Die!

Я откидываюсь на спинку старой лавочки, закидывая ноги на стол перед ней. Сигарета тлеет в руке, и я неторопливо подношу ее к губам, вдыхая поглубже жгучий дым. Теплая толстовка греет, но ноги в обычных черных лосинах чувствуют холод позднего октября. Колючий ветер гоняет листья по пустому асфальту – в этой части территории интерната всегда пусто. Теперь горящая красным огоньком сигарета вновь зажата между пальцами. Нетерпеливо постукиваю ей о край стола, стряхивая пепел. Белые остатки бумаги подхватываются ветром и уносятся куда-то в сторону переднего двора заведения. Выдыхаю оставшийся в легких дым, чувствуя, как щиплет нос. Я уже вернулась из общежития, потому что объявили свободное время. Все, разумеется, побежали на улицу, некоторые – самые измученные – побрели в библиотеку. На самом деле, это место, куда нужно приходить учиться, а не прятаться. Там всегда тусовались самые близкие к свернутой простыни, туалету и прощальной записке ученики. Часто (всегда) над ними издевались и на улице, но библиотека была эдакой «зоной перемирия». Еще давно она была отведена под учебу или просто под укрытие для почти-что-суицидников. Там их никто не трогал, и они хватались за это, как утопающий за соломинку. Бесполезную соломинку, которая ничего не решает, разумеется. Я тоже намеревалась туда пойти через минут пятнадцать, но причина – это не угрожающие мне агрессивные подростки, а всего-навсего домашнее задание по истории. В конце концов, я хочу хотя бы попытаться получить дальнейшее образование пусть даже в самом захудалом колледже этой страны. Жизнь на то и дана, чтобы пытаться. Но сейчас я туда пойти просто не могла, потому что это было бы невежливо. Учитывая то, что рядом со мной курит Алекс, только что вернувшийся от родителей и вновь находящийся на грани панической атаки или хотя бы истерики, это было бы просто ужасно. Он мой друг, как-никак. Собственные родители вновь довели его до почти что невменяемого состояния – сейчас он уже начал что-то соображать. Курение и холодный воздух всегда его успокаивали, не считая брызг холодной воды на лицо, громких успокаивающих разговоров и «Алекс, посмотри на меня!», и похлопываний по щекам. Но он все еще был готов расплакаться, и я его за это не виню. Гораздо лучше, когда родители – как мои, например, - меня не воспринимают. Гораздо лучше, когда ты не получаешь никаких эмоций от родственников, чем получаешь только негативные. Гораздо лучше. Еще одна глубокая затяжка и выдох. - Они хоть дали тебе увидеть Мию? – мягко спрашиваю, поворачивая к нему голову. Парень кивает. – Это замечательно. Этот маленький комочек счастья должен был скрасить тебе день, разве нет? Я уже встречалась с этой самой милой девочкой на свете, когда меня забрали родители Алекса. Мои укатили на курорт, и Ал любезно предложил мне побыть у него на время обязательных каникул дома – во время них выгоняли к семьям всех без исключения. С тех пор мы с Мией были «лучшими подружками». Она рассказывала мне девчачья секреты, а я ей. У меня всегда получалось неплохо ладить с детьми, но это общение просто бесценно. Никогда не встречала детей лучше. Что уж говорить об Алексе; каждый раз, когда он ее видит, он будто выпускает все теплые чувства, которые скопились внутри за все время пребывания здесь. Наблюдая за ними, зачастую я не могу и пожелать Мие лучшего брата, серьезно. - Ал, - начинаю, вновь затягиваясь и сочувственно глядя на него, - Ты же прекрасно знаешь, чего ждать от встречи со своими родителями. Ты же сам ехал туда только ради Мии, помнишь? Ты ее увидел, значит, все в порядке. Правильно? Парень кивает, и я слышу, как кто-то из «дерзких» парней кричит нам что-то про голубков. Высоко поднимаю средний палец, уже зная, что сейчас наглецу не поздоровится. Наша небольшая компания, большинство из которой находятся близко к обидчику, не особо любит, когда их друзей обижают. На фоне раздаются звуки ударов и торопливые извинения несчастного. Алекс усмехается, а я опять затягиваюсь, после выпуская колечки дыма. Мы сидим еще немного, вдыхая отрезвляющий морозный воздух и успокаиваясь. Женщина, кричащая до этого, уже начинает успокаиваться, пока я стараюсь не обращать на нее внимания. Обычно, после этого они умолкают быстрее. Вскоре Оли, Мэтт и вся компания подтягивается к нам. Все девушки, кроме меня, сбежали в город и оставили меня здесь одну (что я говорила о женском противостоянии?) и вот я уже сижу в окружении одних парней. Несколько из которых явно пытаются меня закадрить, благо, Алекс не дает. Весело. - Эй, Джам, как дела? – пытается Джек, но, на самом деле, у него с самого начала не было шансов. - Ее зовут Джамия, - холодно отзывается Трэйс, скидывая его руку с моего плеча и кладя туда свою. – Руки не распускай. Парень усмехается, но не возражает – у моего друга огромный авторитет в этом заведении в целом, поэтому никто не попрет против него. - А вы, ребята, точно не встречаетесь? – он улыбается, показывая, что это шутка, но все равно зарабатывает два грозных взгляда. Вновь откидываюсь, выдыхая дым. Парни болтают о какой-то чуши. О том, что кто-то повесился, а кто-то вот-вот это сделает, потому что они видели у него лезвия. Что у Марты новая юбка, которую ей привезла тетя и которая чересчур выгодно подчеркивает нужные места (на этом месте я тихо фыркнула, получив несколько непонятливых взглядов), что у Джейкоба новый телефон, что Меридит была поймана на попытке суицида и тому подобное. Ничего интересного. Глаза сильно накрашены, и я из-под длинных искусственно-черных ресниц обращаюсь к Мэтту: - Как успехи? – парень недоуменно хмурится. - О чем ты? - Ты уже трахнул Джессику? Остальные смеются, а я тушу сигарету о стоящий рядом мусорный бак, наблюдая за краснеющим лицом парня. На самом деле, это было довольно очевидно – они смотрели друга на друга с неким плотоядным выражением лица уже довольно долгое время. Она наверняка хотела с ним встречаться ради секса и популярности, а ему просто хотелось раздвинуть ей ноги в любое время, когда он пожелает. Идеальная пара. Алекс рядом лишь ухмыляется, и я откидываюсь всем телом ему на плечо, кладя голову совсем близко к его шее. Так мне теплее, и еще я плевала на мнение других – он мой лучший друг, поэтому мы можем общаться довольно близко. Смех утихает, теперь все ждут ответа Мэтта. Тот лишь улыбается одним краем губ и, посмеиваясь, выдает: - Да я бы лучше тебя трахнул. - Э-э-э, - тут же встревает Алекс, тоже улыбаясь. Он понимает, что это шутка, поэтому тут же обо всем забывает, даже не возникая особо по этому поводу. Он странный в плане собственничества, но, я думаю, он тоже не хочет романтических отношений. Я уверена в этом на девяносто девять процентов. Приподнимаю одну бровь, широко улыбаясь, и решаю принять правила игры: - Неужели все настолько безнадежно, что ты снизойдешь до меня, а, Мэтт? - Возможно, так и будет, - отвечает он, отвешивая шутливый поклон. – Умоляй меня, и тогда, скорее всего, я подумаю. - О, так ты предпочитаешь, чтобы в постели тебя просили? – закусываю губу, пытаясь сдержать улыбку. - А еще я люблю минеты. - Кто их не любит? – спрашиваю и смеюсь вместе с ним, запрокидывая голову. Вскоре к нам присоединяются еще несколько человек – пара парней и три девушки. Одна из них тут же подходит ко мне, смеясь, когда смеюсь я, и не отходящая ни на шаг. Мы с Алексом странно на нее поглядываем время от времени, но она явно не понимает намеков. Бедная девочка – слишком юная, чтобы умереть. Я не осуждаю ее действий, потому что понимаю. Она пытается ухватиться за кого-то, кому смерть грозит не так явно, как остальным, полагаясь на этот своеобразный «плот». Шаг первый – апатия; шаг второй – депрессия; шаг третий – потеря друзей; шаг четвертый – отчаяние; шаг пятый – поиск «безопасных» друзей; шаг шестой – смерть. На моей памяти, не было еще ни одного человека, остановившегося на пятом этапе «подготовки к суициду», потому что – вы же помните? – подростки не любят, когда в их компанию влезает кто-то посторонний. Немного жалею ее про себя, решая не уделять ей больше времени, чем несколько секунд. Нельзя показывать хоть что-то человечное даже внутри себя – угрызения совести обеспечены. А они в головах тинэйджеров – очень, очень нежеланная вещь. Нельзя сочувствовать, нельзя сострадать – максимум книжным героям, и то при условии, что ты не будешь переносить чувства на живых людей. Слишком молодой возраст, слишком сложные правила. Кажется, ее зовут Алекса, и иногда мы вдвоем весело смеемся, но я быстро замолкаю, давая понять, что не намерена с ней сближаться. Когда вы долго смеетесь вместе – в обществе с четырнадцати до возраста взросления это знак того, что ты даешь человеку шанс, причем не важно, на что. Дружбу, общение или разговор. Когда ты смеешься в унисон, но короткое время, все понимают, что веселье было вызвано исключительно шуткой, и ты все еще не хочешь заводить компанию. Все подростки это знают. Она пытается завести разговор, но я отзываюсь лишь короткими фразами-«штампами», иногда предоставляя это Алексу, который как никто другой умеет тактично дать человеку понять, что он здесь лишний. Он намекает как может, но девочка упорна и упрямо не сдает позиций. Что ж, всегда завидовала таким людям – даже странно, что буквально через неделю-другую она будет уже мертва. - Оли, где алкоголь? – восклицает Трэйс, и я неодобрительно на него смотрю – алкоголь отнюдь не положительно действует на его и так воспаленный мозг. Кто знает, что он может выкинуть. Впрочем, парень лишь пожимает плечами и за раз выпивает почти полбутылки пива. Отвожу взгляд, решая не давить – в конце концов, мы же парочка, чтобы о друг друге заботиться. Знала я некоторых, так в итоге оба были найдены где? Правильно, каждый в своих ванных со вскрытыми венами и организмами, полными снотворного. Так что нет, не надо мне такого подарка судьбы. Никаких отношений – никаких проблем. - Эй, ребят! – кричит нам недавно отлучившийся Кен, размахивая руками на углу школы. – Тут свеженький! Все бурчат, потому что пацанам уже надоело таскать трупы туда-сюда, но встают со своих мест и плетутся в сторону здания школы жутко милого серо-желтого цвета. - На каком этаже? – выкрикивает Мэтт, и, кажется, Кен его слышит. - На первом, - парень усмехается. – Сегодня меньше работы, парни! - Радость-то какая, - бурчит Ал, открывая дверь и уже чувствуя запах мертвого тела, - Твою мать, сколько он тут уже висит? Кен тут же материализуется рядом, оценивающе рассматривая посиневшее от недостаточной оксигенации лицо и вообще не самый привлекательный вид трупа. Наверное, парень уже столько подобных зрелищ успел увидеть, сколько нам и не снилось, потому что он почти сразу выдает: - Часов пять уже. Тут давно никого не было. - Жалко парня. - Осторожнее, Алекс, - полушутливо откликается Кен. – Я расстроюсь, если тут будешь висеть ты. - Долго же тебе еще счастливым ходить, - парирует Трэйс и отворачивается, помогая вынести тело мертвого парня. Я безмолвно смотрю им вслед, ощущая что-то непонятное, будто грызущее и не дающее покоя. Какой-то рычаг внутри с громким щелчком переключается, и мне остается только с необъяснимой грустью смотреть молодому телу симпатичного, но уже мертвого парня вслед.