Эрос и Танатос: Комедия в трагедии

Что оставалось герою, как не вернуться к милой? К единственной и нежной, по полю снежному, особенно если вдуматься во определенно-конкретные смыслы слова “ снег”? Когда он приехал домой Единственная выпила четырнадцать рюмочек коньяку и очень устала. Устала и на второй день. Так, что была не в настроении его видеть. У нее, вроде бы как были две ночные смены подряд, и вроде бы как ему бы не стоило лишать ее возможности восстановить свои силы. Спи, милая, - нежно поцеловал Вилле ее в носик. Он не был готов откровенничать о том, сколько приключений, очарований и разочарований его настигло в этом туре. Он почему-то подумал, что ни в одной разумной женщине, находящейся в здравом уме и светлой памяти его пиздострадания отклика найти не смогут. Он сам с трудом мог бы стрезву объяснить весь тот ураган маразматического блядства, в который он увлек своих близких друзей, и дальних друзей, и как жизнь ему два раза за это все показала, что он заигрался. В первый раз относительно мягко. Во второй раз более чем конкретно, какова ставка в этой игре. Он не думал, что на свет уже появилась вторая такая Мать Мария, что сумела бы все это ему простить и понять. Прямо скажем, он сам был бы не готов встретиться в своей жизни с тем монстром среди женщин, что могла бы ему это все простить. Эта встреча была бы так же устрашающа, как встреча со Смертью, как встреча с Архангелом Михаилом у Небесных Врат. Определенно, этого он пока не достоин. Нет, нет и нет. Его пьяная обдолбанная подружка, спящая мордой в подушку, когда одна приклеенная ресница лежала поперек, а рядом с ней красовались пятна от помады и карандаша для глаз, которая, наверняка, тоже занималась без него хуй знает чем, как-то выглядела значительно менее устрашающе. Она еще и так трогательно пускала на измазанную ее макияжем подушку слюнки, что Вилле закурил в постели, и, едва не пустив слезу, решил, что вот она и есть его судьба. Сам бы он, на его субъективный взгляд, послал бы себя на хуй и протер бы ручки дверей Мирамистином. Это даже хорошо, что после всего Содома и Гоморры, что ему пришлось пережить, их встреча произошла так банально. Она спала пьяная в слюни на его кровати в макияже, каблуках и стремном прикиде. Это было как-то так мило, символично, и даже тепло. Есть какое-то общее тепло, что сближает грешников. По-крайней мере, ты не чувствуешь себя обосравшимся в первый раз, может быть, в жизни. И это так...приятно. Прикроватный столик заботливо сохранил следы нескольких дорожек кокаина, женские трусики, Вилле с интересом заглянул под подол и обнаружил, что она каким-то образом сохранила на себе свои крайне вызывающие и кокетливые стринги, впрочем, и туфли, валяющиеся рядом с кроватью (да, да! Они даже купили кровать), очень сильно отличались по размеру от босоножек Йонны. Вилле расхохотался сам с собой. Выглядело все так, словно бы его сокровище изменяло ему с девушкой. Даже если это было не так, выглядело это именно так, что заставило его развеселиться. Найди он следы присутствия другого мужика, он, наверное бы взревновал, взъярился и впал бы в истерику неуверенности в себе, а это как-то... как-то было даже очень в стиле. Можно сказать, наконец, он мог бы назвать себя рок звездой! Не только он подставлял ж.... занимался любовью с друзьями и соратниками, олицетворяя заповеди хиппи, а его возлюбленная тоже пылала нездоровой страстью к представительницам своего пола. Это, прямо скажем, возвышало его из образа пидораса в образ, предмет зависти для других гетеросексуальных мужчин! Это был определенный прорыв. На всякий случай, пока милой не было, он устроил постирушку, в образе образцового сожителя, проверяя белье на предмет неожиданных чужих следов, но, увы, новых чудесных открытий ему это исследование не принесло. Либо ее хахали сжирали свои презервативы заживо, либо уносили с собой, что вообще-то в хламе его квартиры, где она проживала в его отсутствие, сложно было бы предположить. Ну, вопрос ее измен ему с представительницами ее пола, он поставить, ясен пень не хотел. Да и не мог. Он надеялся, что она не такая дура, чтобы не понять, что его связывает с Бамом. Впрочем, до сих пор она ни разу ничего у него не спрашивала на этот счет. Ни когда он срывался ехать с ним хрен знает куда, по первому его зову... иногда Бам держался хуже, Вилле готов был провалиться сквозь землю, когда тот принимался мериться с Йонной хуями, при их встрече. Ладно, бог с ним, это даже хорошо. Значит она не будет задавать ему глупых вопросов. И еще. Он был рад, что она никогда не узнает, что его связывает с Миге. Черт его побери, а может он был и прав со своими подгузниками, что жена Цезаря оказывалась всегда категорически вне всяких подозрений? В любом случае, когда мадам отпустил бодун, а его — подозрения о присутствии другого самца в его доме — секс их обуял беспредельно прекрасный. Он облизывал ее с ног до головы, она примерно то же самое, но обратно. Он трахал ее так, словно это была бы первая женщина, что он встретил в своей жизни, господа гусары, молчать. Она оседлала его с пониманием того, что ей от него нужно, и как получить от него максимальное удовольствие. Он пару раз трахнул ее в особо извращенной форме, задумавшись, может ли женский минет сравниться с мужским и ошибившись драматично, но не трагично, пару раз, так же, засадив ей в жопу, обнаружив, что его ай-яй-яй, пиздец, очень сильно....чрезвычайно сильно....на порядок сильнее отличается от ее. Он вообще поначалу хотел извиниться, надеть галстук и уйти, но потом кое-что, понемногу прояснилось, и показалось ему даже чрезвычайно познавательным. Например то, как ее пизда под его пальцами, когда он трахал ее в жопу, текла под его пальцами, старательно пытающимися ее приободрить. Научно говоря, это был очень эмоционально захватывающий опыт, с которым мало что могло сравниться. Она выпрямилась, внезапно и взяла его хуй в рот. Он сам делал это столько раз, что в первый раз у него это сделали с такой отчаянной дерзостью, что он готов был выть в голос. Черт, это было так хорошо. Обкончать ей все лицо, заставить вылизать себе яйца. Ебаться снова, отчаянно засаживая ей свой хуй в пизду, осознавая исподволь все удобства и совершенства реализации истинного предназначения своего орудия передачи наследственного материала в естественной для него среде. В любом случае, так или иначе, извращенно или нет, с помощью или сам, обкончались они за день раз пять или шесть. Одним словом, Вилле, у которого пристойный секс был уже слишком давно, чтобы помнить, в чем там смазка и цимес или наоборот. Купил пару бутылок бургундского настолько хорошего, насколько позволял выбор Всевышнего, который составил список из пятисот наименований из всего существующего в мире разнообразия - возможных в продаже на территории Финляндии дозволенных напитков в серии магазинов Алко. - Мы двое. Такие дебилы, – сказал Вилле наиболее индифферентно. Между третьим пино-нуар и десертом, - я так думаю нам, рано или поздно, придется пожениться. - А хули нам бы не, - сказала Йонна. Действительно, а хули нам бы не. Ее ответ его полностью устраивал. *** Примерно в этот же самый момент Миже познал радость материнства. В смысле, в их семье появился маленький ребенок. Он мечтал выйти из дома, он уже сходил с ума от того, что превратился из полноценного интеллектуального человека в машинку обслуживающую маленького монстра, который удивительным образом центрировал на себе весь его мир. Центрировал его мир на том, что он ссал, срал, орал, чего-то требовал, жрать, массировать ему животик, срать, ссать, жрать... Миге подумал, что он слишком жестко относился к своему товарищу по группе. Воистину, он считал его олицетворением мирового зла, но оказалось, что то зло, что он познал ранее, было просто невинным, детским вариантом. Он так хотел выйти из дома. Просто выйти из дома. Вырваться из пищевой цепочки малогабаритного демона. И он выходил из дома. Бледный, опухший и тупой. Они бы поржали бы над ним, сбодуна, но он даже ничего не пил. Он садился с друзьями и коллегами в одном лице, выпить ли пива, или обсудить ли рабочие планы, и вырубался, сидя, не прилагая никаких усилий, просто засыпал на месте, сохраняя на лице невероятную озабоченность. Которая очень трогала всегда Вилле. Поэтому он старался или обеспечить Миже относительный покой, переходя в другое помещение, либо просто горизонтальное положение, если такой возможности не было, тем более, что разбудить его теперь не мог бы даже сам дьявол, исполняющий хиты Бритни Спирз. - Какая жалость, что я выбрал не тебя, - один раз, умилившись трогательной заботой своего земноводного, порадовался Миге, - если бы я знал, если бы я только знал, что ты – это цветочки относительно к каждодневному орущему и срущему мозговому слизняку…… - А, значит, все-таки, выбрал не меня, - сказало земноводное и в сердцах отвесило Миже душевный подзатыльник. Миге с видимым удовольствием ответил на его подзатыльник подножкой и затрещиной в неиспользуемые в работе Вилле части тела, они свалились на пол. Потом их растащили. - Оставьте меня там, у меня наконец, раз за год почти был секс – отчаянно возмутился Миже. А Вилле просто сидел на полу и ржал. Это было бы все слишком смешно, если бы не было так трагично. У него тоже чуть было почти не случился секс с Миже. Миже никогда не умел его ударить по-настоящему. - Что-то мне подсказывает, что если я увижу вас, занимающихся сексом – это станет последним видением в моей жизни, - сказал Бертон, поддерживающий Вилле в сидячем положении, и контролируя, как бы чего не вышло. - Я видел, - сказал Лили мрачно, закуривая самокрутку, пока Миге держал Газик. - И что, ты, подобно жене Лота обратился в камень? – спросил Бертон. - Местами, - сказал Лили. Да ладно, Пупсик, что бы я тебе сделал, в самом деле, - сказал Вилле, - мне вообще следует отметить, что секса в моей жизни в последнее время даже слишком много. Не сглазь, - заметил Миге, определенно зная о чем он говорит. Некоторые эпизоды я вообще бы предпочел бы из своего сексуального опыта исключить, - заметил Вилле. Неизвестно, волею каких богов Миге принял последнее замечание на свой счет. Просто необъяснимо. Видимо у него еще не закончился период лактации, и он, по гормональной причине был слишком раним. Последнее Вилле не преминул ему заметить, за что был бит повторно, и на что разобиделся на Миге и обозвал его мудаком, когда их растащили и начали заставлять прилюдно помириться. Миге сказал, что он его ненавидит. Вилле парировал, что ненавидит его давно и еще даже сильнее. Эмерсон Бертон, которого по необъяснимой причине по дурацкому примеру, поданному Вилле все стали звать Пупсик, мрачно держа Вилле поперек корпуса предложил им признаться, кто из них чаще имитировал оргазм. То ли мрачностью своей, то ли неожиданностью предложения заставив двух непримиримых врагов расхохотаться. - Это совершеннейшим образом невозможно сделать, - сказал Миге, - ибо нам еще вместе работать! - Ну слава Джа! - выдохнул Линде, - И трех часов не прошло, как мы, блядь, наконец-то вспомнили о работе. Я, блядь, уже не знал, как вам намекнуть, какого лешего я тут стою в гитару одетый и гляжу на вас преданно, как собака сутулая! Необычайно многословная речь Лили произвела чрезвычайно сильное впечатление на присутствующих. - Ладно, Ми-го, радиоактивный ты гриб из непознанных глубин космоса, знай, что я все еще люблю тебя, подонок! Моя любовь к тебе каждый день на сантиметр глубже, - ласково сказал Вилле, кокетливо потирая бок, - хотя ты мне и ребро сломал, мамонт реликтовый. - Если б я тебе ребро сломал, ты б сейчас визжал бы как пухлый турист из Избавления, - буркнул Миге, - ты мне жалованье плати вовремя, а про любовь будешь своей йони заливать! - Кстати, про йони, - вспомнил Вилле, - собирался вам рассказать, но на меня набросилась и избила кормящая мать с бородой. - Блядь, окажешься на моем месте, я, сука, над тобой обхохочусь. У тебя и сисек-то нет, - сказал Миге оскорбленно. - Я уже думал об этом, и решил, что мне не следует размножаться, - отрезал Вилле. - Тоже верно, - кивнул Миге, - так как там твоя йони? Не пойми мой вопрос превратно, я не о твоей жопе. - Мы, наверное, решили пожениться. С йони. Не с жопой, Миже, блядь, хватит ржать как дебил и предлагать нас благословить. - В горе и в радости, в болезни и здравии... - задумчиво сказал Миге, - Вилле, вы — прекрасная пара! Да хватит на меня так смотреть, я не про твою жопу! Хотя...я бы на твоем месте... *** Они решили вместе с Сеппо, что идея объявить о помолвке будет отличным инфоповодом, который заодно отвлечет внимание от поводов, которые он давал своей слишком теплой дружбой с заокеанским своим дружком, когда только ленивый журналюга не пошутил уже о нетрадиционной странности этой самой дружбы. Ему уже как-то надо было прекращать эти все слухи и пересуды о своей сексуальной жизни, пока они вместо сладенького привкуса двусмысленности не поставили крест на его карьере. Сеппо так обрадовался его инфоповоду, что чуть не всплакнул от радости. Его собственный отец так не отреагировал на его заявление, как отреагировал Сеппо. Сеппо аж слезу пустил от радости. Отец Вилле лишь посмотрел на него задумчиво и спросил: - Ты уверен? Вилле зашел к нему в магазин с термосом чая и разлил его по кружкам. Был понедельник, утро, прямо скажем, в магазин продажи секс-товаров, который держал его отец, трудящиеся не спешили, да и туристы еще не проснулись. Справа свисали резиновые члены, слева стояли розовые туфли на платформе, посередине висел мерчендайзинг группы ЭйчАйЭм. Где еще Вилле мог бы поговорить с отцом о своей личной жизни, как ни тут. - Я вообще ни в чем в этой жизни не уверен, - ответил Вилле, отхлебывая чай. - А я-то тут при чем? - спросил Кари Вало в клетчатой рубашке и стеганной жилетке, присаживаясь рядом, так, что из-за прилавка торчала теперь лишь только его голова со строгими скандинавскими чертами, - я тебе дал, все что я мог. Даже больше чем я мог. Я работал на двух работах, чтобы вас воспитать. Может быть, не появись вас, я бы и не понял бы, что я это мог, - все это он говорил очень мягко. Так, что Вилле и не мог бы даже понять это как какого-то было ни было претензию. - Это правда, - согласился внезапно растерявшийся сынуля, - Я, типа, видимо, как-то, навроде, просил родительского благословения, или типа того. - Ну, валяй, на тебе благословение. Тем более, что тебе с ней жить, - равнодушно сказал Кари. Вилле подозревал в его поведении некий глум, но он даже и не знал, с какой стороны подойти, чтобы понять в чем он состоит. - Отец, ты как-то сошелся с моей матерью, и с моей точки зрения, в общем-то, неплохо, - начал он. - Спасибо за высокую оценку моего жизненного пути, сынок, - у меня тут есть сто грамм настоечки за это. - Мама же не одобряет. - Ты же ей не расскажешь, - с полным отсутствием вопросительной интонации сказал Кари, разливая настойку по припасенным тут же металлическим сувенирным рюмочкам. - Что я совсем дурак что ли, - обиделся Вилле. - Ну хоть в этом ты мне удался. - Ты пристрастен в оценке. - Ну разумеется пристрастен, - хмыкнул Кари, - будешь на моем месте, и ты будешь пристрастен. Они молча чокнулись и выпили. - Ну...пап, ну, может быть ты бы дал мне совет в этом случае. Вот как ты понял, что Анита, моя мать, что …, это вот все, вот вот это вот все — это она? - спросил Вилле. - Очень просто, - ответил отец, - я никого не спрашивал. - Сильно, - сказал Вилле. - Раньше ты был с этим делом посмелее, - сказал Кари. - Раньше много чего еще в моей жизни не было, и мне наивно казалось, что это вы, старперы зря это все придумали, а я поимею этот мир и покажу ему как надо, - хмуро сказал Вилле, - а теперь я даже своей жопы боюсь в зеркальном отражении. Раньше я думал, что я смогу поиметь весь мир, но сейчас мне все больше кажется, что этот мир имеет меня. - Истина в своем ужасающем откровении открывается нам с годами, - сказал папа Вилле, задумчиво потирая пальцами рот. - И что, как подсказывает тебе твой опыт, о великий сенсей, выхода нет? - Выход там же, где и вход, - сказал Кари. Вилле хрюкнул и жизнерадостно захихикал. - Хорошо, папа, давай я переформулирую свой вопрос. Ты думаешь, Йонна сможет понравиться нашей маме? - А вот это, сынок, уже твоя проблема, - сказал Кари. - Ты не достанешь мне вон тот ящик с правой от входа полки, у меня что-то плечо ломит? Это был Кари Вало. Это просто был Кари Вало. Итак, он объявил о своей помолвке с Йонной через газеты. Кажется, его мама узнала об этом именно оттуда, отец, как обычно, коварно отказался принимать удар не себя. Поэтому весь удар пришлось принять ему самому по телефону. Господи, что он только не узнал о себе и о своей избраннице в этот вечер. И не только от нее. Если бы он знал, что объявлять о помолвке прилюдно так смешно, он определенно, занялся бы этим пораньше. Ебаный в рот, на что он тратил свое время! Черт возьми, а он и не знал, что это оказывается такой адски простой способ, чтобы тобой все заинтересовались. Они-то с ребятами все пихали журналистам свои воодушевленные Лавкрафтом и Оззи Осборном, вдохновленными Сатаной пресс-релизами пронзающими до самых истоков мироздания по их личному мнению, но почему-то ни одна сука не спешила публиковать вершины их литературных изысканий, и получалась на выходе одна жалкая скука. Они впаривали свои бесталанные, но такие глубокие по посылу вирши изданиям годами... не, ну их публиковали их друзья, такие же отморозки, которых тоже никто не читал и которыми не интересовался. Буквально подкупали билетами и бесплатным пивом, за результат, который не выстреливал от слова вообще. А тут. Тут он вообще не приложил никаких усилий. Он просто скинул эту шутку своему приятелю Юрки 69, который как раз решил основаться на финской радиостанции — и................он блядь, проснулся ЗНАМЕНИТОСТЬЮ В ФИНЛЯНДИИ. Ну наконец-то! Сколько лет работы. Сколько лет жрать один рис, чтобы хватило на сиги и пиво, столько лет работы на износ, с перелетами и ночными переездами, с гавняной жратвой, с условиями чуть лучше чем в концентрационном лагере. Сколько песен, сколько концертов, сколько работы сквозь болезнь и боль. Сколько написанных песен, альбомов, сколько выстраданной боли и мучений в отношениях и в группе, чтобы.... ….он сказал, что обручается с какой-то пиздой, и в секунду он вдруг стал Звездой Номер Один в Финляндии. О нем внезапно захотели все писать. Он внезапно стал — АХТУНГ, БЛЯДЬ — Жених номер один всея Финляндии. Как блядски уебищно приходит к тебе Глория Мунди (она же Мирская Слава), Вилле хоть и был циничен и подготовлен, и то его едва не вывернуло мехом внутрь. Кстати, на этом фоне они как-то быстро помирились обратно с Миже. Вилле позвонил ему, слил все это гавно, Миге сказал, я к тебе щас приду на район с собачкой погулять. И пришел, задумчивый в камуфляже и с овчаркой. Они побратались поприветствовавшись и сели на бордюре, задумчиво глядя на то, как кобель овчарки Миге носится за чьей-то средних размеров сучкой на противоположной стороне улицы, где дома обладали значительной площадью газона. Надо сказать, что собачка с овчаром Миге даже и заигрывала. - Если что ты говори, что меня не знаешь, - посоветовал Миге. - Даже если меня будут пытать, - поклялся Вилле, - кобель сам нашел свою судьбу, а мы, как следует британским джентльменам, не подглядывали за непотребством. - Они бы еще потребовали от нас следить за его стулом! - воодушевленно сказал Миге. - Да! - сказал Вилле. - Это отвратительно, заставлять нас, гомо сапиенсов следить за тем, как срут собаки! - возмутился Миге. - Это не по-джентльменски, - сказал Вилле. - А мы же тут в кого ни плюнь, сплошь, джентльмены, - сказал Миге. - Слушай, он походу на нее залез, - осторожно отметил Вилле, - прям реально, Миж. - Ебаный в рот... - Не ну блядь, не снимать же его щас... - Не ну тебя бы кто снял в такой момент, ты бы понял? - Миже, блядь, я бы даже не задал бы тебе такого вопроса. - Вилле, пошли отсюда. - А кобель? - Кобель меня найдет, - сказал Миже и мастерски сделав три-четыре движения атлета скрылся в овраге, который украшал дорожный знак о том, что обгон здесь запрещен. Через пару минут раздался вой хозяйки любезной сучки и обрушившийся на вновьнашедшуюся любовную пару из кобеля овчарки Миже и неизвестного потомка добермана с двортерьером, - кобель бросился к Вилле, и хозяйка другой собаки возмущенно покрыла его матом, что он не следит за своей собакой, Вилле гордо выпрямился и сказал: - Мадам, у меня, астма, у меня нет собаки, к моему трагическому сожалению, я не могу иметь собаку... - кобель Миже радостно отпечатался лапами о его куртку, удирая за угол, - вот смотрите, это не моя собака! - Извините, - сказала его соседка. В принципе, да, она знала, что собаки у него не было. Вилле нагнал двух своих друзей в овраге за кустом на повороте. - Все чисто? - спросил Миге. - Чисто. - Молодец, хороший парень, - сказал Миге, изо-всех сил почесывая хрюкающего от удовольствия волосатого четвероногого пацана, который лежал счастливо поперек его чресел и позволял трепать себя за жесткий волосатый загривок. - Ну вот блядь даже тут так все сложно, - сказал Вилле, спрыгнув к ним в овраг, - а епта мне каково? - Да еб твою мать, братан, ну я понял, о чем ты, - сказал Миже, - Ну хуле, вроде это не во вред нам. - Но блядь, обидно, - сказал Вилле. - Блядь охуенно обидно. - Но работает же. - Но работает. - Блядь, да ты самец! - Миге задумчиво пожамкал пальцами сладострастно со вкусом хозяина хищника овчара промеж ушей. - Миже это ты щас мне или своему псу? - Вы оба меня удивили, каждый по-своему, - сказал Миже, - но я вас не осуждаю, не осуждаю, друг мой, если что — это наша природа! - Миже, но ты со мной? - Я всегда с тобой, подонок. Ты меня первый предашь. - Ой, блядь, Миже, я ненавижу, когда ты начинаешь изображать из себя Иисуса Христа! Я тебе не Иуда! - Просто тебе никто тринадцать серебряников не предлагает, - мерзко хихикнул Миге. - Ей-богу, Миге, мы столько работаем вместе, ты знаешь, что эти тринадцать серебряников я потом разделю с тобой. - Посмертно. - Если маленькую смерть считать смертью, то ты даже в выгоде окажешься! *** А с Бамом что? Спросите вы, читая этот роман полный трагедий в комедии и трагедий в комедии, и будете чертовски правы, ибо. C Бамом в итоге вышло все еще смешнее. Но не будем обгонять историю. Так случилось, что группа его брата, Джесса, Си Кей Вай — сокращенно от Клуба Убей Себя Ап Стену, как раз выбилась выступать на очередном адском празднике финского гостеприимства, осенью, и вроде как Джесс его об этом попросил. Какой-то фестиваль, на котором они с ХИМ были заявлены как хедлайнеры, и Клуб Самоубийц он туда протащил силой своей харизмы, и устроил им надлежащий, на его взгляд, прием. Между нами говоря, что бы там за тонкие материи ни рушились между ним и Бамом, как он мог отказать Джессу, который всегда старался их во всем поддержать. К тому же он сам слишком хорошо знал, что такое — быть начинающим музыкантом на другом континенте, где промоутеры, зная, что они на тебе заработают максимум три цента, и жопой не пошевелят, чтобы обеспечить тебе мало-мальски приемлемые условия. И Джесс, и Бам, и все Марджеры всегда делали для него столько, что позволить Джессу пропустить этот фестиваль, на который они так хотели попасть, или спать в хлеву — это было бы просто недостойно. Поэтому ему немного пришлось выпрыгнуть из штанов. Разумеется, в ответ он готов был засунуть все свои претензии себе в... карман, и обеспечить со своей стороны лучший прием, лучшие номера и лучшую встречу. А как иначе он мог бы поступить? Он думал, что Бам не приедет. После их мерзкой потасовки. Вилле даже не позволял себе даже и подумать, что он окажется в багаже у брата, условно говоря, бесплатным довеском. Один. Без Райана и Мисси и без своей свиты, если не считать таковыми Джесса и Клуб Самоубийц. Ну, для Царя Бама это было статистической погрешностью, а не свитою вовсе! Так что это был последний человек, которого он собирался увидеть, когда они приехали на фестиваль, он бросил вещи и у него раздался стук в дверь. Думая, что это кто-то из тур-менеджеров или ребят, Вилле не задумываясь открыл дверь. Последний человек, которого Вилле хотел бы видеть оказался у его номера. - Вилле, я только что видел Гаса голым, что мне делать? - А? - Вилле настолько не ждал увидеть у своего номера этого человека, потного и закутанного в полотенце, что он даже не знал, что сказать. Ему казалось, что они с этим человеком все обсудили. - Бам, что вы делали с Гасом? - устало спросил он. - Пошли в баню, - сказал Бам, - но он там голый. - В бане все голые, - сказал Вилле. - Пойдем, - сказал Бам, - я без тебя их боюсь. Рядом с ним, так же в полотенце стоял его брат Джесс, которого Вилле заметил после первого шока только минуте на третьей, и кивал на каждом слове. - Пойдем с нами, - наконец сказал он, - ребята хотят сказать спасибо за организацию приема, они обидятся, если ты не придешь. - О господи, а я так мечтал обнять свою сырую подушечку и вздремнуть, - сказал Вилле, отчаянно выдыхая, - щас иду, полотенце возьму. - Йесс, - сказал Бам Джессу. Они посидели в сауне, выпили немного по пиву, потрепались и поплавали в бассейне. В отеле, который Клубу Самоубийц имени семьи Марджера забронировал Вилле была не только сауна, но и очень пристойный крытый бассейн. Которым они все воспользовались и с его всеми ребятами из ХИМ. Жизнь, определенно, начинала налаживаться, пусть даже и не так гладко и сладко, как бы хотелось. Они разошлись по номерам после сауны с пивом и купанием...Вилле не сказал бы за всех, но он эвакуировался при первой возможности и вырубился в чем мать родила часа на три на четыре. Вроде бы, он надеялся, что пронесло. По крайней мере, ему не придется разбираться ни в чем с Бамом. Истома сломила его настолько, что кровать казалась периной в безвоздушном пространстве, было тепло и тело, казалось, не весило вообще ничего, Вилле подумал, что если ни одна падла его не разбудит, он, пожалуй, проспит так до утра, бесстыдно и развязно развалясь на двухместной кровати и чуть не подвывая от кайфа, который доставлял его усталому телу этот бытовой комфорт. Ему было посрать, что он заснул в пять часов вечера и что выступление было только в шесть на следующий день, он был готов проспать все 24 часа. Хоть бы никакая падла о нем не вспомнила. Сглазил, конечно. Этим же самым вечером, правда позже, ближе к двенадцати, - когда Вилле уже проспал более шести часов, и более не склонен был убивать, Падла к нему опять постучалась. Вначале Вилле сделал вид, что не слышит. Потому что в этот раз он точно знал. Он шкурой чувствовал, кто там стоит сопит за дверью. Он мог бы поклясться, что он даже чует Бамов любимый одеколон. На свидание пришел, блядь, при параде. В выходном, небось, накрахмаленном белье. Начали стучать ногами и вопить. Он уже понял, что тут не отвертишься от долбоебов, поэтому нехотя встал, включил ночник, достал из сумки первые попавшиеся трусы, решил, что для долбоебов это максимальная форма одежды и открыл дверь с максимально нелюбезной физиономией. - Фпиф небофь? - спросил его подозрительно бодрый сэр Брэндон Коул Марджера, с четырьмя бутылками вина, по две в каждой руке, и с пачкой адерола в зубах. - Да, - сказал Вилле, - и тебе советую. - И фто, ты выгониф меня на улифу? - спросил Бам, - А фде ты фуфло фяф фупиф? (где ты бухло сейчас купишь, очевидно означало последнее). - Вино, амфетамин, в надежде ебаться, что-ли, пришел? - нелюбезно спросил Вилле, - а где, блядь, цветы? - Да фы их мне в фопу зафунеф (да ты их мне в жопу засунешь), - сообщил Бам, - А вино пофалеешь. А ты хорошо меня изучил, - мрачно согласился Вилле, - Ну, входи, дьявол искуситель, - мрачно сказал Вилле. - Фука, буфылки то вофьми, - возмутился Дьявол-искуситель. Вилле молча взял две бутылки, и засунул их по-хозяйски в свой минибар, охлаждаться, потом по-турецки сел на пол, и принялся задумчиво выковыривать из бутылки пробку выданным любезным персоналом гостиницы штопором, который эту пробку в принципе не выковыривал. - На, - сказал Бам и сунул ему нормальный штопор, проходя мимо. Хороший штопор он заботливо тоже взял с собой. - Сыпасиба, - сказал Вилле и едва не прослезился. Так о нем давно никто не заботился. - Вот, кстати, про спасибо, - сказал Бам - Джесс просил еще раз передать тебе спасибо... - Не за что...я очень люблю и уважаю твою семью дон Бэм, - сказал Вилле, ловко отворачивая новым штопором пробку семилетнего Бордо. - Если ты хочешь сказать, что спасибо не булькает, то я принес. - Я это понял. Тебе тоже налить? - уточнил Вилле. - Спрашиваешь, - удивился Бам, из вежливости делая вид, что обходит номер Вилле, не уделяя ни малейшего внимания маняще разобранной постельке и уделяя неадекватно повышенное внимание пейзажам на белоснежных стенах номера Вилле. Неизвестный автор морских пейзажей сроду не получал столько внимания, сколько получил от Бама теперь. - Ты типа мириться пришел? - беззлобно спросил Вилле Бама. Потому что он уже очень устал в своей жизни прыгать около, и решил, что может быть отныне будет лучше четко понимать сразу да- да, нет- нет. - Ну так-то да, - признался Бам, - но, ты это... блядь.... - Я не переходил на личности, - заметил Вилле. - Чта?! - удивился Бам. - Ничего, - уставшим голосом ответил Вилле, - я заебался объяснять всем свои шутки, давай просто признаем, что у меня нет чувства юмора. - Давай, - согласился Бам, - так будет проще. Вилле выразительно посмотрел на него. - У меня есть амфетамин, - сказал Бам, - я, как маленькая лошадка, привезла тебе счастье. - Да ладно? Бам сел рядом с ним на пол, так же, по-турецки, выдавил таблетку ему в протянутую руку. И заодно ставя на пол фарфоровые чашечки, которые стояли рядом с кофейным автоматом в номере, чтобы Вилле налил туда вино. - Демократия восторжествовала, - сказал Вилле с наслаждением отхлебывая из чайной чашки сухое красное вино, запивая им аддерал, - Как тебе удалось провезти аддерал через границу? - удивился он. - А у меня типа гиперреактивность, - хихикнул Бам, - мне это врач типа прописывает. - Надо же! - восхитился Вилле, - у меня тоже в школе диагностировали синдром гиперреактивности и дефицита внимания, но амфетаминов мне никто не прописывал. Дикая страна. Дикие люди. Совсем не то, что страны победившей демократии! - Это сейчас тоже был юмор? - на всякий случай уточнил Бам. Вилле фыркнул в кулак и промолчал. Тут очень не хватало Миге с его тонко настроенным глубоко историческим мировоззрением, охватывающем все нюансы античной истории построения демократии, в особенности в той части, в которой он делал вывод о том, что Соединенные Штаты Америки являются наследницей Римской Империи. Тишина повисла в номере, пока севший на пол напротив него Бам отхлебывал вино из чашки, словно горячий чай, причмокивая. Ему было совершенно насрать, что несет Вилле. Потому что он был рядом и он был относительно значительно более миролюбив чем во время их последней встречи. - Спасибо тебе, что ты так хорошо принял моего братца, ки-с-с-саа, - нежно прошептал Бам, - я не то что бы не ожидал, не пойми меня неправильно, но...я не ожидал... - голос его вдруг стал таким сладким-сладким, кошачьим кошачьим. Вилле только по голосу понял, что у него на уме. Впрочем, что-то в его коже отреагировало на этот голос огромными такими мурашками, испытывая от этого хорошо известный ему кайф, и он начал забывать, что он должен быть холоден и независим, и что у них только деловые отношения, и что что он его ненавидит, и что они посрались вусмерть. Или это так быстро начал действовать амфетамин? - Ноблис оближ, - холодно отрезал Вилле дохлебывая вино и доливая себе еще, - тебе долить? - Чего оближ? - коварно переспросил Бам, заставив Вилле расхохотаться от своей интонации. - Чего надо, то и оближ! - отрезал он. Настало время расхохотаться и Баму. - Да, пожалуйста, - сказал Бам, - вкусное вино. Или это просто с тобой оно становится особенно вкусным.... - Да, я типа как Извращенный Иисус. Тот превращал воду в вино, а я — превращаю отстои виноделия в вино. - Ну, это не совсем отстой, - обиделся Бам, - все-таки географическое наименование, семь лет... - Я не знаю, что значит это слово, но если ты мне что-нибудь оближ, то я буду не против. И не говори мне пойти на хуй, я пьян, я пойду. - Бами, перестань. Перестань, милый мой, - Вилле, наверное, больше жалел самого себя, говоря эту фразу, но Бама как подкинуло от этого обращения, он аж заплакал, сидя на полу, всхлипнул, и вытер лицо обеими руками. - Я не хотел, - выдавил он из себя наконец, - Мне просто было очень плохо без тебя. - Да? - удивился Вилле, высасывая свою чашку до упора, - и чего именно ты не хотел? Баму было насрать на язык Эзопа, на вежливость и иносказании. - Почему ты бросил меня? - Бам нашел свою долю жидкой храбрости в чашке из набора в номере Вилле для кофе и Бордо. Ну, не говоря о том пиве, что он употребил до. - Это не я это сделал, - сказал Вилле, - у меня бы яиц не хватило. - Почему тебя нет рядом со мной? - переспросил. Вилле расхохотался и взял лицо парня в руку. Сладострастно провел по двудневному небритому подбородку, который сделал бы фору его жалкой наследственности. Чтобы вырастить такую растительность ему бы надо было не бриться месяц. - Меня рядом с тобой нет, малыш Бами, - сказал Вилле очень ласково, - Малыш Бами, потому что для меня нет места рядом с тобой. - С чего ты это взял? - Мне так показалось. Бам мужественно достал вторую бутылку из холодильника, отпихивая эту в угол. Решительным чпоком вытащил из нее пробку своим цивилизованным штопором, и разлил. - Послушай, - Бам понял его слова как мог и внезапно очень расстроился, так, словно бы вдруг понял бы его без всяких слов, - пойми меня если сможешь. Ты сможешь? - Не уверен, - честно сказал Вилле, пока Бам разливал по новой, но, когда недолил, честно же добавил, - но я постараюсь. Бам долил. - Вилле. - Я душу продам за слово Вилле в таком акценте, - сказал Вилле и поднял чашу вверх. - Вилле. - Ну. - Вилле. - Что? - Вилле нам надо поговорить. - Не надо. - Почему. - Я устал был третьим лишним. - Я уже это слышал. - Так что ты здесь делаешь? - Лечу к тебе через океан, покупаю бухло и умоляю дать мне отсосать, - сказал Бам. И тот факт, что язык его заплетался только добавлял романтического оттенку его смыслу. - Да ладно. - Какая из частей моей речи тебя удивила? - Бам, я устал быть третьим лишним. - Вилле, я устал быть третьим лишним, - сказал Бам. - Еб твою мать, - Вилле не нашел слов, и, покачав головой допил вино, - ты о чем, блядь? - Я тебя люблю, блядь. Я душу дьяволу за тебя готов отдать. - Ария настоятеля собора Парижской богоматери. - Какой матери? - Божьей. Из мюзикла «Нотр Дам де Пари», - сказал Вилле. - Хватит быть гондоном, Вилле, это не решает проблемы. - Нет, напротив, только гондон и решает все проблемы, Бамчик. - Мы с тобой им не пользовались. - Ой только не это опять, - устало сказал Вилле. - Я и не об этом, - сказал Бам, - я хочу жениться на Мисси. - Я-то тут при чем? - Спросил Вилле умирающим голосом. - Она хорошая, - извиняясь, сказал Бам. Вилле кивнул. - Ты же хочешь жениться на Йонне? - спросил Бам. - Кто тебе слил? - удивился Вилле. - Никто, считай, я такой экстрасенс, - сказал Бам. - Ой, да идите вы все нахуй, - честно сказал Вилле. - Ты уже говорил мне идти на хуй, - сказал Бам спокойно, разливая дальше средство для смазывания душевных ран. - Да, ты мне за это разбил ебло, - сказал Вилле. - Я был неправ. - Оу. - Я просто недооценил предложение, ты знаешь. - ААооууу. - Виля. Опять ебучий Виля. - Бам, нам надо поговорить. - Я боялся услышать эти слова. - Бам я... - Я молчи, я... - Я молчу, - согласился Вилле. - Я только тебя люблю. Я никого так в своей жизни не любил как тебя. Я закрываю глаза, я вижу тебя. Я ебусь я думаю о тебе. - Как трогательно, - сквозь зубы сказал Вилле. - Если бы ты был бы бабой, я бы на тебе уже женился, - сказал Бам. - Ты уверен? - выразил определенный сарказм Вилле. - Да! - сарказм был погребен под юношеским энтузиазмом по техническим причинам не воспринимающим нюансов мозга. - Матерь божья, Бами, ради всего святого оставь меня в покое! Я еще не подумываю над операцией по смене пола. - Ты мне итак нравишься! - Господи ты боже ж мой, за что мне это все. - Вилле, я не могу себе позволить тебя. Эйп ждет от меня ребенка! Вилле аж вином подавился так, что оно у него из носа пошло. - ДРЕВНЕГРЕЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ! - откашливаясь прошипел он. - Своего внука, - Бам как обычно в свое же благо не понял юмора Вилле, и уже секунду спустя, Вилле был благодарен Богу, что это именно так. Он просто не мог отдышаться от хохота. - продолжения меня... - Бам, подожди, не части, дай мне отдышаться, - сказал Вилле, - итак, Эйп ждет от тебя ребенка, что я, признаться, всегда не то, что бы знал, но определенного рода подозрения у меня были. Бам не понял сарказма и продолжил: - И да, ей мало детишек Джесса, я не могу разочаровать так их всех, мою семью... - Если вы хотите разочаровать своих родителей, но к гомосексуализму душа не лежит — идите в искусство, - каменным голосом проговорил Вилле. - Ты не понимаешь. - Я все понимаю, - отрезал Вилле, - я даже понял первую сказанную тобой фразу так глубоко, как, возможно, ты никогда не поймешь. - Это какую? - Про царя Эдипа. - Какого царя? - Я говорил, ты не поймешь. Оговорочка по Фрейду. - Что такое Фрейд? - Убей меня. Куда я блядь вообще смотрел, когда с тобой знакомился. - Да, кстати, киса, и куда же ты смотрел? - переспросил Бам, внезапно воодушевившись. - Ладно, замнем эту тему, - сказал Вилле, поняв, что разговор принимает невыгодный для него поворот. - У меня хуй больше чем у Миже, - сказал Бам. - Блядь, Бам, это не та причина, по которой мы сошлись вместе! - А какая, блядь, была причина? Мои гениальные мозги? Вилле не выдержал и фыркнул в чашку с вином. Блядь, надо признаться, что это был очень сильный выпад. - Бам, не нужны мне никакие хуи. Вот они у меня уже где ваши хуи... - Вилле показал жестами. - Нашел себе ебаря с бОльшим хуем что ли? - подозрительно уточнил Бам. - Бам, понимаешь, нельзя все в жизни сводить к вопросу поиска хуя побольше. - Это ты сейчас кого в этом пытаешься убедить? - изумился Бам. - Засранец ебучий, - сказал Вилле. - Как его зовут? - А что? Тебе не терпится что ли? - Не терпится, - согласился Бам, - Как его зовут?! - Не твое дело! - Ах, так я был прав, и все дело только в этом? - Бам, мне не нужны никакие хуи. Никакие. С меня достаточно. - А чего ты тогда хочешь? - Ничего, - сказал Вилле, - я ничего не хочу. Я понимаю все твои проблемы, я так же люблю твою семью. Я не вправе разрушать ни их жизнь ни твою. - Но проблема в том, что я тебя люблю, - сказал Бам. - Это не проблема. У тебя много тех, кого ты любишь. Ты найдешь еще больше дальше, это просто у тебя мозги переклинило. - Вилле, не будь сукой. - Почему эта? - Просто не будь сукой. Вокруг тебя не меньше людей, которые хотят тебе отсосать. Которые только и ждут, пока ты снизойдешь до того, чтобы дать им доставить тебе удовольствие, и я знаю некоторых лично, а других просто знаю, но я иду на это, потому что я знаю, что Вилю хотят все, и это закон. Тот, кто не хочет Вилю, просто врет! - Да? Тогда почему я об этом не знаю. - И ты еще говоришь мне, что это я тупой? - искренне удивился Бам. - Да, ты прав, я тоже идиот, - согласился Вилле, отмечая что и его речь стала не такой четкой, как полагалось употребляющему британский литературный английский. - Ничего, я тоже на тебя не за мозги запал, - сказал Бам. Вилле должен был признаться, что за то время, что они не виделись, Бам превзошел самого себя в мстительном ехидстве, и вот-вот догонит его. Но он просто покачал головой. Молча покачал головой. - Послушай, у меня к тебе серьезное предложение, - Бам меж тем стал внезапно серьезен, - У меня контракт с МТВ на живое шоу с моей свадьбой, Анхоли Юнион . Там будут все, там будет Игги Поп, там... мы можем сыграть эту свадьбу вместе. - Вместе? - Ну я с Мисси, ты с Йонной — двойная свадьба, это будет офигеть что! Ты просто подумай, что это все снимет МТВ! - А что мне за это придется продать? Почку, душу? - поинтересовался Вилле. - Не неси ерунды. - Чего ты от меня хочешь, - спросил Вилле. - Всего, - сказал Бам. - А что ты мне дашь, - сквозь зубы с ненавистью спросил Вилле, - возможность иногда, когда ты будешь в Финляндии быть твоим домашним животным? - О чем ты говоришь? Я тебя не понимаю. У тебя какие-то ваши финские феминизмы, – сказал Бам. - Эвфемизмы? - переспросил Вилле. - Вот, да, они, - сказал Бам. Черт, это был очень нехороший признак, что Бам заставил его идиотически ржать над финскими феминизмами. Тепло слишком быстро захватило его изнутри, а это было ни к чему. Он уже мысленно лез к парню в штаны, представляя себе, как щекочет его язык эта трогательная щетинка на его лице. И он понимал, что Бам читает его похотливые взгляды ничуть не хуже, чем он его, стекленевшие на его бедрах и, порой, зачарованно медленно скользящими по его губам, когда он подносил к ним стакан, или облизывался после. Бам опять посмотрел на его губы с таким лицом, что у него аж все ухнуло внутри, так хорошо он знал этот мега-серьезный, почти сумасшедший и отчаянный взгляд маньяка, который аж рот приоткрыл, чтобы его кровеносная система в нужных местах снабжалась бы кислородом. У Вилле вся жизнь промелькнула под потемневшим зрением. Ну не вся жизнь, а половая, да и та не вся, но.......много что промелькнуло. Обтягивающие боксеры безусловно кое-что обрисовывали, и это точно было не в его пользу. Его повело. Он знал это чувство, он надеялся его больше не испытать при виде Бама, и тот Бам с которым они срались уверял его в том, что у него больше этого не будет при виде него. Но к нему пришел сейчас другой Бам. Совершенно другой, тот же самый милый мальчик, только с бороденкой. Так же томно пахнущий и так же сладко стелющий. Господи, он не будет таким идиотом, чтобы опять начать это все сначала. - Бам, милый Бам. Не обижайся на меня. Не обижайся на то, что я хочу тебе сейчас сказать. Если я скажу тебе что я не люблю тебя — я совру. Я люблю тебя, идиот. Я не могу контролировать себя, я тебя ненавижу. Но я люблю тебя. Ни к чему хорошему это все не приведет. Ты знаешь, что все твое окружение ждет от тебя другого. Я не знаю кто чего от меня ждет, мне кажется, всем на меня насрать, но я думаю, что я тоже не в силах еще так сильно разочаровать родителей с двух сторон сразу. Нам было хорошо. Но нам надо расстаться, пока еще это все живо. Просто надо расстаться и все. Мы с тобой режем хвост собаке по кускам. Я не хочу звучать мелодраматично, может быть выпивка поможет это смягчить. - Твое половое здоровье, - поднял рюмку Бам. Судя по мерзкой ухмылке на его лице, он пизданул что-то лишнее. Очевидно лишнее. - И твое, - чокнулся с ним Вилле, выпил до дна, и затянулся сигаретой, - слушай, ты же понимаешь, что мы не можем быть вместе. Мы пытались. И так, и сяк. Я провалился. - Знаешь, как это? – Бам остался на своей волне, - каждый раз, когда ты берешь в рот… - Да чо ты приебался-то? – изумился Вилле. - В смысле я беру в рот. - Ты берешь в рот, - повторил Вилле, меланхолично напомнил он, потому что это красиво так звучало, - я, кстати в курсе. - Сигарету. - Аааоооу… - Иди в жопу. Каждый раз, как я затягиваюсь, я чувствую у себя на губах твой поцелуй. Каждый, твою мать, раз. Я думаю о тебе, я чувствую, как твой блядский рот ласкает мой рот. Я каждый день думаю о тебе. Ты ведешь себя как гавно. Ты ни во что меня не ставишь. Я поставил тебя на пьедестал и служу тебе, а ты даже не снисходишь, чтобы подумать, каково это мне. - Я-то как раз и не снисхожу, - сквозь зубы сказал Вилле, снова затягиваясь сигаретой, - вот это поворот! - Ладно, я не за тем приехал. Ты можешь говорить сейчас, что угодно, я на это не поведусь, - сказал Бам поджигая сигарету. - Ебаться в рот! - восхитился Вилле. - Отличная идея. Заткнись и пошли лизаться. - Я пять дней не брился, неделю не мылся, отъебись, - сказал Вилле. - Ты был сегодня в бане, дебил. Да мне посрать, - честно сказал Бам, - хочешь, вон пойди, в оленьем говне изваляйся. Тут у нас в блядской Нарнии есть же олени? Ну значит есть и их гавно. Мне больно так, словно у меня пол-шкуры оторвали. Мне физически больно без тебя, и мне насрать, как ты меня ненавидишь. Меня это даже заводит. Спорим, тебя это тоже заведет. - Что? - Я буду тебя ебать, а ты будешь меня ненавидеть. - Блядь, ты знал, - сказал Вилле. - Я всегда догадывался, - сказал Бам, - что именно тебе в этом процессе нравится. - Секс такая сложная вещь, - сказал Вилле. - Не такая сложная, как ты думаешь. - Ну и иди ебись с теми, кто попроще. - В данном случае мне нравятся те сложности, о которых ты думаешь, - задумчиво сообщил Бам, - я бы даже тебе сказал, что именно тех сложностей, о которых ты думаешь, мне, возможно, очень и очень не хватает, если ты понимаешь, о чем я. - О, господи, Бам.. Вновь приобретенный гетеросексуализм Вилле пал. Опять пал. Пал, как Карфаген. Как Сиракузы. Как Александр Македонский под бедрами Гефестиона по мнению сочинений философов-киников. Он сидел на полу, Бам рядом, но Бам встал и обнял его тело поперек груди жарко сопя ему в ухо, другой рукой зажимая его член через трусы. - Пойдем в кроватку, киса, - скомандовал он. Исстрадавшееся от отсутствия нужного обращение тело Вилле решило исход этого вечера, а также всех его претензий за него. У него переклинило что-то от ладошки Бама там, на том самом месте, он внезапно отупел, и, если бы Бам попросил, переписал бы на него и квартиру. Очень сложно литературным языком без использования обсценной лексики описать то возбуждение, что он испытал. Думая об определенных конкретных сложностях. До кроватки они, впрочем, не дошли. Он сосал, его ебали, - настолько раскрывало художественный смысл происходящего, что можно было просто диву даваться, насколько. Может быть, если бы Бам был бы лучшим любовником в общепринятом смысле, это все даже не доставило бы ему удовольствие. Это все выглядело для него как наказание, которое он был готов принять, и ему было не важно от кого. Он бы даже может быть хотел бы принять это от кого-то еще более индифферентного ему. Опять всплывала та самая старая тема того, что отношения — это больно, любые заинтересованные отношения — это больно, чтобы получить истинный четкий, и идеальный сексуальный кайф, жизнь подсказывала, что надо найти человека, который будет тебе пофиг, и которому ты будешь пофиг, но проблема заключалась в том, что у него, при этом, должен был бы быть ротор, чтобы удовлетворять тебя. То есть, при всей индифферентности, у субъекта должен был быть стояк. Хотя бы ментальный, чтобы тебя удовлетворять. Этот секс с Бамом почти удовлетворил его по этой части. Он сосал его до остервенения, до того, что он сам выл и цеплялся руками за его голые бедра. Лишь бы ничего не коснулось бы его...этого самого. Того самого, что пульсировало, и что выдавало такие сигналы по телу, что ни один порнограф бы не отобразил бы. Он сосал, сходя с ума от возбуждения, от каждого собственного движения по гладкому обрезанному стволу. Он сходил с ума от возбуждения, касаясь еще большей поверхности кожи хуя, двигаясь все быстрее. Если честно, он мог бы кончить только делая это. Сколько разумных действий в своей жизни он мог бы совершить, если бы старательно отмытый обрезанный хуй, стоящий как его указательный палец, словно бы там была кость, не входил бы ему в рот сладострастно и не распалял бы его чресла надеждой на что-то большее. Это был момент, когда он переставал был человеком, и просто отчаянно делал, невзирая на честь и достоинство то, чего не хотел бы, но от чего кончалось так, что захватывало дух. Он отсосал так, что потом стоял посреди комнаты, на полу, со спущенными до полу труселями, взвывая от нужды, принимал хуй любовника через боль к мгновенному странному удовольствию, которое было за пределами понимания боли или восторга, когда у него горело так, что он насаживался на его хуй без малейшего опасения принести себе вред, потому что ему хотелось больше и больше - Выеби меня, - отчаянно выдохнул он. - Ой, Виля, ой, блядь, я уж думал я больше этого дерьма никогда не услышу в своей жизни больше не услышу! - счастливо укусил его за ухо Бам, сам хрипя и сопя как дорвавшийся до лакомства кабанчик, ласково прихватывая его член в руку и поддрачивая на себя, зная, что еще двух-трех его так давно желанных фрикций хватит, чтобы вылиться подло, но так приятно для себя в задницу его любовника. Слава богу, ему удалось закомуфлировать этот процесс, поскольку Вилле ровно в эту минуту отчаянно взвыл, смыкаясь мышцами на его хуе и отчаянно поддаваясь в его руку, чтобы тот дал кончить ему как следует, отдрачивая ему хуй и разбрызгивая так широко от души и щедро, как это возможно, по казенному ковролину. Только после этого после краткого нытья Вилле про ковролиновую болезнь, которая его не отпускала, и за которую он получил от Бама по жопе, они перебрались все-таки в кроватку, где после наконец-то обещанного отсоса, который Бам все-таки претворил, поддерживая его хуй в кулачке, облизывая каждое оказавшееся вдруг заботливо побритым яичко, забрасывая себе на плечо его ногу, пока сосал. Сжимал член, облизывал головку, в процессе понимая, что обмягший от предыдущей жесткой, но видимо такой удовлетворительной ебли, член его любовника вновь превращается в оптимистический хуй. Сосал его как сучка, постанывая, давясь, как дура, лишь бы увидеть, как он запрокидывает голову назад от кайфа и стонет. Ох, этот стон, этот голос, он мог бы слушать это вечно. Баму хотелось сосать ему еще минут сорок, просто, чтобы он изгибался под ним и вот так вот стонал. Вилле схватил рукой основание своего члена, подавившись стоном. Бам ласково облизал ему каждый пальчик и некоторые даже взял в рот. - Я сказал, что я хотел тебе отсосать, - сказал он, - это была не фигура речи, - с громким чмоком Бам выпустил изо рта его третий палец. Он плюнул на хуй Вилле, с блядским восторгом растирая это по поверхности его хуя, надрачивая его до полного, прекрасного в своей совершенной любовной архитектуре, завершенности. - Блядь, как же я хочу тебя, - стонал он, все усиливая и усиливая стимуляцию своим настойчивым кулаком. - Сядь на меня сверху, - прозвучало для него возбуждающим вызовом. Бам сел. Ну как. Ну то есть попытался пару раз не выронить глаза из орбит на нервах от боли с воплем, - БЛЯДЬ, ЗАЧЕМ ЭТО ВСЕ ЛЮДИ ДЕЛАЮТ! - Не все, - отрезал Вилле, - только упоротые идиоты. - Блядь, тебе тоже так больно?! - Ебаться в рот, какой приступ любви к ближнему, Бам, давай я буду тебя звать мать Тереза. - Чта? - Двигайся, сучка, так, как будто тебе это нравится, - мстительно сказал Вилле. - Ммм...а в этом что-то есть, я имею в виду в этой позе, определенно, что-то есть... - Заткнись. - Сам заткнись. Оу. АУ! Вилле схватил его член в руку и начал надрачивать в такт движению жопы Бама по его хую. - Блядь! - Да не ори ж ты так! - САМ БЛЯДЬ НЕ ОРИ, КОГДА ТЕБЯ ТАК! - восхищенно сказал Бам. - Я хочу, чтобы ты кончил на мне как я на тебе, без рук, милашка. - Я не смогу. Вилле усилил движение его бедер в жопе Бама. - БЛЯ! - Ты на верном пути, - сказал он. - Сууууу-кааааааааа......и его живот, и грудь увлажнились дополнительной любовной эссенцией. Ебучая любовь.