Эрос и Танатос: Комедия в трагедии

Вечеринки, афтерпати... Почувствуй себя суперзвездой. Будь фееричен, экзотичен и интересен! Неси себя как царь, сияй, но будь любезен и добр с окружающими людьми, они же просто люди, они, в конце концов, платят тебе деньги за то, что ты крутишь жопой как пидарас, и они требуют к себе терпения. Ну и что, что пьяные, ну и что. что неадекватные, ну и что, что, возможно, они хотят тебя убить или что похуже. Улыбайся и будь благодарен их вниманию! Хорошо хоть поят бесплатно. Изрядная прибавка к жалованию получается, при его-то дружбе и взаимопонимании с Зеленым Змием! К тому же, эта смазка значительно повышала градус экстраверсии у Вилле. Йонна к тому времени окончательно переехала к нему. Как-то постепенно, незаметно. В том смысле, что она вела дом, когда его там не было, и приезжала к нему или с ним, если это было разумно. А жизнь-то вроде бы налаживалась, подумали рыбки в аквариуме, но кто-то включил электрокипятильник. Бам перестал с ним контактировать, ссылаясь на крайнюю занятость и потерю телефона, в то время пока Йонна гостила у Вилле в гостиничном номере, в который он переехал отдельно от всей группы, потому что у него, якобы, была непереносимая аллергия на собачек, бегающих там на улице. На самом деле он просто хотел иметь место, где бы он мог ничего никому не объяснять. Потому что его вполне устраивало встречаться со всеми во время записи, ну может быть еще выпить по пивку в общей компании. По правде говоря, Вилле вообще не знал, как вести себя с Миге, поэтому на всякий случай вел себя как говно. Вдруг чего прояснится... Вообще-то, ладно, если говорить, прям честно, он еще и рассчитывал, что Бам будет ждать его и желать провести с ним время, но см. выше, поэтому он решил притащить Йонну. Просто чтобы не оказаться в дураках, да и сидеть и дрочить в четырех стенах со второго дня стало слишком предсказуемо и однообразно. Та с радостью прилетела. Они погуляли по городу, посидели в кафе, побродили по пляжу. На следующий день, когда он отправился репетировать, она пошла на шоппинг. Шоппинг в Америке это не то место, где женщина может почувствовать себя плохо, это слишком прекрасно, учитывая количество аутлетов и действительно крутых бутиков, в общем, они встретились только вечером, в номере, причем Вилле уже спал. И так еще пару дней. Они завтракали вместе в лобби отеля, или заказывали в номер, пили кофе, свежевыжатый апельсиновый сок, и какой-нибудь порридж или мюсли, потом она провожала Вилле до Имения, здоровалась с ребятами, болтала о ерунде, потом уходила в дали непокоряемого шоппинга. Все было так, как живут миллионы, все было хорошо. Они не ругались, у каждого было свое личное время и место. Они радостно обсуждали друг с другом прошедший день, делясь друг с другом разными удивительными открытиями, кто шоппинга, кто креатива, но засыпали нежно в обнимку. Любовью они честно позанимались один раз, чтобы обновить кровать, и вообще, потому что на новом месте это как-то интереснее. Договорились заняться еще, но как-то не срасталось. Но тут Бам наконец позвонил ему прямо в номер и сказал, что сегодня в пять он будет у него. Вилле извинился, объяснив, что ничего не может сделать, человек (то есть Йонна) приехал по его приглашению, и он как бы отвечает за нее. Он же не может ее положить на коврике у двери, в самом деле. Бам подозревал, правда, что причина совсем не в аллергии и не в Йонне, он пару раз ляпнул это Миже, с намеком, в тех телефонных разговорах, что, как оказалось, они вели, Миже только ухмыльнулся в бороду, которую он начал отращивать. Миже понравилась ревность Бама к нему. Бам всерьез решил, что эта сволочь решила разнообразить свою половую жизнь не только присутствием своей подруги, но и всяческими другими возможными способами. Не исключая Миже. Иначе на кой черт ему был нужен отдельный номер! Нет, когда он впервые услышал об этом, он решил, что это для него, но получив прямой отказ от Вилле по телефону, он вспыхнул, как огниво! - Да мне насрать, кто там к тебе приехал! - рявкнул Бам в телефонную трубку, прихлебывая пиво. - Но мне не насрать! - отрезал Вилле, - Бам, не дави на меня, я сам не знаю пока, какие у нас с ней отношения. Может быть я кажусь тебе слабаком, пидаром, я, блядь, не знаю. Я не знаю, я очень тебя люблю, парень, я очень скучаю по тебе, но тут такая ситуация... я не знаю, что тебе сказать, я знаю, мы вроде бы это все обсуждали, но, я думаю, я... я надеюсь, что это начало чего-то в достаточной мере серьезного. Баму откровенно показалось, что он просто охуел. И что его наебывают, как ребенка. - Когда ОНА уезжает, - сквозь зубы спросил он. - Бам, я не знаю, я... - Скажи мне, когда она уезжает, я приеду. - Бам, я буду рад с тобой встретиться в любой день. - Ты дебил? - резко перебил его Бам, - я хочу с тобой переночевать, я буду в Лос-Анджелесе через неделю, давай, не еби мне мозг, отошли свою шкуру куда хочешь, я тебя на недолго побеспокою! - хихикнул Бам. когда Бам был пьян у него появлялось очень хамоватое и жесткое чувство юмора. Вроде бы и сексуальное, но умудряющееся как-то ранить там, где не хотелось бы носить раны. - Она не шкура. - Все бабы шкуры, а ты просто ебанная рок-звезда, от которой им много чего надо, кроме тебя! - Бам, ты прав, как всегда, но я думаю, что в этом случае, у нас все серьезно. Для меня, по крайней мере, это так. - И что? - Что, что? - Ты даешь мне от ворот поворот и ты говоришь мне не приезжать? - Бам я не даю тебе... - Вот это ты хорошо сейчас пересказал мой вопрос. - Мне не нравятся твои шутки, Бам, - тихо сказал Вилле. - А мне, черт тебя дери, не нравятся твои шутки, Вилле! Это не то, о чем следует шутить! Вилле помолчал пару минут, борясь с искушением ответить что-то в стиле сам такой, и сам первый начал, и все поставил раком, потому что папа его учил в детстве, что так до консенсуса невозможно договориться. Он выдохнул, вдохнул. Сцепил зубы, сжал кулаки и сказал спокойно, стараясь не дрожать голосом: - Давай созвонимся, когда ты будешь знать, что ты приедешь, и мы что-нибудь придумаем, - Вилле пошел на попятную. Но Бам не заметил и не заценил. Его совершеннейшим образом выбесило поведение Вилле. - Ты вообще понимаешь, почему ты здесь? - Я прилетел на самолете, - сказал Вилле сухо, закуривая сигарету. Его личный совет человечеству заключался в том, что при попытке вывести тебя на разговор, очень важно занять себе чем-нибудь рот. Чем бы то ни было, если вы понимаете. Сигарета была паршивым компромиссом, но давала ему паузу для обдумывания ответа в давно назревшем красивым вонючим тропическим цветком, Венериной мухоловкой, с полуразложившимся в нем трупом мухи, раскрывающемся перед ними прямо сейчас конфликте. - Я прилетел на самолете, — передразнил его акцент Бам, - ты, сука, всегда прилетал на самолете! Я не хочу считаться, но вообще-то ты здесь потому что я позволил тебе быть здесь. - Э. Как ты сказал? - Вилле аж вдохнул на вопросе. Бам был в ударе. Он в таком ударе его еще не слышал. - Я вообще-то вложился в раскрутку тебя здесь... - Я знаю, Бам, я очень тебе благодарен. Бам, я не хочу выглядеть неблагодарной скотиной... я как раз хочу решить вопрос как лучше. Такова удивительная особенность любовных разборок, что никто никогда не слышит основную суть сообщения, но зато очень хорошо сечет каждый нюанс случайно оброненных слов. - Ты не хочешь выглядеть! Я это знаю! - заорал Бам, - что ты никогда, ни при какой ситуации, не хочешь выглядеть плохо! - Бам. - Что. - Бам. - Приди в себя. - Пошел ты на хуй! - Бам, думай, что ты говоришь! - Вилле медленно выпустил дым, - бойся того, что ты желаешь, ибо ты можешь это получить. Шутка была скорее саркастическая, Вилле не столько пытался свести скандал к ничьей, хотя и это тоже, если такова будет воля Аллаха, сколько пытался самортизировать энергию, которую придал ему Бам своим бездумным посылом нахуй. Вилле попытался как бы тактично намекнуть Баму, что ему стоило бы следить за своими словами. Но не тут-то было. - Вилле, я-то думаю, а ты думаешь, что ты говоришь? Ты вообще помнишь, почему у тебя тут заебись успех, и сколько я в это вложил своего времени и денег? - Бам, я отсосу по прайс-листу, когда скажешь, ты знаешь, для меня это не проблема! - хмыкнул Вилле. - Ебал я твои шутки! Ебал я твои шутки, Вилле! Я отсосу три раза до того, как отсосешь ты!!! - Господи-Иисусе, я ж прямо вижу себя в твоем ответе! - не выдержал Вилле, расхохотавшись в голос. - А, я знаю, что ты видишь, - хмыкнул Бам, - я знаю это дерьмо: Вилля такой, как всегда, говорит - «Всем кому я должен — я прощаю?» Молчание. Еще молчание. - Прости, что ты сейчас сказал? - Я сказал, что да где бы ты был, если бы не я и не мои усилия по раскрутке вас в Америке, кому бы вы были нужны... - Вышли чек Сеппо с судебным иском, муд-дак! И чтобы я твою рожу здесь больше не видел! Бам аж подскочил, с такой силой трубка по ту сторону шваркнулась об стол. Чо так грубо-то? Рожу? Вообще-то, это было очень несправедливо по отношению к нему. Бам даже не настолько расстроился этимологией слова мудак, как неблагодарностью к его чувствам, любви и вниманию! Когда он прибыл в Эл Эй, он сразу же рванул в снятое для группы имение. Бертон встретил его у входа, мужественно пожал ему руку, стоя топлесс в семейных трусах, и сообщил на всякий случай, что «Чёрный Ферзь» с ними более не проживает, но Бам сказал, что он к Миже, и Бертон сказал, что они тут внизу, с Газиком, режутся в Нид фор Спид, и зевнул. Бам вошел в имение с высокими потолками, рассматривая стены, выкрашенные в неприлично сексуальные оттенки, и массу антиквариата. Он не сдержал нескольких невольных «Вау» Пока заметил обтянутый белым чехлом диван, стоящий посреди гостиной, находящейся на первом этаже, но до нее еще ого-го надо было дойти, и огромный телевизор перед диваном. На диване, одетые в майки и шорты, сидели лысый Газик и волосатый Миге, периодически засовывая руки в пакет с чипсами. - Джа Растафари, братья! - сказал Бам. - Это к Лили, но он уже разговаривает с Бобом Марли, - ответил Гас, - ему жена дома не позволяет. Он сказал, что он вернется, но сейчас ему хорошо, он в единении с божеством. - Я тебя сделал, - сдержанно и интеллигентно сообщил Гасу Миге. - Пидарас, - не менее сдержанно и интеллигентно ответил Гас. - Человек не выбирает, кого любить, - меланхолично заметил Миге. - Но не меня, - сказал Гас. - Но не тебя, - ответил Миге, - ты не мужчина и не женщина, ты — демон из Ада! Я слышал, как ты храпишь. Нет, я тоже храплю, не пойми меня неправильно... - Миге, здравствуй, я принес упаковку пива! - Бам обнял Миге так, что его профиль нежно лег на мягкое пузцо. - Матерь божья, ты ли это? - удивился Миге, - я, кстати, не пью. - Я знаю, - сказал Бам, - Иначе я привез бы виски. - Какой тонкий психолог, - сказал Бертон, который наблюдал за сценой встречи и почесывал затылок, - А мне пивка дадут? - Бери, конечно! Бам тактично сел между Гасом и Миге, на полу, глядя на их соревнование, потому что они вышли на очередной раунд, для того, чтобы заслужить свое уважение, и чтобы выждать нужное по пацанскому этикету время. Вскоре после этого, Миге передал ему волшебную дымящуюся палочку ганджубаса, чтобы он расслабился. Бам вкурнул ее, и на некоторое время забыл зачем и для чего он пришел. Ему просто было хорошо. Газик пару раз дал ему порулить за себя и в трех из пяти раз (один победил Газ, окай) Бам победил Миге в заездах. И полчаса прыгал от радости вокруг их дивана как зайчик с батарейками из рекламы. Потом их всех пробило на хавчик, и они заказали четыре больших пиццы. Они еще взяли немного пивка, к пицце и пить хотелось и все такое, две дюжины, не больше. Потом Миже пробило на горячий шоколад с маршмелоу, который они пошли готовить на кухне. Бам не хотел какао, объясняя, что может с него растолстеть, но висел на Миже, пока он волшебничал на кухне. Он пытался донести до Миже и окружающей его компании, что его бросили сурово, как последнюю суку, пока этот пидар развлекался где-то с какой-то дыркой. И сожрал весь пакет с маршмелоу. Миже грустно посмотрел на пустой пакет и на дымящуюся кружку с горячим шоколадом, и махнул рукой, решив, что помакать туда печенькой тоже вкусно. Бам сел рядом и хрустя печеньем, в пятнадцатый раз отказавшись от какао, сообщил Миге и Гасу, что де, Вилле угрожает ему судом. Гас и Миге уставились на него удивительно одинаковым выраженьем на лице. На котором при близком рассмотрении можно было разглядеть вопрос, как же тебе удалось его так достать? Бам тут же напомнил им, что пару лет назад, менеджеры ХИМ подали в суд за использование хартаграммы, и напомнил Миге и компании, что они же разрешили, и отозвали иск. А теперь вот, нехороший Вилле ему пытался вменить иск. - Вилле? Тебе? Иск? За использование хартаграммы? - Удивился Миге, смачно отхлебывая какао из кружки, - чудны дела твои, Господи. Разнузданные либертарианские принципы Вилле обычно возражают против пользования предоставляемыми преимуществами за деньги! Если ты понимаешь, о чем я. - Я не понимаю, - признался Бам. - Хотя, другие услуги зачастую принимаются во взаимозачет! - Ты вообще по-английски говорить умеешь? - разозлился Бам. Потому что шутки он не понял, - вот тебе целое маршмелоу осталось! - Нет, но я не опускаю руки, - сказал Миге. Он поболтал пальцами в какао зефиринку и зажевал, глубокомысленно глядя вдаль, - Благодарю, сэр Брэндон. Ну так кто из вас что кому недодал? Или это, как обычно, сложно сказать? Этот английский Бам понял. Бам начал рассказывать всю историю от и до. Начиная от того, как он приехал из своей трехдневной поездки и вдруг, ВДРУГ, обнаружил, что Вилле обрезал свои волосы. Вообще, под корень, как конь педальный и полный лох — он никогда этого не ожидал. Потом про то, как этот конь педальный отказался с ним тусить и пригласить его спать в свой номер под дешевой отговорочкой, мол, там его женщина. Что он, женщин не видел в своей жизни?! Миге и Гас сочувственно промолчали. - Есть еще зефиринка? - спросил Миге. - Нет, - сказал Бам, - я все сожрал. Там, кстати, до черта сахара! - Так вот почему этот кусок пластика такой вкусный, - восхитился Миге. Но вскоре он забыл и о вкусном пластике, и о какао, когда Бам всхлипывая рассказал им обо всей трагедии его жизни, что он пережил в последнее время. И о том, как он рыдал над волосами Вилле. Гас задумчиво погладил себя по лысой голове и, на всякий случай, покивал, имитируя у себя высокий уровень развития эмоционального интеллекта. - Вы прикиньте, он обрезал волосы! Не спросив меня! Никого не спросив! Он взял и обрезал волосы! - Я и не заметил, - признался Миге, - если бы ты сейчас не рассказал я бы сделал комплимент, что он удачно выщипал брови. - А он и брови выщипал? - Я пошутил, - сказал Миге. Далее Бам рассказал им, как он от отчаяния как следует напившись, ночью, взял ножницы и обрезал волосы своей сожительнице, Джен. Как плакал при этом, переживая, как кромсал ей патлы под ноль. - То есть со спины она тебе должна палюбас напоминать Вилле? - уточнил Гас, на всякий случай. - А чего здесь смешного? - возмутился Бам. - Действительно, - согласился Миге, - смеяться тут уже даже и не над чем. - Хотя бы ты понимаешь меня, Мидж! - Бойся того, что я понимаю, отрок, - отрезал мужчина. - А она мало того, что ушла от меня.... - Бам, разумеется, как всегда не умел читать между строк. Он продолжал изливать свои жалобы и претензии, не смущаясь ничего, - Она устроила мне такой скандал! Если бы вы только слышали, как она меня обзывала и как она хлопнула дверью. Да ну и хуй с ней! Пускай катится! Так знаете что? Вы знаете что? Так она влезла ко мне в дом! Когда меня и мамы там не было! Она воспользовалась тем, что у нее есть ключ! В поисках компромитирующих ее видео и фоток — она мне уже устраивала скандал раньше. Да нахрен они мне нужны! Но она натурально влезла ко мне и ограбила меня! Может быть мне следует подать на нее в суд? - А ты уверен, что тебе больше никто пизды не даст за то, что было на этих видео? - аккуратно спросил Миге. - Нет, - сказал Бам. - Знаешь, что Будда говорил по этому вопросу, отрок? - спросил Миге. - Нет, - признался отрок, - я его не читал. - Он говорил — не выебывайся, пока тихо. Не учи судьбу плохому. - Так и говорил? - Так и говорил, ты сам почитай, - сказал Миге. - Когда уже это чертово МТВ придет? - спросил Гас, - мне чистить сегодня зубы или так сойдет? Бам тоже тут был для того, чтобы работать с МТВ, ему надо было как-то подготовиться, но он не мог. У него была семейная трагедия. Поэтому он лежал на кушетке у коленки величайшего психа-аналитика Маркиза Мигеля Фон Амур Заебеньского. - Странно вообще-то. что она ушла, - сказал Гас. - Да, - согласился Миге, - действительно, ничего, вроде бы, не предвещало. - Вот так, да, - согласился Гас. Бам был с ними полностью согласен. Сарказм воспринимать ему вера не позволяла, и тем он был благославен. - Миге, ты теперь тоже обрежешь своей жене волосы? - спросил Гас. - Я не бессмертный, - отрезал Миге. Гас кивнул. - Ну, ему вроде бы пока рано лысеть, - логично предположил Миге, - так что может быть, волосы — не зубы, вырастут? В дверь постучали. Очень знакомым голосом сообщив: - Если вы сейчас же мне откроете, вам ничего не будет! *** Пара бутылок водки с энергетиком и гаторейдом, и они более или менее пришли к согласию с Бамом, как им тогда казалось. Ну, если быть педантом, то они сначала обвинили друг друга во всем, что могли, потом подрались. Они ничего не решили, ничего не выяснили, просто устали. Устав, сели друг напротив друга и закурили. Потом кто-то из них заплакал, кто-то сдался и принялся сцеловывать рассол маринованной душевной боли, другой не выдержал. И. Ну ясен пень, что там за и. Цепляясь друг за друга, кусая и щипля, воя друг друг о том, что счастье было так возможно, и так возможно, и даже вот так. Экстаз был такой, что забылось все, и не тот тон, и не тот вопрос, забылась мать родная и отец. Вилле иногда думал, что за алхимическое состояние — сексуальный экстаз, который заставляет тебя забывать себя, забывать весь мир и сливаться полностью в один одноклеточный и тупой и жестокий по-своему организм, не желающий видеть в этом мире ничего, что не касалось его возбуждения и удовлетворения? И можно ли было бы как-то в этом состоянии прожить свои более или менее полноценные годы жизни, так, чтобы не взаимодействовать с реальностью? Это вот был как раз тот случай. Но взаимодействовать с реальностью пришлось. Бам честно попытался подружиться с Йонной опять, показывая им в номере десять часов кряду нарезку из своего будущего шоу. Особенно его дружбе способствовал тот факт, что в сумочке у дамы были щедро приобретенные ее ухажером билеты в Суоми на вечер, таким образом, он планировал прописаться в номере Вилле на оставшуюся половину недели. Бам чувствовал себя царем. Вроде бы как все начинало налаживаться. Вроде бы Бам отвез их всех в Нью-Йорк в конце недели, когда они с Вилле вылезли из номера проветриваться от круглосуточного пьянства и блядства. Товарищам Вилле сказал, что работает над музыкой, и в воскресенье надо было изобразить активность, светясь опухшими, но странно счастливыми рожами. И вроде бы почти все нормализовалось и стало как раньше. *** И почему-то именно тогда случилась одна странная вещь. Не прямо тогда, но чуть после. Когда уже вышел клип и альбом. Вроде бы не должна была случиться, но случилась. Случился тот момент, когда Вилле остановился в доме у Бама в последний раз. Не в том смысле что они больше не общались, не встречались или не путешествовали, но в том смысле, что Вилле окончательно поставил себе точку на том, чтобы считать дом Бама своим домом. Тот маленький нюанс, что произошел тогда, Бам счел как нечто, что не стоит принимать во внимание. Ну, мало ли, в очередной раз не поняли друг друга. Тем более, что они вроде бы как научились это разрешать. Бам не очень умел соображать, что может ранить или не ранить близкого ему человека. Но Вилле тот момент пришпилил как игла коллекционера живую бабочку. Раз и насквозь. Убив у него возможность доверять, а, стало быть и позволить себе чувствовать что-то на месяцы и месяцы вперед. Ясное дело, уже не внезапно, то есть это не было моментом — ой, меня вдруг предали, - но тем ужаснее, что мягче, хитрее, но этим еще больнее. Если честно, для него это выглядело, как конец. Это звучит наивно, глупо, по девичьи, но он и не подписывался изображать тут мачо, еб твою мать! Вилле в первый раз, наверное оказался в ситуации, когда он понял, что бросили его, и вопрос был не в измене. Все вообще выглядело очень анекдотично поначалу. Вилле пригласили на виллу Марджера в очередной раз. Бам был счастлив с новой своей невестой. Они праздновали ее день рождения. И еще какой-то праздник. Как у них водилось, много чего сразу. В честь чего присутствовала масса малознакомых людей... точнее малознакомых Вилле. Между собой они общались отлично. Как всегда ранее. Просто отлично. Вспоминали смешные истории из серии «и вот меня пьяного понесли драться». Вилле плохо понимал их диалект, и тем паче плохо понимал, как себя вести, когда парни его откровенно провоцировали. Он попытался прикинуться ветошью в углу, но никто не оценил. Он попытался поострить и поязвить. Однако, любые его шутки, даже, казалось бы, универсальные, тут же уничтожались презрительными комментариями, над которыми все отчаянно ржали, глядя на него как на идиота. - Вилле, а у вас там в Финляндии все такие пидоры? - никаких обид и ксенофобии, обычная американская тусовка …... - Это ты обо мне фантазируешь, что я пидор, а не я о тебе, так кто из нас пидор? Ладно, эту шутку ему спустили. Но взамен он получил полный карман веселых шуток о том, какие финны тормозные, импотенты, гавно и еще и отсосали у русских. Хотя русские еще то гавно, а каким же надо быть гавном, чтобы отсосать у такого гавна! Вилле спел песенку по-фински, чтобы свести все до юмора. Все вежливо поржали откомментировав со свойственным американцам юмором, что человеческие особи подобные звуки не издают. Но как только он не позволил делать из себя жертву для всех, про него просто забыли. И черт возьми, что было обиднее? Что опустили или что забыли, когда он попытался поддержать их игру. Так ловко его не задвигали еще никогда. Вилле попытался встретиться глазами с Бамом, надеясь на его поддержку, но тот радостно подхихикивал своим дружкам, словно бы боясь выступить против, да еще и поддакивал, какие идиоты эти финны и что за дерьмо они жрут и какие тупые. Вилле не верил своим ушам и глазам. За лупой своей он тоже пытался на это не смотреть. Он понимал, что мужики самоутверждаются перед ним, и пытался это вежливо, как ему казалось, низвести до положения ничья. Он попытался загадать вопрос, который был очень важен для него в их игре — он был сложен и там были отсылы к Лавкрафту и Ницше — ему казалось, он так смешно пошутил, его отодвинули в сторону так, словно бы его тут не существовало. Он попытался объяснить как это смешно. Бам от него отошел. Помахал оттуда ручкой кому-то. Поддержал чей-то стеб с умением опытного конферансье, который вмиг сделал тебя незаметным. Вилле прошел многое, и подозревал, что пройти ему еще предстоит немало. Сложно объяснить в двух словах то, что с ним происходило сейчас. Сложно, но можно. Друг его предал. Это словосочетание звучит непонятно. Его друг кинул его как мясо на забаву своим лучшим друзьям. Та мысль, которая долбила в голову Вилле ранее о том, что за место он занимает в иерархии Бама, внезапно поразила его тем, что оказалась даже худшим, чем он когда-либо воображал. Вилле закурил и хохотнул коротко. Он, наивный, полагал, что его соперником является Райан. Его сочувственный блядский взгляд только усилил ужас Вилле от того, как его вынесли из их иерархии. Райан ему сочувствовал, ангел небесный, Райан. Но и он не сделал ни шагу навстречу, только сочувственно похлопал своими голубыми глазами. Вилле затошнило так, как не тошнило ранее никогда. Его жалел даже Райан. Он в первый раз приехал к другу и оказался один. Один. Против всех. И даже Бам, его любовь, важнейший человек в его жизни, смотрел на него ровно также, как и остальные, и премерзко ржал над тем, как из него делали идиота. Бам так откровенно провоцировал это все. У Вилле было ощущение, словно бы его изнасиловали прилюдно, не без участия Бама. Причем, группой и цинично. Спасибо, что не. У Вилле запылали щеки, и предательски зачесались глаза. Он попытался взглянуть в глаза Бама, но то, что встретилось, его убило. Он получал от этого удовольствие. - Надо выйти на улицу. Очень хочется курить, - сказал он вслух, получив в спину пару остроумнейших комментариев по типу того, что его желание брать что-то в рот имеет Фрейдистские корни, с которыми он бы согласился и выдвинул бы даже еще пару психоаналитических отсылов очевидных только ему, но заливистый хохот Бама отбил у него желание совершенствовать себя в роли комика. Если честно, он попросту дал ему в солнечное сплетение. Поддых. Лишил воздуха и возможности соображать. Вилле вышел на улицу. Поднялся ветер и собирался дождь, даже отчасти, начинал накрапывать. Он закурил сигарету, нюхая, вдыхая этот особый запах, который говорит любому млекопитающему на Земле, что скоро на землю здесь опустится дождь, и отчаянно слушал, как забивается его сердце. В детстве, он, иногда, пытался представить себе ситуацию того, чего он не мог бы простить близкому человеку никогда. Когда он немного вырос, он даже ржал над своими наивными фантазиями, посчитав их подростковым проходящим ангстом. И вот он, будучи уже вполне себе взрослым мужиком столкнулся со своим подростковым ужасом один на один. Точнее, этот его ужас стал реальностью. Не так страшно было, что они решили опустить его, он понимал, что его преподнесли, как звезду, и что рано или поздно это ему откликнется. Он не мог раньше представить себе, что окажется в этой ситуации один. Что друг, которому он верил как себе и как Миге, вдруг использует этот момент, чтобы удовлетворить свое чувство превосходства над ним. Это было каким-то чистейшим выхолощенным предательством, к которому было не придраться. Он еще поулыбался под дурачка перед тем, как выйти, никто правда опять не понял, о чем он говорит, но решили в итоге что он эдакий стремный скандинавский фрик. Бама же, это все, кажется только забавляло, ну может быть немного расстраивало, что он не устроил битву из Калевалы за сердце Бама с его друзьями и откровенно разочаровало, что Вилле лишил его шоу. Но Вилле, как-то вот, почему-то, не смог. Ему словно бы перекрыли кислород. Он просто понял, что не соответствует. Плох он, хорош он, не так важно. Он не соответствует, он им не нужен, он им не интересен, и он им никто. Хуже чем никто. Он вышел под ветер и начинающийся дождь и закурил. Свежий воздух и отсутствие собеседников не то, чтобы взбодрили, но придали сознанию чувство выносимости бытия. Свежий ветер, шевелящий волосы и ласкающий лицо, мешал зажечь сигарету, но бодрил лучше ледяной примочки, чтобы убрать с лица характерную с бодуна припухлость. В природе, когда она меняет резко одну погоду на другую, случается такой момент, когда противодействие сухой жары влажному холоду создают идеальнейший климат, момент, который длится часа два-три, не больше, дающий избавление и дарующий кайф, но наказывающий вскоре еще сильнее чем то, что было до. Вилле сидел на крыльце дома Марджер, забавляясь, как порывы ветра катают туда-сюда брошенный мусор — одноразовую посуду и так далее. Прохлада налетевшего ветра ласкала его лицо, даря странное ощущение умиротворения. Именно тем, что эта ласка была столь кратковременной. Вилле схватил неоткрытую банку пива и направился к беседке, которая давно волновала его душу. Первые капли дождя ударили по затылку, и заставили его замереть, и поднять лицо вверх, чтобы капли дождя жестко, наотмашь, приятной влажностью ударили его, заставляя чувствовать себя живым больше чем в славной компании, что он был до. Беседка была крытая, в японском стиле, с крышей, отводящей воду, и частым шагом перекрещивающимися лагами. Дарившая возможность лежать посреди урагана и не быть залитым им по самые яйца. Вилле прилег, опираясь на локоть, на один из расстеленных по полу матов. Громкий чпок и характерный запах хмельного счастья бросился в нос, облегчая первым глотком восприятие им реальности. Ах, пивко. Он лежал и медитировал в темноту, погружаясь в открывшуюся ему бездну боли, равнодушия и холода. Он не чувствовал, как слезы предательски текли по его щекам. Мат под спиной был мягкий, но холодный, такой же холодный был дождь, но еще холоднее было то, что происходило у него в душе. Он вдруг понял, что тут ничего и не было. Да, он доверился, как дурак, решил, что вот это вот точно не то, что там думают себе фанаты, он подумал, что это именно те отношения, ради которых стоит рискнуть всем. И он рискнул. Как дурак. Доверился всем. Всем, что у него было, и дружбой и любовными отношениями, в рамках этого всего даже тот несчастный факт, что они трахались, отступал на второй план. Вилле было бы во много раз проще, если бы они просто трахались. Они стали родными людьми, родственниками. У Вилле не было отрицательного общения с родственниками настолько, чтобы они его предавали. Он совершеннейшим образом не знал, что делать. Просто было очень и очень больно. Так открыться человеку со всех сторон, как бы дорого бы тебе это ни стоило, и получить в ответ такой неприкрытый цинизм, о оценку того, как ничтожно оцениваются твои наивные детские комплексы ака движения души. Ему не было обидно, что его опустило общество Бама. Он был убит тем, что Бам так цинично и тонко его опустил. И не обидой на то, что опустил, а тем, что доверял все это время себя в самой ранимой своей ипостаси — вы понимаете какой — человеку, который откровенно мог над этим всем с такой же успешностью ржать, или обсуждать это как принадлежащую ему вещь. От этого тошнило. Он вначале думал, что получит еще от этого фанатского обожания удар по карме, потом в какой-то момент забылся, ему бы очень хотелось, чтобы они были на равных, и он принял свое "хотелось бы" за правду. Он поддерживал Бама, он грудью стоял на его защите, он был уверен, что этот парень нуждается в нем, и был готов отдать ему все. Компенсируя их разницу в возрасте и в положении, и благодаря его за любовь и преданность. Однако что-то вдруг пошло не так и вдруг заместо любви вылезла откровеннейшая злость, и зависть, и желание указать ему его место! Где-то промеж пятым и стопятидесятым поклонником кошелька Бама Марджеры. Ох ты ж Боже мой это было даже как-то стыдно. Дождь собрался в тучи, и начал стучать по крыше беседки. Дождь начал барабанить. Задул сильнейший ветер. Потом дождь ослабился. И снова усилился. Вилле не знал, сколько времени прошло, когда к нему пришел Бам. Довольно много, но он особенно не обиделся, потому что по его пониманию, он вообще не должен был бы быть здесь. - Эй, ты здесь? - спросил парень. - Здесь, - сказал Вилле, стараясь, чтобы голос его звучал не слишком жалостливо, поэтому лучше, чтобы звучал хрипло. - Ты чего здесь сидишь? - У меня разыгралась проказа, и я не могу общаться с людьми, - сквозь зубы сказал Вилле. Было темно. Вовсю шарашил дождь. Слезы на лице Вилле не просыхали уже с полчаса, но слез не было видно. Слезы было бы трудно объяснить. Да он не мог говорить и не мог дышать, но это же всегда можно было списать на астму. Что он и сделал. Объяснил, что ему стало нехорошо. - Бывает, - равнодушно сказал Бам, так же цинично и равнодушно демонстрируя своим вопросом - так чо ты ушел-то? - Я не знаю, - Вилле отклонился вниз на подушки сиденья, - мне кажется, что они меня не принимают, что я тут не к месту. Я просто как-то не вписываюсь в вашу компанию, что ли… Я пытаюсь шутить, пытаюсь как-то общаться, но у меня ощущение, что я там один… более того, мне показывают, что я не вписываюсь в вашу компанию. Я не знаю что делать... Вилле наверное в первый раз так отчаянно просил помощи у Бама напрямую. Ну пожалуйста, пойми меня, мне очень больно. Только разве что это вот самое он вслух не сказал. Бам вообще не хотел понимать его ни в коем разе. - Да ладно тебе, все огонь! - сказал Бам, - кончай свою овуляцию! - Я здесь побуду, ладно? Видимо, моя скандинавская кровь не в состоянии вступать в социальные интеракции Нового Света, ей надо пройти свою овуляцию. - Ага, ха-ха, - Бам радостно расхохотался его шутке, - Хаха, - сказал он уже холоднее и серьезнее, - ну что, походу, тебя просто задело, что ты не центр внимания, оказывается это больно быть не центром внимания? - Да, - согласился Вилле, - пожалуй, ты прав, меня сегодня особенно удивило, насколько я никто. Я, как-то, в общем-то привык к этой мысли, но даже меня сегодня тебе удалось шокировать... - Ну так привыкай по-другому, - хихикнул Бам. - Каково это быть.... когда ты не центр всего происходящего. - Ах, вот оно как… - переспросил Вилле. - Да, так, - равнодушно сказал Бам и встал, - пошли, поржешь, как пьяный Рабхимселф заснул и плавает в обнимку с надувным крокодилом бассейне. Все ржут. Давай, все самое интересное пропустишь. У Вилле все перевернулось внутри от такой смешной ремарки. Про привыкай по-другому. У него аж дыхание перехватило разом, и никакой Вентолин тут бы не помог. “Привыкай по-другому”. Это не был наезд на самомнение Вилле. Это бы он точно бы пережил. В этой невинной фразе было то, что внезапно оборвало те хрупкие ниточки, что связывали их дружбу до сих пор. Дело было не в том, что ему, звезде, шутливо сказали расслабиться и получить удовольствие. Дело было в том, что ему сказали, что он тут для Бама не значит ничего, и пусть подстраивается и будет благодарен за то, что его, так и быть, позвали. - Я никогда так не делал с тобой и своими друзьями, - сквозь зубы выпалил Вилле вслед уходящему Баму. Да он и дал ему все что мог, он сделал Бама членом своей семьи, заставив всех если не любить, то, хотя-бы уважать его! По серьезному уважать. Он рискнул своей дружбой со своими друзьями детства, Миге и Лили, чтобы они приняли его. Он был уверен, что этого финта ушами ему точно не простят. Но он влюбился, он подумал, что это будет стоит того, и какой унизительной комедией ему это все встало. Вообще-то это было не в его правилах оправдываться, но эта ситуация взяла его за живое. Ему казалось ему дали поддых, его демонстративно опустили при всех, да еще и преподали ему урок, что, якобы, именно так с ним и надо. Он не то что бы был в ярости, он был в шоке. Он бы никому бы не позволил бы так обойтись с собой, как это сделали только что. И самое мерзкое, было не в том, что с ним так обошлись. Как с ним только не обходились. И кидание в морду бутылок с пивом и трусов – это было самое мягкое. Если бы он был из слабонервных, он не пошел бы в этот бизнес. Самое мерзкое в этой ситуации было то, что он позволил себе показать слабость перед Бамом, и Бам опустил его еще сильнее. - Ну, - задумчиво сказал Бам, поскребя себя по коленке, – видимо так это и происходит в первый раз, Вилечка, - сказал он. - Спасибо за урок. Бам промолчал, отворачиваясь. Все это время он был точно не с ним. Может быть, случись ситуация иначе, они бы уже и поругались бы и подрались, но такого холода от Бама он не ощущал никогда. Они не были ни любовниками, ни даже друзьями. Вилле подозревал, что даже от случайного знакомого он мог бы заслужить большую приязнь, чем сейчас от Бама. - Но сколько бы я отдал бы, чтобы его бы не получать, - тихо добавил Вилле. - Да ладно тебе, а что случилось-то? – удивился Бам. Что-то вдруг взяло и оторвалось. Очень драгоценное. Что-то вроде нити, которая соединяла их во всех других ситуациях, нити толщиной с бензозаправочный шланг, заливая содержимым, а именно кровью, все изнутри. Ничего, кроме того, что до этого всего я мог говорить тебе все, делиться с тобой всем, ты мне был настолько близок, что я был готов пожертвовать ради тебя даже своей близостью с Миге. Вернуться и перечеркнуть: я пожертвовал ради тебя близостью с Миге. Близость с Миге утеряна навсегда, а мне ты засандалил ногой поддых. Оказывается, он это все себе просто придумал. Непуганый олень. Их с Бамом просто и не было никогда. Это все только он себе вообразил идеальный роман-дружбу, идеального друга-партнера, который не то что бы и в горе и радости, а даже больше. Он был готов пожертвовать ради их отношений всем. Семьей, друзьями, сожительницей, и вдруг выяснилось что в ответ-то он просто тупая никому не нужная бывшая знаменитость, которую так и быть, из уважения к былому показывал друзьям Бам, а друзья и в рот не ебли, что это за пидор из Нарнии, и только ржали, типа что, это те пидары, которых ты пытался раскрутить, а вышла жопа? А-ха, как смешно, а слабо засунуть себе в рот этот микрофон? Все это было смешно, и можно было бы обстебать в ответ, если бы не Бамово – “А ну, почувствуй себя не в центре”. Эта фраза вогнала мозг Вилле в панику, заклинив его раз и навсегда. Это очень больно, когда твой половой партнер говорит такую вещь, что смирись, что все тебя могут опустить. С одной стороны Вилле понимал, что да, знакомство их с Бамом произошло не на равных условиях, а стало быть за это ему пришлось бы рано или поздно заплатить. Он думал он был готов. Ха-ха. Он даже наивно думал, что он даже и кое-что уже и заплатил. В высоком смысле слова плата. Разумеется, он имел в виду знакомства с его друзьями, навроде Юсси с Юрки, или Маккоя. Да, вроде бы он старался со всеми своими друзьями познакомить Бама, и преподносил его всегда как удивительного таланта, и просто хорошего человека, и сразу давал понять приятелям, что за Бама он готов порвать. Он и вправду думал, что между ним и Бамом есть что-то особое… теперь он узнал чего это все стоит. “Ага, ха-ха, ну что, оказывается это больно быть не центром внимания?” Так вот что было разменной монетой их дружбы. Вилле закурил сигарету. Это помогло. Лучше бы это был, конечно, хэш. С другой стороны, это все позволяло ему чувствовать боль четче. В этом был свой кайф. Известный всем старым эротоманам кайф. Это был конец. Их любовь подохла только что гнусно и неромантично разбившись о четвертый круг Ада Данте. Кто из них круче, и кто более достоин, и дороже стоит. - Да ладно тебе, не порть людям праздник, пойдем оторвемся. - Да, я сейчас иду, не трать на меня время, скажи, я скоро буду, - сказал Вилле. Он смог прийти в себя настолько, чтобы больше не демонстрировать ему своих чувств. Бам вышел из беседки. Вилле почувствовал, как любовь умерла. Дружба, благодарность за заслуги, и прочее личное уважение, конечно, остались, но любовь умерла. Он больше не доверил бы этому человеку даже программу стирки его носков в стиральной машине. Разумеется, он вернется к обществу Бама, и разумеется, он не подведет Бама в том, в чем он на него рассчитывал, тем более, походу, это не займет у него много сил. Смешно. Бам вышел в дождь. Не оборачиваясь, и сверкая мокрой спиной в свете фонарей, ведущих из беседки к дому. Он даже не повернулся. Вилле затушил сигарету о свое запястье. И практически не почувствовал боли. Его так заинтересовал этот феномен, что он закурил еще одну сигарету. С трудом, потому что то ли дождь, залетавший в окна беседки, то ли его слезы, щедро оросившие ладонь, изрядно подмочили сигарету. Со второй получилось лучше. Он аж взвыл от эффекта! Слава богу рядом никого не было, да и ночь и проливной ливень, как и гремящая музыка не могли никого привлечь его странным занятием. Его же самого оно очень увлекло, потому что анализ собственных болевых ощущений и своей способности их вынести сильно отвлекал его разум от каких бы то ни было мыслей. Сегодня ему отсюда не выбраться. С этом надо было смириться. В эту глухомань ни одно такси не поедет. Завтра с утра он уедет в аэропорт так быстро и так тихо, как сможет, и забудет это все как страшный сон. Как было бы хорошо, если бы любовные привязки можно было также легко вылечить, как травму кожи. Может быть, даже было бы забавно, что некоторые из них оставляю шрамы пожестче остальных! Он помнил только, что Бам любезно зашел за ним в беседку. Когда Вилле упоролся прижигать на коже болезненные отметки. - Пойдем спать? Он позаботился о нем. Как это мило. Нет, он мог бы поспать в принципе и здесь, но конечно, цивилизация была редкостной заботой. - Пойдем. - Вон туда, и там на первом этаже первая комната слева, где ты оставил свои вещи. - Спасибо, милый, - Вилле выкинул сигарету и засосал собственную руку. - Я тебя провожу. Подожди меня, - озабоченно сказал Бам. - Смотри как звезды ярко светят - все так хорошо сегодня ночью,* - спел Вилле, хихикая, и отбрасывая носком кеда корягу. Ему показалось, что эта песня как никогда уместна. Бам посоветовал ему спеть Желаем вам Веселого Рождества, это очевидно был сарказм над его состоянием. Вилле спокойно заметил: - Нет, это другая песня. Может быть даже хорошо, что ты ее не знаешь. На кровать по указанному Бамом направлению - Вилле лег, как был в кедах и обмундировании, и прикорнул глядя в стену. Ну, попытался, потому как ожоги на руках давали о себе знать. Нанесенные самому себе раны, как говаривал свет, Миже. Они противно ныли и саднили, под жизнерадостный пьяный храп Бама, собственническим движением пытавшегося прижаться к нему, из-за чего Вилле вынужден был аккуратно сползти на самый край кровати, практически, вися над ней под сорок пять градусов. Вилле раньше знал, что такое не получать секса от товарища, которого очень хочешь. Ему тогда казалось это самым страшным наказанием, которое может быть. Вилле лежал, смотрел в стену и думал, что последним, что он сейчас хотел от Бама был секс, и это оказалось во много раз трагичнее. Он лежал с ним в одной кровати, как много дней до того, и понимал, что там, на той стороне – враг. Человек, который ненавидит его, и желает его унизить всеми доступными ему способами. Как это могло сочетаться со всем, что было между ними ранее, он не мог одним разом сочленить. Вилле заказал себе такси в аэропорт на раннее утро. Чтобы не портить праздник Баму. Он позвонил в такси в Пенсильвании, которое делало это. Он так и не сомкнул глаз в эту ночь. Прощай, милый Бам. *Never let me down again - Depeche Mode