванной, и когда вышла, единственным желанием было лечь на пол и не вставать, не идти, просто лежать, лишь бы не прокручивать в голове всё ещё раз, потом другой, потом третий...       Дни не менялись, оставаясь монотонными... Кира надеялась, что всё изменится, когда закончатся постоянные стрессы, страх. Постоянно она думала о Лёше, о том, как они не обменялись ни словом всю обратную дорогу, как он даже не смотрел на неё, хотя та могла умереть в этой чёртовой больнице... Иногда Кира думала, что он, возможно, только ждал этого, но с другой стороны, Горелов не мог желать ей зла, хотя бы потому что между ними ничего не было, и, скорее всего, уже не будет. Если на общение с брюнетом она и не надеялась, то думала, что хотя бы обретёт настоящую подругу, в роли которой могла выступить Эрика, но та так же исчезла, не предложив даже дружбы в ВКонтакте. Кира, конечно, подозревала, что в этом сильно замешан Паша, потому что Эрика не могла вот так вот взять и пропасть, а значит, у них были причины поссориться во время отсутствия блондинки. Синеглазая бы очень хотела, чтобы хоть кто-то был счастлив после этой истории, а к Эрике вообще довольно сильно привязалась, что служило очередным поводом для депрессии, выхода из которой та не видела. Вершинина отдала бы многое, чтобы вернуть всё на свои места, но, увы, никто её точку зрения не разделял. Паша рассказывать что-то об их отношениях, которые судя по всему сошли на нет, не желал, а навязываться ко всем Кире надоело, будь то даже самые близкие люди. Привычное одиночество вернулось, разве что с новыми силами, а депрессии никогда девушку и не покидали. Действительно возникшая надежда разлетелась глупыми ожиданиями того, что следующий день будет лучше предыдущего. Понимая, что скоро брат будет дома, Кира неосознанно стремилась уйти из квартиры, и, быстро собрала растрёпанные волосы в пучок, оставшись в своих джинсовых старых шортах, натянула чёрную толстовку, забрав небольшой рюкзак из комнаты и выйдя в серый подъезд.       Каждый день отличался лишь местом, где девушка ждала вечера в одиночестве, слушая музыку, но сегодня сидеть в парке или гулять по Красной Площади сил не было, а туда-сюда слоняющиеся парочки ещё больше угнетали светловолосую.       Угнетали даже не сами парочки, как тот факт, что ты, наверное, в глубине души тоже бы хотела держать Лёшу за руку, смеяться, иметь одни наушники на двоих... Только у него уже есть девушка, которая ещё и твоя подруга. Хотя, правильнее сказать, бывшая подруга, ведь Настя далеко не тупая, чтобы не понять всего этого.       И, тем не менее, Кира не собиралась делать никаких шагов к Горелову, ибо просто не могла так поступать с Дмитриевой, хотя и действительно любила Лёшу.       Девушка расположилась на траве, включив музыку на всю и вставив наушники в уши, зачесывая волосы назад, наслаждаясь слегка пригревающим из-за облаков солнцем. В воспоминаниях всплыли моменты из Чернобыля, где в прошлом она так же сидела на набережной с Эрикой, когда та написала на песке название любимой песни, которая сейчас и играла в наушниках Киры. Девушка бы очень хотела поговорить с Эр, хотя бы просто узнать, как её дела, но оправдывать перед ней брата, толком не зная, что у них произошло, Кира бы не смогла. Говорить с самим Пашей почти так же нереально, как с Эрикой. Он был подавлен, хотя и тщательно делал вид, что это не так. Было бы всё хорошо — продолжал жить обычной жизнью, и уж ни в коем случае не выгнал бы Антонову, заявившуюся вчера вечером. За последнее время Кира посчитала это единственным его поступком, заслуживающим уважения со стороны сестры, ибо Антонова... пусть валит, и не портит те ещё возможные отношения между Пашей и Эрикой. А раз тот сам её ненавязчиво выставил, значит, тоже чувствовал что-то к Золотарёвой. В Припяти, когда он был с ней, блондинка первый раз видела брата настолько счастливым, и теперь, когда солнце уже садилось, та решила, что надо что-то менять, а не потихоньку спиваться на балконе в одиночестве. Только вот что именно, девушка пока не знала.       Если бы кто-то спросил, каково это — быть брошенной всеми, девушка бы непременно ответила, что, наверное, привело бы в шок собеседника. Она редко говорила о своих чувствах, но сейчас просто нуждалась в разговоре, на самую длинную реплику которого не ответят отталкивающим «ясно», нуждалась в человеке, который бы просто сказал, что рядом. Синеглазая рассказала бы, каково ненавидеть его так пламенно, а по ночам пересматривать его фото, потому что мысли буквально убивали блондинку. Но также не желая тешить себя пустыми мечтами, Кира встала, идя к дому, упорно листая фото в телефоне, наконец найдя нужное.       Девушка вспомнила, что надо было съездить в дачный посёлок ещё до того, как пропали деньги, а поехать одной — прекрасная мысль, чтобы хотя бы на сутки отключиться от этого мира, но, прежде чем купить билет, девушка зашла в ближайший магазин.       Порадовавшись тому, что брата опять нет дома, Кира оставила на столе записку, сделанную более-менее аккуратным почерком, забрав с прихожей свои ключи, вышла, отправляясь на вокзал.       Судя по всему, пытается избегать общения не только она. Понимая, что Паша может не сразу заметить клочок бумаги, любезно оставленный Вершининой на кухне, та вбила короткое сообщение, и, подходя к электричке, убрала телефон в карман. В наушниках играла грустная музыка, но девушка неизменно улыбалась, ведь это давно вошло в привычку.