Restored with love

      Небольшая комната. Темнота так и желает поглотить ее в сумрак, но догорающие свечи не потухают, а продолжают освещать помещение. Холодные каменные стены, завешанные множеством картин, окружили со всех сторон, но молодую девушку это устраивало. Ее красные глаза были прикрыты, она сладостно спала, свесив руку с кровати, так что та доставала до пола. Переливающиеся белокурые волосы распространились по мягкой подушке, а небольшой локон спокойно лежал на бледной щеке. В тот момент дверь распахнулась, громко скрипя и пропуская белую полоску света внутрь. Внутрь зашла женщина преклонного возраста, одетая в старые лохмотья, и, как обычно, поклонилась своей госпоже. Лишь прислуга, лишь пешка, но именно от нее зависит больше, чем вы себе представляете.       Прекрасная девушка открыла очи, но даже не взглянула на особу, стоящую рядом с ее ложем. Ее глаза смотрели в небольшое окно, закрытое решеткой. На черном ночном небе светила полная луна, что так и привораживала внимание на себя. Не отрывая своего взора, девушка пронесла холодным, словно лед, голосом:        — Где они, Гризельда? — Слова словно разрезали воздух в комнате. Гризельда поежилась, женщина убрала свои руки в карманы лохмотьев.       — Вам их принести, гос. — Но договорить ей не дали, оборвал на полуслове снова ледяной голос, но теперь в нем отдавал скрежет жестокости и отчужденности леди, что явно была нездорова.       — Нет. Просто хочу сказать тебе кое-что… — Госпожа смягчилась. Девушка попыталась подняться с теплой кровати, но с диким криком: «Вам не в коем случае нельзя!» послушная остановила ее, аккуратно опустив тело обратно. Тяжелый вздох и героиня продолжает свою речь тихим, едва слышным голосом. — Я понимаю, что ему уже ничем не помочь, да и мне тоже, но ее мы спасти можем, Гризельда. — Стеклянные глаза от пролитых слез уставились на прислугу. Она резко дернулась, когда холодные руки госпожи вцепились в подол ее старого, чуть живого платья.       — Я прошу тебя, спрячь ее от него, от жизни здесь. Надень это на шею малютки. — В руки женщины с седой косой попал медальон, что переливался в свете почти сгоревших свечей.        — Вам принести мальчика? Я понимаю, что вы его уже кормили, но все же…        — Нет. Упрячь ребенка, я не могу думать сейчас о чем-нибудь другом. Ну, иди же, что стоишь! — Под конец речи она перешла на громкий крик, что звоном откликнулся в голове Гризельды. Послушная мигом убежала из комнаты, зная что, если останется там хоть на секунду, ей не поздоровится. Она чуть не упала, запнувшись за порог у двери, пока ее госпожа то ли смеялась, то ли ревела от горя.       Пройдя по замысловатым коридорам, она очутилась в «детской» на тот момент. Гризельда всю дорогу следила чтобы ни одна живая, да даже мертвая, душа не заметила ее в темных закоулках дома. Тихо приоткрыв дверь, дабы не услышать противный скрип, распространившийся бы по всему коридору, она вошла в комнату двух малюток. Служанок, любящих повозиться с детьми, не наблюдалось и хорошо, иначе нашу героиню бы застукали в таком секретном деле, о котором никто не должен был даже догадываться. Обе крошки сладко спали в одной кроватке, совсем рядышком. В любой другой день она бы полюбовалась такой картиной, лишь прикрыла бы обоих мягким махровым одеялом и почти неслышно вышла из комнаты. Но не сейчас, не сегодня.       Гризельда выполнила просьбу госпожи, она тотчас одела медальон на девочку. В ту же секунду он загорелся светло-фиолетовым цветом, пока служанка искала ткань. Женщина тихо вынула малышку из колыбельной и, завернув ее в простыню, прижала к сердцу. Ей было жутко страшно, но не за себя, а за ребенка, который будет расти бог весть где, в чужой семье, вдали от своих кровных родителей и родственников. «Господи, что же творится-то…» — подумала про себя седоволосая, надевая черную мантию с огромным капюшоном. Спустя две минуты она, с глубоко спящим ребенком на руках, выбежала через черный ход для прислуги на улицу, — в самый разгар грозы, — и убежала в лес.       Долго плутала она по лесу темному. Страшилась женщина каждой коряги на своем пути, думая, что это ничто иное как монстр притаился. От проливного дождя земля под ногами превратилась в сплошную грязь, на которой Гризельда поскользнулась несколько раз. Как же страшно, темнота сгущалась над ней все сильнее, но женщина ничего не видела. Она бежала с плачущим ребенком, который проснулся от грозового грома; пытаясь его успокоить, и себя заодно, прислуга шептала сладостные слова на ушко малышке, но это плохо помогало.       Незнамо сколько часов провела она в таинственном лесу, пока не вышла на проселочную дорогу близ небольшой реки. Светало тогда, ранее утро подходило все ближе к деревне. «Сил моих больше нет… Нет мочи совсем». Гризельда, еле передвигая дряблые ноги, дошла до самого ближнего дома, да и упала на колени прямо перед деревянной дверью. Так и оказалась девочка на пороге чуждого ей дома. Служанка постучала три раза на счастье и убежала прочь. Она уже не слушала как дверь распахнулась и две пары ошарашенных глаз уставились на ребенка. Она и не видела как после двух минут молчанья молодые супруги забрали девочку в теплый дом. Нет, она и не могла видеть, ведь, как только она снова переступила черту леса, на всю деревню раздался ее ужасающий крик.