О дивный новый Новый Год

      Снег пришёл рано. Только-только наступил канун Саовины, а дорога через перевал оказалась занесена блестящим на утреннем холодном солнце покрывалом. Горы укрылись белой фатой, только ели темнели хвоей из-под тяжёлых шапок. Уже с неделю держался лёгкий морозец, щипавший за нос, щёки и шею. Не успеешь рукавицы вовремя надеть, так и пальцы прикусит. Внутренний двор крепости тоже завалило, но Весемир неуклонно отправлял всех зимовщиков чистить снежные заносы. Мало ли дух какой стихийный заведётся в сугробах. Аргументы о том, что вокруг крепости множество мест, где могут появиться эти самые духи, аргументами для старого ведьмака не являлись. Внизу уже раздавался характерный звук лопаты, шкребущей по серым камням, да кучерявый и отборный мат Эскеля.       Геральт вдохнул свежий студёный воздух и зашёл с террасы обратно в комнату, накрепко заперев за собой застеклённую дверь и прикрыв её тяжёлыми портьерами.       — Ф-ф-ф, — шумно выдохнул он, потирая плечи ладонями. Морозец после бурно прошедшей ночи, большую часть которой он вовсе не помнил, это хорошо, только очень уж холодно.       Ведьмак нашарил на стуле, заваленном одеждой, рубаху, чистоту которой могло простить сугубо мужское общество; грубые штаны, мехом внутрь. Натянул теплейшую фуфайку, которую он однажды привёз со Скеллеге; заменил овчинные чуни на приличные тёплые сапоги. Почёсывая косматую бородищу, Геральт спустился в общий зал.

***

      В очаге гудел огонь, облизывая голодными языками толстые еловые брёвна. Рядом тарахтел котелком Ламберт.       — О, очнулся, пентюх, — хохотнул товарищ и попробовал утреннее варево на вкус.       — Чего пентюх-то? — Геральт сел рядом на щербатую скамейку, упёршись локтями в колени.       — А кто вчера полки по пьяни снёс?       — Не помню, — сокрушённо покачал головой Белый Волк: вчерашний вечер, да и половина ночи мутно поблёскивали в его сознании.       — Ещё бы, столько махакамского спирта выжрать, — Ламберт многозначительно хмыкнул, а потом поднял деревянную ложку, вымазанную в каше, вверх и менторским тоном заявил. — Весемир с утра объявил сухую неделю!       Геральт прыснул, ага, так все взяли и осушились. Не-е-е-т, нельзя так зимой с людьми.       — Эскель так же ответил, — молодой ведьмак вернулся к готовке. — Знаешь, где он теперь?       — Слышу…       Снаружи завыл ветер, поднималась буря. Здесь на севере лучше верилось в правоту Итлины. К моменту, когда занесло перевал, в крепость успели добраться немногие: Геральт, Ламберт с Эскелем, Лето вместе со своим молчаливым боевым другом Зерритом, чудом выжившим в схватке с Шеалой. Это не считая дядюшки Весемира, который теперь нечасто покидал Каэр Морхен, и Кейры Мец, проникшейся жизнью в глухих горах. В большом, пусть и не очень тёплом доме, место нашлось всем и каждому, благо, что это самое пространство позволяло редко встречаться его обитателям. Только холодными ночами все собирались за столом у очага, шлёпая по засаленной столешнице картами, или кидая кости, а иногда даже травя байки.       — А где все? — Геральт огляделся. Пустой, как желудок белоголового ведьмака, зал после вчерашней попойки выглядел нелицеприятно. Хочешь-не хочешь, а прибраться сегодня придётся.       — Злобный старикан увёл всех на сбор чаги и сосновых почек, — Ламберт снова попробовал кашу. — Ну, почти готово.       Геральт не ответил, оглядел масштабы погрома: два стеллажа с самой разной кухонной утварью повалены один на другой. Кого-то стошнило в углу под колонной. И не раз рядом с соседней. По всему полу раскиданы осколки пустых бочек, которые приютили здесь ещё в давние времена. Кое-где Геральт заметил и кровь: совсем немного, несколько капель. Смутно он припоминал, что кто-то удосужился вчера подраться, ну да всякое бывает. Ещё целую зиму вместе нюхаться, придётся притереться.       — Ладно, — не хотя вставая с лавки, буркнул он. — Начну, пока не налетели все.       Ведьмак скрылся за толстой дубовой опорой и вернулся с метлой. Мелкие щепки, непонятные осколки, парочка порванных карт. Геральт покачал головой: какое глупое расточительство, им же тут ещё, страшно подумать сколько, месяцев сидеть. Пришлось поднять обратно на ножки стол для разделки, протереть его от липкого бесцветного Эст-Эст.       С улицы донесся скрежет внутренних ворот, Белый Волк встрепенулся.       — Всё, — Ламберт довольно усмехнулся, — прячься, Гвин'блейд.       Это «Гвин'блейд» он произнёс с особой издёвкой. С тем же тоном гудел огонь. И выл ветер за стенами.       — Сейчас полетят клочки по закоулочкам, сейчас папаша раскидает по понятиям.       — Захлопнись, — огрызнулся белоголовый. Он поднялся, расправил плечи. Приготовился, внутренне подобрался. Затихли витиеватые речи Эскеля. С протяжным скрипом отворилась дверь.