Другая жизнь криминального гения

      На часах было без десяти два, когда сообщение от Анджея Снитского пришло на телефон Мориарти. Джим, делавший вид, что смотрит фильм, а на самом деле дремавший с ноутбуком на коленях, сразу же очнулся и открыл входящие. Это послание он ждал с полуночи как манны небесной, но содержание разочаровало его до предела.       «Босс, самолет из Белграда приземлился точно по расписанию. Полковник получил багаж, но мы не смогли его встретить. Он взял такси в аэропорту».       Ах, вот как. Взял такси. Говоря проще, эти идиоты его банально упустили…       Мориарти медленно втянул ноздрями воздух, мгновенно превратившись из расслабленного кота в разозленную рептилию, и набрал ответное сообщение:       «Куда он поехал?»       Новое смс от Снитского тоже не заставило себя ждать:       «Судя по маяку, в свою городскую квартиру, в Южный Кенсингтон. Полагаю, что на Маунт-стрит мистер Моран собирается с утра»       Смущенный смайлик в конце, должно быть, свидетельствовал о сильном страхе Снитского перед гневом босса за неисполненное толком поручение. Что ж, Анджей боялся не напрасно. Всю последнюю неделю до возвращения Тигра из деловой поездки, Мориарти пребывал в ужасном настроении и взрывался от любой мелочи. И сейчас он тоже мгновенно вскипел, так что готов был разбить телефон или швырнуть ноутбук в стену, хотя внешне оставался полностью спокойным.       Гнев его был обращен не на идиотов-подчиненных, а на Морана. Как! Они не виделись полтора месяца, если быть точным — сорок восемь дней, шестнадцать часов и пятьдесят пять минут, потому что нельзя же всерьез считать «встречами» три короткие скайп-сессии — а этот мерзавец позволяет себе ехать домой и преспокойно ложиться спать?! Что он вообразил, интересно — что ему теперь все позволено, и можно пренебрегать службой ради желания отоспаться?!       «Джимми, Джимми!» — мягко упрекнул его внутренний голос Ричи. — «Ты несправедлив. Ты же сам сказал, что ему не нужно ехать к тебе сразу после самолета… Ты сам назначил встречу на утро десятого. Ты сам хотел, чтобы он выспался».       «Да, это верно… я так говорил. Но никто не заставлял его понимать меня настолько буквально! Я надеялся, что эти полтора месяца дались ему не легче, чем мне… и что он приедет, приедет ко мне сам!»       «Ой, Джимми, не узнаю тебя, братишка. Ты ведешь себя, как глупая истеричная девица перед первым свиданием!»       — Заткнись!       Джим поймал себя на том, что говорит с братом вслух, как это нередко происходило в минуты сильного душевного волнения — и хорошо, если не в присутствии посторонних. Он снова взял телефон, где мигало еще три или четыре новых смс-ки от Снитского, и принялся злобно удалять их, но вдруг его палец дрогнул на кнопке «del»: одно из сообщений было от Морана.       «Босс, я в Лондоне. Увидимся утром. СМ». — и все, ни смайлика, ни поцелуйчика, ни банального «Скучаю…»       Влюбленность — это помешательство, вызванное сложной химической реакцией в мозгу, да, бесспорно, это аритмия, это сбой в компьютерной сети, но вроде как они с Мораном заразились вместе, и вряд ли гормональная система полковника находится в равновесии… если он, Джим Мориарти, хоть что-нибудь понимает в биохимии и психологии.       «Ну, а ты что ожидал? Поэму в стиле Ронсара?» — хихикнул Ричи внутри его головы. — «Он же военный, сослуживец Павича, между прочим. Если ты хотел получать смс-ки в стихах, незачем было давать отставку Тедди Медоузу».       Джим усмехнулся — иногда Ричи бывал чертовски прав. Кошачий Царь помедлил еще немного, и набрал ответное смс:       «Ты меня для этого будишь в два часа ночи? Если бы рейс разбился, сообщили бы в новостях. Завтра в одиннадцать, без опозданий. JM».       Мориарти нажал на кнопку «отправить», выключил телефон и заново открыл ноутбук. До встречи с Бастьеном было еще восемь часов и пятьдесят минут, и это время надо было занять чем-то осмысленным. Например, еще раз перечитать лог с Шань и получше прорисовать схему доставки экспонатов для следующего аукциона. Или зайти на сайт Шерлока Холмса: там как раз появилось интереснейшее исследование насчет способов изменять отпечатки пальцев.       «Если Бастьен завтра опоздает, я все-таки велю отрубить ему руки и приготовить их с рисом…»       Вспоминать про Бастьена и тем более про его руки было ошибкой, и тело сразу же отомстило Джиму нахлынувшей горячей волной возбуждения — но остаток ночи не обещал быть спокойным в любом случае.       Отпуск Моран провел на французской Ривьере, в белоснежном Антибе, наслаждаясь обслуживанием отеля-люкс класса, теплым морем, яхтами, солнцем и кулинарными шедеврами местных рестораций. Он использовал «на все сто» предоставленное ему время и щедрые «отпускные» Джима, однако, было кое-что, мешавшее ему получать от всей этой средиземноморской роскоши и красоты полноценное удовольствие.       Перед поездкой, Горан снабдил его некоторой информацией, касающейся будущей работы, намекнув, что ее хорошо переваривать, когда никто не дергает по пустякам. Потому самое милое дело было заняться этим, загорая посреди залива на борту яхты или лежа в шезлонге на пляже. Моран честно пытался исполнить завет бывшего своего руководителя, но все его мысли неизбежно возвращались к одному недорешенному вопросу, точнее, противоречию.       Вместе с деловыми бумагами, Павич передал ему список из пятидесяти четырех (!) человек, каждый их которых когда-то состоял или продолжал состоять с Джимом Мориарти в более, чем тесной связи. А Дебора снабдила его запиской от Джима, в которой тот едва ли не делал ему, Морану, предложение руки и сердца… И теперь он ломал голову над тем, что все это значило, в каких они с боссом отношениях и как надолго? Если бы у него в руках был только список или только записка, все было бы куда проще и понятнее. Но наличие и того, и другого просто разрывало его мозг на части.       Потом, после памятной ночи в клубе «Домино», перед Мораном во весь рост встал еще и такой вопрос — раз интимная связь с другим мужчиной подарила ему самые феерические ощущения за всю жизнь, значит, он гей?       Чтобы проверить себя еще раз, он снял в ночном клубе сразу двух цыпочек и они втроем занимались сексом почти сутки. Девушки ушли от него очень довольными, а он закрыв за ними дверь, к обеду уже забыл про этот секс-марафон. Зато, когда вечером принимал душ после короткого общения с Джимом по смс, то кончил раза три, воскрешая в памяти все, что они делали друг с другом. А занимались они и взаимной мастурбацией, и фелляцией, и жестким петтингом, но не аналом, что опять же породило новые вопросы Морана к себе. Конечно, он не позволил бы другому мужику иметь себя в зад, но и Джим тоже не дал ему сделать это с собой. Однако, это был самый прекрасный секс в его жизни, и Кошачий царь был отменным любовником.       Для окончательной проверки изменения собственной ориентации, которую Моран всегда считал самой что ни на есть гетеро (грешки спортивной юности и армейские приключения ведь не в счет, да?), он пошел в гей-клуб, но очень быстро ретировался оттуда, поняв, что испытывает к собравшейся там публике самую разную гамму чувств за исключением вожделения и возбуждения. Правда его-то многие парни пытались склеить, но он предпочел больше не повторять постельных экспериментов и позорно бежал от этого сборища пидарасов всех мастей.       Измучившись от неопределенности и невозможности решить и за себя и за Джима эту дилемму, Моран поставил себе цель: как только у него появится достаточно времени, он вызовет босса на откровенный разговор, и расставит все точки над «и».       Горан забрал его с Ривьеры на частном самолете, и за следующие две с половиной недели они с ним вместе облетели большую часть Западной и Восточной Европы. В их ежедневном расписании были встречи с представителями разветвленной структуры синдиката, неформальным лидером и создателем которого был Джим Мориарти. Часть этих встреч проводилась с совладельцами или управляющими компаний и фондов, входивших в концерны или ассоциации, часть сводилась к визитам вежливости, как на Сицилии, где Морану довелось поручкаться с нынешним главой Коза Ностры, доном Чезаре. И к концу этого делового вояжа у него уже голова пухла от сведений, которые он получил, и от объема работы, которую ему предстояло вести в будущем, чтобы поддерживать всю эту паутину в рабочем состоянии.       Единственным светлым лучом во всем этом было несколько сеансов прямой связи с Джимом по скайпу, начинавшихся, как деловая беседа, и завершавшихся каким-то новым для Морана видом виртуального секса…       Закончив деловую поездку и распрощавшись с Гораном в Сербии, где тот остался сколачивать два центра по подготовке агентов влияния и боевиков, он с облегчением взял билет на лондонский рейс и, как обычный пассажир, мирно проспал два часа полета, а после прохождения паспортного контроля, взял такси и приехал к себе, в Южный Кенсингтон, проигнорировав тучу смс-сок и звонков от братьев Снитских. Вместо того, чтобы отвечать на них, он написал только одну короткую — Джиму. И вскоре получил ответ, свидетельствовавший о том, что босс был не в духе. Размышляя, что за причины заставили его ответить именно так, он быстро приготовил все, что ему было нужно для завтрашнего совещания и рухнул спать.       Разбудил его в восемь часов утра пронзительный звонок в дверь. С трудом оторвавшись от подушки, он все же пошел открывать ее и обнаружил у себя на пороге чем-то сильно недовольного Снитского, кажется Анджея — Моран, особенно со сна, пока не научился с первого раза различать всех четверых близнецов.       — Слушай, ну он же нам этого не приказывал, — неуверенно сказал Тадеуш, останавливая машину возле дома Морана в Южном Кенсингтоне. — Может, все-таки подождем, пока полковник выйдет, чего человека в такую рань с постели подымать?       Анджей сжал губы и упрямо помотал головой:       — Нет. Мы его в аэропорту упустили, босс меня чуть живьем не сожрал. На совещание я его вовремя доставлю, даже если на руках нести придется.       — Смотри, как бы Тигр тебя сам не «доставил», да так, что в черный пакет придется паковать твои бренные останки… — мрачно напутствовал близнец, но Анджей его уже не слушал.       Домофон на двери был сломан, так что в подъезд удалось попасть легко; не обращая внимания на окрик консьержа, Снитский взлетел на второй этаж, прямо к полковничьей двери, и поднял такой трезвон, что мог бы разбудить даже Спящую красавицу, не то что Морана с его довольно чутким сном. Он не ошибся в своих расчетах: не прошло и двух минут, как Тигр отворил дверь, и посмотрел на нарушителя своего покоя с дружелюбием хищника, потревоженного в логове.       У Снитского что-то ёкнуло внутри, как-никак, он грубо нарушал субординацию, но не было на свете взгляда, внушавшего Анджею больший ужас, чем гневный или недовольный взгляд Джима Мориарти, и не было звука, которого он боялся сильнее, чем тихий и обманчиво-спокойный голос босса.       — Доброе утро, пан полковник! — бухнул он с порога. — А я за вами! Машина ждет внизу. Вы спуститесь или мне здесь подождать? Если хотите, могу кофе сварить, пока вы бреетесь-моетесь.       Моран воззрился на одного-из-Снитских с плохо скрываемым недобрым чувством человека, которому не дали доспать как минимум пару часов:       — А что за пожар-то? Совещание в одиннадцать, сейчас без трех минут восемь. Или босс перенес место и время встречи?       Поколебавшись для вида, он все-таки впустил поляка, теперь как-никак вся четверка Снитских была у него в помощниках по разным поручениям, негоже было начинать сотрудничество с проявления ненужного гонора.       — Нет, все то же и там же… Просто босс приказал, чтобы вы там были вовремя…       — А… ну раз босс приказал, то вы меня, наверное, будете два с половиной часа катать по всему Лондону, так? Потому что собраться мне — полчаса.       Себастьян пригласил мужчину пройти на кухню и сам пошел туда же. Покопавшись на полке, он выудил пакет с кофе в зернах и кофемолку, потом достал из другой полки турку и, поставив все это перед Снитским, пошел в душ. Когда он снова появился на кухне, освеженный и чисто выбритый, кофе был готов и налит в чашки, а поляк задумчиво изучал содержимое его холодильника на предмет чего-то посущественнее засохшего сэндвича месячной давности.       — Извини, я только прилетел, а экономка в отпуске. Но, вообще-то мог бы догадаться привезти с собой хоть донатсы что ли… — попенял ему Себастьян и, взяв кофе, сделал маленький глоток.       Кофе Снитский приготовил как надо — вырви глаз, после такого он до вечера будет чувствовать себя батарейкой-энерджайзером. Присматриваясь к своему новому подчиненному, он решил проверить себя, угадал или нет с его идентификацией:       — Ты же Анджей, да? Или Роджер? Вы для меня пока все на одну рожу, как под копирку сделанные…       — Я Анджей, угадали! — просиял тот, тоже прихлебывая кофе. — А, нас всегда и все путают, кроме босса. У него талант какой-то, ни разу не ошибся, кто из нас кто…       Моран вдруг вспомнил, что Снитские тоже были в том самом списке Горана, и помрачнел, но, по размышлении решил, что они-то как раз вне подозрений, как телохранители. Хотя… кто знает, какие там у Джима есть фантазии про групповой секс с близнецами?       Решив осторожно разведать этот вопрос, он зашел издалека:       — Сегодня будем обсуждать вопросы безопасности на совещании, и я хочу у тебя вот что узнать… Существуют разные уровни допуска к Мориарти. У вас он, как я понимаю, без ограничений, так?       Анджей простодушно кивнул, не заметив в вопросе никакого подвоха:       — Ну да, без ограничений. Нам только с утра пораньше всем вместе заходить нельзя, по одному, или в крайнем случае вдвоем, а то босс жалуется, что вчетвером мы похожи на глюк матрицы, а у него от такого голова болит. Ну… еще когда он с девками кувыркается, тоже стучать велено, но это зависит от ситуации.       Он одним глотком допил кофе и добавил:       — Мы обычно дежурства делим, я в паре с Тадеушем работаю, а Роджер — с Томашем. На выездах, правда, чаще вчетвером, задания-то сложные… Да… не задает босс простых… Вот и вчера тоже… эх! — Снитский потер лоб, и просительно сказал: — Может, поедем уже, а, пан полковник? Если раньше приедем, это не страшно, а если опоздаем… Босс уже неделю злой как кобра бешеная, ну чисто гарпий, а вчера, когда мы вас с самолета прохлопали, я думал, он меня на гуляш порубит. Тяжело ему без вас-то, он к Павичу привык, и вдруг ни вас, ни Павича.       «с девками кувыркается…» — отметил про себя Моран, допивая кофе, и припоминая навскидку, сколько в том списке было дамских имен, а сколько — джентльменских. Примерно пополам.       «Ну, хотя бы Снитские к нему только по утрам заходят, уже минус четыре… Вычеркиваем.» — решил Себастьян.       Тут Анджей начал ныть о том, чтобы уже ехать, и Моран заподозрил, что это все неспроста. Тем более, после того, как поляк расписал в красках, что означает и к чему может привести нерадивых исполнителей дурное расположение духа у босса.       — Да успеем, успеем, чего тут ехать-то? Минут двадцать от силы. Даже пешком — не больше часа. Или у тебя есть приказ босса привезти меня туда пораньше? Может, он мне до совещания что-то хочет сказать? — сделал он предположение, и тут же понял, что и сам очень бы хотел, чтобы оно сейчас подтвердилось. Памятуя про ночную раздраженную смс-ку от Джима, его желание увидеться до совещания могло быть как проявлением нетерпения, так и способом сразу отрезвить его и указать на то место, которое отведено ему в структуре синдиката.       — Нет у меня такого приказа, — признался Снитский. — Но мы, пан полковник, давайте все-таки поедем?.. Нутром чую, что так оно будет лучше. Уж вы мне поверьте, нутро у меня все равно что Ванга.       Вдруг его словно осенило, и он хлопнул себя по лбу:       — Как я сразу не сообразил! Пан полковник, может, вы боссу сами позвоните? А? Скажите: так мол и так, приехали за мной Снитские, больно рано, выгнать мне их вон или пораньше явиться? Пан полковник, позвоните пану Мориарти, очень вас прошу. А то с него станется меня с братьями без премиальных оставить. За нерасторопность.       Моран улыбнулся, выслушивая «хитрый план» пана Анджея — свалить на него объяснение с боссом, который либо все это сам и подстроил, либо находится в полном неведении и точно будет «рад» раннему звонку так же, как поздней смс-ке.       — Ладно, едем, но звонить ему не буду, а то он и меня на гуляш порубить вам же и прикажет. Но впредь давай так: приказы относительно моего собственного передвижения вам могу отдавать только я. У босса, если что, все мои контакты имеются, когда я ему нужен, то он меня сам и вызывает. А я уже вызываю кого-то из вас или личного шофера, или такси, вертолет, самолет, танк, собачью упряжку и прочие транспортные средства, и еду, куда он прикажет. Ясно, пан Эндрю?       Анджей благодарно закивал на согласие Морана немедленно ехать с ними в резиденцию в Мэйфер, и засуетился, предлагая свою помощь — помочь одеться, взять нужные документы, открыть дверь… Через двадцать минут, как Моран и предполагал, они уже вкатывались в арку подземного паркинга особняка, принадлежащего головной лондонской фирме Джима — фонду по поддержке и развитию инновационных изобретений.       …Снитские всегда были парнями толковыми, что и неудивительно, дурак на службе у Мориарти просто не выжил бы. Зато способность всех четверых близнецов при необходимости притворяться полными дурнями, открытыми и добродушными, с которыми так и тянет приятельски поболтать, была просто неоценима. Сколько дипломатических секретов, сколько корпоративных тайн, сколько альковных подробностей вызнали мнимые простаки в частных беседах с самими разными людьми — и не сосчитать, и порою добытые ими сведения оказывались оружием куда более грозным, чем взрывчатка.       Еще одним важным умением близнецов была способность тонко разбираться в сиюминутных пожеланиях Мориарти, и точно расшифровывать те приказы, которые Джим по каким-то причинам не проговаривал вслух. Кошачий царь не сомневался, что после высказанного им недовольства и холодного прощания с Анджеем Снитским, тот костьми ляжет, чтобы исправить положение…       Мориарти очень плохо спал, мозг его работал как перегретый мотор, не позволяя расслабиться, тело горело и пульсировало в самых неудобных местах, лишая последней надежды на полноценный отдых. Он злился, мучался, ворочался, сбил белье в какой-то немыслимый узел, но, вскочив с постели ни свет ни заря, мог бы поспорить на приличную сумму, что и Морану гарантировано раннее пробуждение.       Интуиция не подвела: Джим едва успел принять душ и одеться, когда ему сообщили, что мистер Моран уже здесь, и спросили о дальнейших распоряжениях.       Первым побуждением Мориарти было броситься навстречу тому, чьего возвращения он так ждал, но внутреннего ребенка пришлось разочаровать. День предстоял сложный и насыщенный событиями, начиная с утреннего совещания по безопасности, которое Морану предстояло впервые провести самому, и заканчивая вечерним спектаклем. Импульсивные действия грозили поломать весь этот прекрасный план, и допустить подобное было нельзя.       Неприятная правда заключалась в том, что Джим, почти ничего не боявшийся (по сравнению с обыкновенными страхами среднестатистического человека), способный выстроить эффективную коммуникацию с кем угодно — от ребенка в песочнице до министра финансов — отчаянно трусил встречи с Себастьяном Мораном, собственным начальником охраны. Конечно, Моран был человеком опасным и сложно управляемым, предпочитавшим жить по своим правилам, это упоминалось и в его досье, но Джима пугало совсем не это. Он боялся собственных чувств, которых было невероятно много, и все сложные, как флорентийская мозаика, многослойные, словно краска на неоднократно реставрированной картине.       Джим всегда знал, как вести себя в той или иной ситуации, как говорить с тем или иным человеком, это умение он обрел еще ребенком, а становясь старше — постоянно совершенствовал, шлифовал как алмаз. Но в отношении Морана не срабатывала ни одна привычная модель и все установки летели к чертям в преисподнюю… Думая о Себастьяне, Мориарти обнаруживал, что холодный аналитик, «криминальный гений», как именовали его льстецы, циник, не верящий ни в бога, ни в черта, ни в человеческое сострадание, безжалостный и беспощадный игрок, кукловод, распоряжающийся чужими судьбами, куда-то исчезает, и на его место приходит сентиментальный восторженный юнец, поглощенный обожанием своего предмета, приписывающий ему все мыслимые и немыслимые достоинства, постоянно жаждущий страстного секса — и в то же время трясущийся, как овечий хвост, из боязни быть отвергнутым.       Моран умел делать больно, даже сам того не замечая, как Мориарти убедился на собственном опыте. А вся эта внутренняя вакханалия по нему была чудовищна, нелепа, неуместна. По-хорошему, возникшую привязанность надлежало выкорчевать, как сорную траву, а пылающую страсть уничтожить цинизмом и логикой. Свести отношения с Мораном исключительно к рабочим, и дать ему понять, ясно и определенно, что секс по пьянке между двумя мужчинами не означает ничего, кроме… кроме того, что Джим Мориарти, сам того не зная и не желая, насмерть влюбился. Ни на одно из его прежних увлечений это не было похоже ни в малейшей степени, точно так же, как треск бенгальского огня не похож на ядерный взрыв.       Однажды Джим даже позвонил знаменитому психиатру, знавшему его под другим именем, как пациента с биполярным расстройством. Вкратце описав доктору ситуацию, он спросил совета — и получил спокойный ответ, что происхождение гомосексуальности имеет разную природу, и наука в этом вопросе более консервативна, чем политика, но способность к формированию длительной привязанности и установлению эмпатических связей (1) и отношений является одним из критериев психиатрической нормы… Выходило так, что доктор не видел ничего плохого в том, что сводило Джима с ума, и скорее даже был рад подобной перемене в жизни пациента.       За время полуторамесячного отсутствия Морана не проходило дня, чтобы Джим не проклинал вынужденную разлуку, он дошел до того, что начал отмечать дни в календаре — и вот теперь, когда Себастьяна отделяли от него всего три коридора и несколько дверей, он спрятался в своей комнате, забрался с ногами в кресло, и не находил в себе сил выйти и встретиться лицом к лицу. Клял себя последними словами за трусость и сверхчувствительность, но ничего не мог с этим поделать…       Держа в руке телефон, Джим несколько раз набирал и стирал смс, с жадностью ждал, что Моран сам ему напишет, однако ничего не происходило. Обычная пятница, обычное совещание по безопасности. Наверное, так Бастьен и думает, или тоже волнуется — как-никак, это его первый рабочий день в новой должности руководителя службы безопасности босса. Последняя версия хоть как-то объясняла Джиму, почему Моран не приехал к нему ночью, сразу после того, как прилетел? Но он все равно мог бы примчаться в Мэйфейр, если бы… если только ему не плевать на то, что между ними было…       Мориарти хватило только на то, чтобы велеть приготовить завтрак «для всех, кто уже прибыл», и сдвинуть начало совещания на десять тридцать. На вопрос, пойдет ли он сам завтракать, Джим ответил категорическим отказом. А потом, словно с головой нырнув в холодную воду, набрал и отправил Морану сообщение:       «Ланч после совещания. Мы вдвоем. ОК?»       Моран уже бывал раньше в резиденции Мэйфейр, и, отпустив обоих братьев Снитских, сопроводивших его до рабочего кабинета, который ранее занимал Горан Павич, сел за стол и открыл лэп-топ, чтобы еще раз просмотреть организацию службы безопасности Джима, точнее, его легенды-миллионера Декстера Десмонда. Но подспудно он все время ловил себя на том, что ждет, когда на пороге кабинета появится Мориарти собственной персоной, и тогда…       А вот что будет тогда, он предсказать не мог, Джим в этом отношении был человек-сюрприз, и его обращение со своим ближним кругом находилось в прямой зависимости от его настроения и самочувствия. Впрочем, настроение босса тоже было переменчивым, как парижская погода.       До совещания оставалось больше двух часов, он вызвал секретаря и заказал себе еще кофе, снова уткнулся в экран ноутбука, взял лист бумаги и начал делать на нем пометки и записывать вопросы, которые следовало задать к каждому пункту, когда айфон во внутреннем кармане пиджака тихонько тренькнул.       Это была короткая смс от Джима насчет ланча. Но Морана поразило то, что это не было приказом — все из-за вопросительного «ОК» в конце. Тогда он написал свой текст:       «Ок. Но почему ланч, а не завтрак? Я уже в твоей резиденции и как раз заказал себе еще кофе. Ты тоже уже здесь?» — он нажал «отослать», потом подумал и написал еще одну, звучащую не так фамильярно:       «Присоединяйтесь ко мне, босс.»       Отправив оба сообщения, он положил аппарат на стол рядом с ноутбуком и снова перенес все свое внимание на схемы и графики. Точнее, попытался сосредоточиться на них, но на самом деле то и дело посматривал на темный экран айфона.       Написав Морану, Джим немного расслабился и перенес свое внимание на органайзер, где обычно по утрам делал пометки относительно предстоящих мероприятий и встреч. Но углубиться в работу ему не удалось, потому что сообщение от Морана прилетело меньше, чем через минуту.       «Почему не завтрак?» — и сразу за ним: «Присоединяйтесь ко мне…»       У Джима екнуло в груди, как в пятнадцать лет, когда он впервые написал любовную записку на уроке математики, и его тогдашний предмет вскоре перебросил через плечо желанный ответ… Правда, содержание было куда менее нейтральным, чем у Морана.       Он нерешительно взял телефон, поймав себя на том, что у него нет заготовленного шаблона. Искушение было велико, и Джим склонен был поддаться ему, если бы… если бы не вечерний спектакль. Он постарался убедить себя, что все еще обижается на Себастьяна, и что не так уж скучает по нему, но особого успеха эта тактика не имела.       Мориарти со свойственной ему «последовательностью» в эмоциональных переживаниях теперь уже разозлился на не в меру ретивого Снитского, притащившего Морана в особняк на два часа раньше срока, и тем обрекшего босса на самые натуральные танталовы муки (2). Джиму хотелось верить, что не только его одного…       «Я не завтракаю». — наконец, вымучил он более-менее логичный ответ. Глоток воды в пересохшее горло, даже не глоток, а капля, в то время как для утоления жажды требуется водопад. Он сам не заметил, как его пальцы своевольно набрали следом:       «Я скучаю».       Теперь выходила уже полная ерунда, Моран наверняка поймет неправильно и прочтет:       «Я не завтракаю, я скучаю» — ну не зря же он шутя называл босса мистером Скукой.       Джим, ругая себя последними словами, отправил третье сообщение:       «По тебе».       Но это Моран тоже мог неправильно понять, например, решит, что босс скучает и хочет написать что-то вроде:       «По тебе тюрьма плачет».       «Напиши правду, и не мучайся» — посоветовал голос Ричи.       Вместо этого Джим отбросил телефон, словно жабу или змею, и уткнулся в органайзер, шепча вслух:       — Занят, занят, занят.       …Он очень удивился, когда через тридцать секунд в его руках вместо органайзера снова оказался телефон, и пальцы, определенно жившие отдельно от тела, набрали очередное послание.       «Ты, наверное, загорел на Ривьере. Особенно если плавал голым».       И поставил дразнящийся смайлик с высунутым языком; потом откинулся на спинку кресла и ослабил ворот рубашки. Начало сентября, а душно и жарко, как летом… Как летом на Ривьере…