«Я праздную Рождество один»
Эта фраза, брошенная тобой вскользь, никак не желает уйти из моей головы. Не уходит из подсознания и твой образ, грустно уснувший за рождественским столом. Кружка пива выпала из твоих рук, и золотистый напиток мокрым пятном расползается по ковру. Ёлка так и не была наряжена, а камин давно погас. Печаль наваливается на меня тяжелым грузом. Ты говоришь, что привык, но я знаю, что тебе грустно. Вздрагиваю, когда Людвиг легко касается моего плеча, вытягивая из транса. Отвожу взгляд, он не должен видеть, что мне грустно. Никто не должен. Натянуто улыбаюсь и продолжаю вешать разноцветные шарики на зелёную красавицу. А ёлка и впрямь идеальна. Как и отношения с моим немцем. Настолько идеальны, что иногда даже подташнивает. Кажется, что мы уже знаем друг друга, как азбуку, и это угнетает. Мне всегда хотелось приключений на свою задницу, но в то же время быть под защитой. С Людвигом нарываться на неприятности становится все сложнее. Он опекает меня как дитя. С тобой все наоборот. Каждый раз, как я вижу тебя, в моей крови бушует адреналин. Ты опасен, и я не смею в этом сомневаться. Резкость прослеживается в каждом твоем движении, но со мной ты мягок. Был мягок. Твоя реакция на заявление Людвига о том, что мы окончательно съехались, была весьма странной. Я никогда не забуду, как сжались твои кулаки, а лицо на мгновение застлал гнев. Ты буквально вгрызся в Людвига взглядом, а он лишь спокойно, даже с долей превосходства, смотрел в ответ. Тогда я не понял, что происходит, а сейчас, кажется, догадываюсь. Пусть Людвиг и не распространяется на эту тему, но я все же не настолько глуп, как вы вдвоем привыкли думать. У Людвига звонит телефон, и он, нахмурившись, бежит одеваться. Конечно же, его опять зовут на работу. Неужели преступники не могут переждать рождество? Но на самом деле я этому даже рад, ведь теперь у меня нет никаких препятствий, и я могу «испортить» твоё одиночество.***
Я весело заваливаюсь на порог твоего дома, стряхиваю снег с волос и улыбаюсь. Ты хмуро смеряешь меня взглядом, а увидев в моих руках коробку с разноцветными шарами, вовсе застываешь в непонимании. Пользуясь моментом, я проскальзываю в дом. — Какого хера ты явился сюда? — рычишь ты, захлопывая дверь и нависая надо мной, словно грозный зверь. Я еле заметно вздрагиваю, но ставлю коробку на стол и разворачиваюсь, продолжая улыбаться. — Я тебя спрашиваю, — в стол, по бокам от меня, врезались белые ладони. Ты еще бледнее, чем обычно. Мало спишь? — Какого хера ты приперся?! Разве ты не должен радоваться жизни с моим братцем?! Ты кричишь на меня, показывая свою злость, но на самом деле ты растерян. От тебя пахнет пивом, но не сильно. Ты еще не опьянел. В сторонке лежит гора пластиковой тары, сердце съеживается в маленький комочек. Мало спит и много пьет. — Должен, — киваю я, — Но мне не хочется. Ты вновь недоуменно смотришь на меня и чуть отступаешь от стола, выпуская меня. Открываю кладовую и вытаскиваю оттуда искусственную ёлку. Местами она потрепалась, некоторые веточки почти отвалились, но меня она привлекает больше, чем та, что стоит дома. Да, она не блещет красотой, но в ней больше живого. Ставлю её посреди комнаты и начинаю вешать шарики. Они даже смотрятся здесь лучше, чем там. Я так увлекаюсь этим делом, что даже не замечаю, как ты подходишь и начинаешь наряжать елку со мной. Через некоторое время на твоем лице расцветает улыбка. Но она какая-то недоверчивая, и это меня пугает. Мы все так же молча готовим еду на стол, но как только я случайно роняю на пол рыбину, Гил очень долго и громко смеется. Не уставая подшучивать над моей неуклюжестью, мы заканчиваем все приготовления. Я почувствовал, как моё запястье крепко схватила рука Бальдшмидта, а после меня сжали в объятиях. — Не уходи, пожалуйста, не уходи, — ты чуть ли не плачешь, прижимая меня к груди, будто я и вправду сейчас уйду или вовсе растворюсь в воздухе, — Я напьюсь и буду звонить вам в квартиру, крича о своем Величии, если ты сейчас уйдешь. Понял?! — ты отстраняешь меня от себя, хмуро смотря в мои радостные, но в то же время полные слез глаза, и снова недоумеваешь. — Я и не собирался уходить. Я не дам тебе праздновать Рождество одному. Твое лицо озаряет счастливая улыбка, и ты вновь обнимаешь меня. С той же силой, ведь ты до сих пор не можешь поверить. Мы празднуем это Рождество как что-то самое светлое в нашей жизни. Забывая про все печали и заботы, наплевав на все и всех. Паста и гусь получились идеально, глинтвейн согревал сильнее, чем камин, огонь в котором плясал только ему ведомый танец. Часы бьют двенадцать, и меня вовлекают в поцелуй. Лучший поцелуй в моей жизни. От него не пахло чем-то сладко-приторным за километр. Это была живая страсть давно сдерживаемой любви. Пахнет корицей, вином и жизнью. Да, именно жизнью. Отбросив прошлое, мы начинаем новую жизнь.Жизнь, в которой нет места одиночеству.